99 Франков - Фредерик Бегбедер

– Попробуй перейти в 12 на 4.

– Нет, надо сменить резкость, поставь-ка мне 8 на 14.

Мы с Чарли сжираем все, что подносит официант: жевательную резинку – простую и надувную, мороженое с сыром, гамбургеры с лососиной, резинку-на-сырном-мороженом-в-гамбургерах-с-лососиной-из-курятины-под-соусом-сасими. Вдруг, как-то незаметно, наступает половина девятого, и Энрике перестает улыбаться.

– Нэбо весь бэлий, я не могу снимать при такой погода!

Наш клиент особо напирал на то, чтобы небо выглядело ярко-синим, а тени – контрастными.

– Сто делать?! – утешает себя Энрике. – Эсто есть свет Господен!

В ответ Чарли величественно изрекает:

– Значит, Господь – паршивый оператор.

Белую дымку в небе почти невозможно будет изменить при перегоне. Если снимать как есть, потом придется подкрашивать ее, кадр за кадром, на «Флейме», а это удовольствие стоит 40 штук в день. Но делать нечего, мы завтракаем еще, и еще, и еще раз, ожидая, пока рассеется туман. TV-продюсерша рвет на себе волосы и названивает парижскому страховщику, чтобы выбить из него «Weather Day». Мне же, наоборот, вся эта суматоха только на руку: распрощавшись с коксом, я жру с утра до вечера.

Тамара, Чарли и я ходим всюду вместе неразлучной троицей. Здешние америкашки без конца пристают к нам с вопросом:

– Are you playing а «Любовь втроем»?

Целое утро мы дуем пиво «Corona» и хохочем без передышки. Окружающие, все поголовно, влюблены в Тамару: еще бы, девчонка огребает 10000 евро в день именно за то, чтобы вызывать у самцов такую химическую реакцию. Бородатые техники носят каскетки и кабели, переговорники верещат в пустоту, осветители горестно взирают в небо, мы намазываемся солнцезащитным кремом – может, хоть он привлечет к нам солнышко. От окружающей действительности нас заслоняют черные шторы – или шоры? – существенно урезав нам обзор. И на хрена сдался нам этот Майами, если тут нет солнца!

– Нужно следить, чтобы в кадр не угодили пальмы: надеюсь, вы не забыли, что действие якобы происходит во Франции. Иначе придется потом доснимать тополя и буки.

– Браво, Октав, спасибо тебе, благодетель, вот и ты хоть на что-то сгодился. Одна эта подсказка с лихвой окупила твой билет в оба конца!

Чарли балагурит, но вид у него озабоченный. С самого утра он ходит вокруг да около, явно не решаясь заговорить со мной. Ага, наконец-то сподобился:

– Слушай, Октав, мне нужно кое-что тебе сообщить. Видишь ли, у нас в агентстве грядут серьезные перемены.

– Спасибо, мне это известно. После кончины КД может случиться все что угодно.

– КД и так означает «кончина директора», это тавтология.

– Ты еще смеешь острить по поводу самоубийства любимого начальника?

Тамара заливается смехом, но Чарли уже взял разбег, и теперь его не остановишь.

– Ты заметил, что нашего друга Джефа не было в Сенегале?

– Да, и когда я констатировал сей прискорбный факт, мне тут же захотелось бросить все и мчаться к нему в Париж. Прямо и не знаю, как это мы выжили без него целых четыре дня.

– Кончай зубоскалить! Мне-то известно, где он был, этот Джеф, пока мы резвились на солнышке. Представь себе, наш дорогой коллега успел за это время смотаться в Нью-Йорк и выпросить себе место Президента Филиппа у главных шишек «Росса».

– Что ты несешь?

– То что слышишь. И надо сказать, этот прохвост все разыграл как по нотам: заручился поддержкой Дюлера и пригрозил, что, если во французском филиале не сменить руководящие кадры, заказу от «Манон» хана. И знаешь, что они ему ответили, эти шишкари?

– Go fuck yourself, Jef?

– Как же, держи карман! Америкашки обожают таких вот молодых, зубастых и ушлых, которые вышибают кресла из-под стариков; они сами обучают этому будущих акул бизнеса в своих Гарвардах и вестернах с Джоном Уэйном.

– Нет, постой, может, ты меня разыгрываешь? Ну признайся, ты все это выдумал?

Однако Чарли хмуро грызет ноготь; что-то он не похож на шутника.

– Друг мой Октавио, ты по уши зарылся в свой дурацкий роман и уже не видишь, что творится вокруг.

– Ах, скажите пожалуйста! Уж чья бы корова мычала! А кто у нас с утра до вечера гуляет в Интернете, откапывая похабные картинки?

– Ты глубоко не прав – я просто исследую свою эпоху. Да, кстати, напомни мне показать тебе фильм про девяностолетнюю хрычовку, которая лакомится собственными какашками. Но шутки в сторону: ты видел, как они все бесились на семинаре? Так вот, очнись и слушай: Джефа должны назначить ПГД «Росса» вместо Филиппа, а Филипп возьмет на себя общее руководство европейским сектором, то есть будет сидеть и надувать щеки. Его назначат почетным председателем или еще каким-нибудь почетным дерьмом в этом роде.

