Итальянский секретарь - Калеб Карр

– Я… я стараюсь, мистер Холмс. Я знаю, что вы желаете мне добра…

– Отлично, юная дама, отлично сказано. Может, у вашего ребенка и не будет отца, но зато у него будет мать, которая восполнит нехватку! - Мисс Маккензи, услышав это, даже слабо улыбнулась. - Теперь последует первое ваше испытание. Ясно, что оставаться здесь вам небезопасно. Вы должны спуститься вниз, в кухни, к тете, дяде и кузену. Они вам…

Зеленые шотландские глаза широко раскрылись:

– В ку… нет, мистер Холмс, не могу! Мне нельзя на тот этаж! Дядя с меня шкуру сде…

– Ничего подобного он не сделает, - ответил Холмс. - Мы пойдем с вами и расскажем вашим родным, как храбро вы себя вели, и как вы нам помогли в наших попытках развеять ужас, так долго царивший во дворце. Я говорил с вашим дядей, и я знаю, что он примет вас, узнав, что вы решили всеми силами противостоять Сэдлеру. И мы оба знаем, почему он так поступит, верно?

Немного подумав, мисс Маккензи неохотно кивнула:

– Верно, сэр. Это правда, у него есть причины ненавидеть Вилла. Но… почему вы думаете, что с вами не приключится того же, что постигло дядю Гэвина… мистера Хэкетта? Может, вам лучше просто пойти в полицию…

– К несчастью, это дело требует абсолютной секретности, поэтому нам некуда пойти. Но не бойтесь, нам помогут - завтра вечером мы с Ватсоном будем не одни, сюда явятся другие люди, наши знакомые, они гораздо надежнее и умнее любого полицейского - и, конечно, ваш дядя и ваш кузен нам тоже помогут. - Холмс поднялся с места. - Скажите только, что вы с нами - это тем более необходимо, что Вилл Сэдлер сюда вернется, - и я обещаю, что вы в какой-то степени загладите свою вину.

Он ждал ответа; прошло несколько долгих секунд; и наконец девушка выразила свое согласие чуть заметным кивком.

– Отлично, мисс Маккензи, отлично. А теперь идемте. - Холмс повернулся, чтобы возглавить движение к выходу; но тут же остановился, будто припомнив что-то. - Кстати, мисс Маккензи, вы, я полагаю, бывали в мастерской у Вилла-Верняка?

– А как же, сэр. Сколько раз.

– Это там он держит свою птицу?

Меня этот вопрос поверг в полное замешательство, но мисс Маккензи ответила не задумываясь:

– Верно, сэр. У него там столько всяких диковин…

– Не сомневаюсь. - Холмс вытащил из кармана карандаш и клочок бумаги и начал яростно рисовать. - А вы случайно не видели среди этих диковин примерно такое вот устройство?

Он показал бумагу девушке, и в ее глазах мелькнула искорка узнавания.

– Так вы тоже там бывали, мистер Холмс? Я не припомню, как эта штука называется, но ее нашли в замке, в одном сарае, тыщу лет назад. Вилл ее чинит уже сколько времени…

– В самом деле? - Холмс положил карандаш обратно в карман, а я помог девушке встать. - Что ж, мисс Маккензи, похоже, он ее все-таки починил…

Глава Х

Я часто упоминал, что Холмс никогда не раскрывал всех деталей расследуемого дела до момента развязки. (В ранние годы нашего знакомства я называл эту его манеру «недостатком», но впоследствии мне стало стыдно за свои слова.) Так что, выходя вместе с Холмсом в эдинбургский вечер, дабы вернуть мисс Маккензи под охрану родных, в комнаты слуг, я, как обычно, не понимал, что происходит, но смирился с этим. Как и предвидел Холмс, некогда омерзительный Хэкетт, увидев ее, стал совершенно другим человеком (к счастью, он закрыл отсутствующий глаз повязкой и не пользовался стекляшкой, которая ранее внушила мне такое отвращение). Он еще более переменился, когда выяснилось, что девушка цела и невредима, хотя слегка расстроена, нетрезва и нуждается в горячей ванне. Миссис Хэкетт рассыпалась в похвалах мне и Холмсу, говоря, что все они - все дворцовые слуги - гадали, придет ли время, когда кто-нибудь извне сделает то, на что никто из них не мог отважиться: раскроет позорные дела, что так давно творятся в западной башне. Подобные заявления могли бы показаться странными - но только тем, кто ничего не знает о жизни слуг в большом особняке (а трудно представить себе «особняк» грандиознее, во всех смыслах этого слова, королевского дворца). А те, кто знает это, знакомы и с типичным страхом потерять место (и еще хуже - получить плохую рекомендацию, с которой потом больше никуда не устроиться), и с тем, что эти страхи порой играют на руку ловкачам, строящим на них грандиозные аферы: злоупотребления, кражи, или, как в нашем случае, хитро задуманную, приносящую немало денег мистификацию. И, как намекала мисс Маккензи и открыто сказал Холмс, в больших особняках доверие между слугами и хозяевами - очень тонкий механизм; стоит испортиться одной детали - и, возможно, всю машину придется заменять целиком. Потому-то Хэкетт никогда никому не рассказывал, что творится во дворце вообще и в западной башне в частности.

Холмс, конечно, не ограничился догадками о масштабах разложения среди обслуги Холируд-Хауса; Хэкетт тоже каким-то образом узнал об этом, и слегка ослабил свою подозрительность, пусть совсем немного и лишь на время; так ему было легче радоваться, что племянница вернулась невредимой. Но то, что понимали дворецкий и детектив (хоть и не говоря об этом), стало известно мне значительно позже; а пока я сосредоточился на нашем продвижении к огромному каменному утесу, называемому Замковой скалой, на котором возвышались массивные стены и каменные казармы великой древней Эдинбургской крепости. Путешествие наше началось с того, что Хэкетт и его, по всей очевидности, отважный сын Эндрю проводили нас к дворцовым воротам: парочка по настоянию Холмса пообещала нам распорядиться, чтобы женщины семейства в ту ночь не только закрыли все окна и двери, но и надежно заперли их. Что же до самих Хэкетта и Эндрю, они согласились стоять в карауле у ворот внутренней ограды до нашего возвращения в готовности впустить нас обратно либо отразить любое нападение противника - смотря что случится раньше.

– Вам тут не нужно опасаться, мистер Холмс, - храбро вымолвил Хэкетт. - У нас в караулке ружей полно, и на мой один глаз приходится два у Эндрю, а он, хоть и дитё еще совсем, с полусотни шагов зайцу глаз вышибет.

– Превосходно, Эндрю! - объявил Холмс. - Стало быть, глаз негодяя сложности для вас не представит. - Светлокожий юный гигант от похвалы залился румянцем, после чего улыбнулся; Холмс же подступил к нему поближе - в глазах его горела сугубая серьезность. - Я не шучу, мальчик мой, - если Виллу Сэдлеру вздумается сегодня сюда вернуться, вы должны будете его отпугнуть; а если он не уйдет, лучше будет всадить пулю ему в голову, нежели подпускать его к вашей кузине. Настолько страшную судьбу он ей готовит - насчет этого могу вас уверить.

Кожа юного Эндрю при этих словах обрела привычную свою бледность, и парнишка еле выдавил в ответ:

– Слушаюсь, мистер Холмс. - Однако духом он все же воспрял, когда Холмс хлопнул его по плечу.

– Не страшитесь, - сказал мой друг. - Если бы я хоть единый миг сомневался в вас, я никуда бы отсюда не ушел. Но в семействе вашем я успел подметить некую ретивость и знаю, что вы более чем достойно выполните задачу. - Эндрю еще раз улыбнулся - с непоказной благодарностью и восхищением, а Холмсу никаких иных доказательств больше и не требовалось. - Итак, Ватсон! - объявил он, развернувшись и быстро зашагав к западным воротам внутренней дворцовой ограды.

Я ободряюще улыбнулся Хэкетту и его сыну и направился следом за своим другом; однако не успел я отойти, как Хэкетт ухватил меня за руку.

– Только про осторожность не забывайте, доктор, - молвил он. - Уйти отсюда - еще не все. «Дудка и барабан» - берлога Вилла Сэдлера, а он - чистый волк в собачьей стае.

Замечания Холмса в поезде обидели меня как военного человека, и я вновь ощетинился, услышав предположение, будто британские солдаты кинутся на защиту негодяя Сэдлера; однако искренность на лицах Хэкетта и Эндрю пригасила мое негодование, и я поблагодарил обоих, после чего припустил за Холмсом.

Эта краткая торопливая прогулка прервалась лишь раз, когда взор мой остановился - вновь, похоже, почти против моей воли - на западной башне дворца, этом едва ли не хранилище всего зла Холируд-Хауса, нынешнего либо минувшего; и признаюсь, я не мог отвести глаз от пагубных башенок, шаг мой вновь замедлился, а разум обратился к измышлениям.

Действительно ли мы охраняем семейство Хэкеттов от самых кошмарных дворцовых угроз, советуя этим людям забаррикадироваться в древних стенах? И не помогаем ли мы на деле этой твари, поистине нашему злейшему врагу, отдавая четыре невинные души на ее загадочную милость?

Этот неожиданный миг ужасающего сомнения оказался, хвала небесам, краток: Холмс окликнул меня из-за ворот, и я бегом кинулся на зов, а едва мы оказались в извилистых переулках столицы (Холмс не рискнул даже в десять вечера показаться на открытом пространстве Хай-стрит, которая шла прямой дорогой к замку), мой друг стал нарушать тишину, нарочито и неустанно насвистывая. Я слушал, как звук отражается от булыжной мостовой и каменных стен, и лишь через несколько минут понял, что мой друг исполняет ту самую мелодию, которую напевал мнимый призрак во время нашего визита в покои королевы Марии. Я как раз собирался напомнить Холмсу, что он толком умеет воспроизводить мелодии только на скрипке; но тут до меня дошло, что я знаю эту музыку.