– ДЖЕФ – НАЧАЛЬНИК АГЕНТСТВА??? Но ему даже тридцати нет, это же малолеток, дитя несмышленое!

– Может, и дитя, но очень даже смышленое, когда речь идет о карьере. В общем, добро пожаловать в двухтысячные годы, уважаемый коллега: грядет эра тридцатилетних ПГД. Они такие же сволочи, как и пятидесятилетние, только выглядят свежее и получают меньше. Недаром же американские акционеры ставят на Джефа: он прикрылся самым жирным заказом агентства и попал в яблочко. Но сам он скинуть Марронье не мог, ты следишь за моей мыслью?

– Мать твою… значит, Марк покончил самоубийством, потому что знал, что этот юный ублюдок собирается его выпереть?

– Конечно. И главное, он боялся, что мы все в сговоре против него.

Небо по-прежнему было затянуто дымкой, но это еще не причина, чтобы оно рухнуло нам на голову.

– Постой, я, наверное, недослышал… уж не хочешь ли ты сказать, что Джеф назначает нас креативными директорами?

– Угадал. Джеф звонил сегодня утром и предложил нам с тобой эту должность. Тридцать тысяч евро на рыло плюс орграсходы, оплаченное жилье и служебный «порше».

Тамара усмехается:

– Октав, лапочка, для парня, который спал и видел, чтобы его выгнали, это более чем шикарная приманка, разве нет?

– А ты, жалкое существо, заткнись, сделай милость!

– Ты прав, дорогой, это ведь вы креаторы, а я всего-навсего ваша креатура.

– Очень остроумно, – прерывает ее Чарли, – а теперь помолчи-ка, цыпочка. Отныне ты имеешь дело с двумя КД. Усекла разницу?

– Эй, не гони картину! Я пока еще не согласился!

– От такой прэдложений не отказиваются, – бросает Энрике; похоже, вся съемочная группа уже в курсе того, о чем не знал, не ведал один я.

И вот именно этот момент солнце выбрало, чтобы прорвать облака и засиять внаглую.

4

Можно подумать, Тамара всю жизнь разыгрывала комедию; впрочем, если подумать, так оно и есть. Ремесло call-girl обучает актерской профессии куда лучше, чем школы театрального искусства. Она удивительно свободно держится перед камерой. Она обольщает объектив и заглатывает йогурт так жадно, словно от этого зависит вся ее жизнь. Никогда еще она не была так ослепительна, как в этом фальшивом средиземноморском саду, перенесенном во Флориду.

– She's the girl of the new century! – торжественно объявляет местный технический директор девице, снимающей «making of».

Я сильно подозреваю, что он хочет, во-первых, представить Тамару Джону Касабланке из «Элит» и, во-вторых, затащить ее к себе в постель. Или, что не исключено, в обратном порядке.

Мы завоевываем чужую землю перед тем, как завоевать ее информационное пространство. Кампания по раскрутке «Мегрелет» продлится до 2004 года, реклама будет повсюду: на щитах, на автобусных остановках, на страницах женской прессы, в местах продажи и дегустации, на стенах домов, на пляжных конкурсах, в местных новостях и раздаваемых на улицах листовках, на интернетовских сайтах и «гондолах», в предложениях возврата денег за покупку данного продукта (по предъявлении кассового чека). Тамара, ты станешь вездесущей, мы сделаем из тебя эмблему лидера обезжиренных йогуртов на всем шенгенском пространстве!

Мы попиваем «Cape Cod», беседуя с гримершей об Эспине. Мы встречаем нескольких драных кошек (этой кличкой мы наградили тощих потаскушек, рыскающих по Вашингтон-авеню в поисках героина). Мы изображаем умирающих перед домом Джанни Версаче: падаем наземь, корчимся, а довольные туристы взапуски щелкают фотоаппаратами. Мы срываем и наматываем на себя белые шторы «Делано-отеля»: Тамара становится Шехерезадой, а я добрым привидением Каспером. Все окружающие настолько заражены нарциссизмом, что занимаются любовью исключительно с самими собой. Какой день в Майами можно назвать удачным? Тот, где треть времени уходит на скейтборд, треть – на экстази и треть – на мастурбацию.

Съемочная площадка: газон снова пожух на солнце. Чтобы вернуть ему прежнюю изумрудную свежесть, декораторы уже в который раз обрызгивают его питательным красящим раствором. Сегодня вечером на Линкольн-роуд проводится матч борьбы drag-queens: на ринге для кетча трансвеститы будут рвать друг на друге парики. «Нет ничего, что и вправду нам было бы дорого», – поет Мадонна (у которой здесь имеется весьма не дешевый домик). Впрочем, она верно излагает проблему. Я люблю Тамару и люблю Софи; зарплаты креативного директора с лихвой хватит на содержание их обеих. Но не стану же я принимать предложение, которое полностью противоречит началу романа, где моею собственной рукой начертано: «Я пишу эту книгу, чтобы заставить моих шефов уволить меня». Или уж тогда нужно исправить эту фразу так: «Я пишу эту книгу, чтобы добиться прибавки к жалованью». Тамара прерывает мои философские раздумья: