Только ждать и смотреть - Елена Бочоришвили

– Извини, – сказал я.

– Извини, – сказал Марк.

Я сел рядом с ним.

– Понимаешь, в Грузии нет геев… – начал я.

– Ах, секс в СССР! – махнул рукой Марк. – Я думаю, что ты еще маленький, не обижайся, тебя просто так воспитали. Нам говорили то же самое, когда я был маленьким. Мой отец, знаешь, никогда не позволил себе признаться… Мы были уже взрослыми людьми и ничего не понимали… Он даже записки не оставил… В гараже…

– Я тебя очень любил, когда был маленьким, – вдруг сказал я.

Может, это и не было сущей правдой, ведь у меня в детстве было много пап, но в тот момент я так чувствовал, вот и сказал.

Почему я запомнил первые дни и даже месяцы своего пребывания в Канаде лучше, чем все последующие годы? Ведь ничего особенного не происходило, я редко выходил из дома и мало рисовал. Не было массы новых впечатлений: я впервые увидел небоскреб где-то через месяц по приезде, а на экскурсии по городу не был до сих пор!

Солнце всегда было на небе, вот в чем секрет. Наверное, Марк действительно “заказывал” для меня погоду. Была осень, дело шло к зиме, воздух был холодный, хрустальный, и солнце не грело, только светило, светило без конца. Канадцы говорят – indian summer, а по-русски – бабье лето.

– Солнце протягивает мне свой луч, – сказал Марк, когда мы шли с ним по улице Дюроше, – я держусь за него, как за древко флага.

Разве я мог сомневаться, что Марк – мой отец?

Я запомнил все эти долгие светлые дни потому, что я никогда еще не был так пронзительно, так глубоко, так по-настоящему счастлив. Я ехал с войны, а здесь был Марк с его причудами и бесконечными разговорами, и его знакомые старички, а потом и старушки, которые все понимали без слов. Ни один из них – даже те, что хотели бы, чтоб я не приезжал вовсе, как, например, Эмма-Эммочка, – не спросил меня: когда ты уезжаешь? Они будто чувствовали, что возвращаться мне некуда.

Конечно, мой случай частный и не похож на другие, но я думаю, что каждый человек счастлив там, где нет войны.

– Шапиро, – объявлял Шапиро по телефону.

– Здравствуйте, – отвечал я.

– Вы ничего не придумали?

– Что именно?

– Надо же что-то делать! Ваша виза скоро закончится!

Вот уж кто не витал в облаках и не страдал отсутствием здравого смысла! Мы с Марком как-то забыли о том, что наша встреча не может продолжаться вечно и что часы не перестают тикать, поет об этом кто-нибудь или нет.

Наконец Шапиро не выдержал и явился к нам в гости. Он уже помирился с Марком после очередной ссоры. Он беспрестанно обижался – мог не простить Марку, что тот оставил еду на тарелке: “Если вы не были голодны, зачем вы пришли со мной в ресторан?!”

– Нам надо поговорить, – объявил он с порога после обычного “Шапиро”, которое было его приветствием, и прощанием, и “алло”.

Мы поднялись наверх, в комнату, где у нормальных людей зал, гостиная, диванная, столовая, а у Марка просто бедлам. На полу по-прежнему лежал развернутый портрет Лили Лории, который мы с Марком старательно обходили, боясь наступить, хотя пару раз…

– Какая маленькая машина! – воскликнул Шапиро. – Что это? “Фиат”? – Его не интересовала блондинка и секс-бомба, что сидела за рулем.

Я ответил на вопросы о том, сколько стоит советская “лада” и что такое “черный рынок”, “по знакомству” и “под столом”. Шапиро выслушивал ответы и говорил “Знаю!”, получалось, что я зря объяснял. Он действительно очень многое знал, как и все они, мои “русскоговорящие” старички. Но их знания о Союзе были отрывочными, будто им предоставили какой-то предмет на ощупь в темной комнате, а они пытались этот предмет представить. Хорошо хоть не писали диссертаций!

– У вас есть специальность? – спросил Шапиро.

– Я окончил Академию художеств!

– Это неважно! Что вы умеете делать?

– Я умею рисовать! Меня сравнивали с самим Александром Орловским! “Бери свой быстрый карандаш, рисуй, Орловский, ночь и сечу!..”

– Кому это нужно? – невозмутимо спросил он.

– Не знаю, – откровенно ответил я.

– Вам надо найти работу, иначе вас не оставят, – объявил Шапиро. – Что Марк об этом думает?

Но разве я уже решил остаться в Канаде навсегда?

В это время Марк зашел в дом. “Прощай – до сви-да-ни-я!” – и поднялся к нам.

– Он лучше выглядит, – обратился к нему Шапиро, указывая на меня. Я вдруг стал прозрачным, перестал существовать. Шапиро совершенно забыл, что я умею слышать и понимать. Он продолжал: – По-моему, Сандро немного отошел, начинает приходить в себя.

– Он реже кричит во сне, – согласился Марк и посмотрел на меня. – Не волнуйся, мне это совершенно не мешает!

– Нам надо сделать ему статус, а то его вышлют! – заявил Шапиро в своей обычной категоричной манере.

“Нам”! Он сказал – “нам”! Я услышал это и понял. У меня, как и в детстве, теперь было несколько пап.

И вдруг голубые волосы хлестнули меня по лицу. Эмма Берг, которую нужно было называть “Эммочка”, потому что так называла ее в детстве русская “мамочка”, заявила: “Я не хотела, чтоб вы приезжали!” Но деваться было некуда: я уже приехал. Я стоял перед ней во весь свой чемпионский рост в Монреале, на улице Дюроше. Ветер трепал ее короткую челку. Глаза из синего льда были немного печальны. Она была восхитительно красива, пока молчала. Потом ее рот начал трескаться, собираться в складки, плиссироваться вокруг крошечной дырочки и стал походить на…

– Марк дома? – спросила Эмма-Эммочка.

Я не ответил, потому что остолбенел: я вдруг увидел, как слова, вылетая, разбивают Снежной Королеве губы-льдинки, и рот начинает неотвратимо походить на…

– Я не хотела, чтоб вы приезжали! У Марка столько своих проблем, только вас ему не хватало!

– Марк дома, – наконец ответил я. И подумал: “…На анус! Ее рот похож на дырку в жопе осла!”

Я пропустил ее вперед – о самый благоухающий анус в мире! – и мы стали подниматься по лестнице вверх. Она шла медленно, у Марка было время натянуть брюки.

– Я так рада, что Сандро приехал! – пропела она. Я опять остолбенел и не вымолвил ни слова. – Марк, я тебя поздравляю с приездом сына! – И она расцеловала его в обе щеки.

Эмма Берг не верила, что я сын Марка. Что-то ничего не было слышно целых двадцать два года! Подумаешь, сообщили из Международного Красного Креста: вас разыскивает сын! Какой сын? О чем вы говорите? Звоните моему адвокату! А Марк сразу ответил: “Да!” Сумасшедший! Эммочка наводнила слухами всю мою новую семейку. Иногда она вылавливала меня дома одного и забрасывала вопросами:

– Так ваша мама певичка?

– Певица!

– И она живет сейчас с мужчиной?

– С мужем!

– Да-да, вы мне говорили, что у вас там… где это – Грузия? Раша, одним словом… нет бойфрендов! М-м-м… Так как же вышло, что они не были расписаны с Марком? Значит, все-таки для “некоторых” существовали бойфренды?

Иногда она настолько доводила меня своими расспросами, что я сбегал. Вдруг извинялся и уходил в мансарду без воздуха и сидел там, пока не остывал. Не мог же я броситься с кулаками на женщину, даже если она этого усиленно добивалась. Я больше не считал ее красивой: только и ждал, пока она выпердит слово. Я не хотел ее рисовать! Это Зак Полски меня уговорил. Ему нужен был весомый аргумент в переговорах, подарочек с покупочкой. Он надеялся, что ее портрет растопит сердце Берни, мужа Эммы, как раз того, что надевал костюм и бабочку в три часа ночи и шел на работу в свой шикарный офис на двадцатом этаже небоскреба, откуда были видны дома аж за рекой Сен-Лоран. И тогда Берни, который состоит в советах нескольких музеев, поможет Заку пристроить арт-коллекцию в какое-нибудь “приличное заведение”. “Музеи отбиваются от подарков, у них не хватает людей, чтобы за всем следить, да и места. Ну кто сегодня ходит в музеи, умоляю вас? Одни туристы!” Зак сам брался уговорить Эммочку мне позировать: “Вы же не попросите ее раздеваться?”

Нет, я только попрошу ее молчать!

И она согласилась: “Да!” Пожалуйста, сколько угодно сеансов! Неограниченное количество возможностей застукать Марка Окли в трусах.

Ко мне на сессии уже выстраивалась очередь.

Между тем приближалось первое “первое число”, а я еще не знал, что этой даты нужно бояться. Зак Полски назначил мне встречу в своем клубе – “там есть бассейн, знаете ли, и сауна, и полно старперчиков для ваших портретов, молодым наш клуб не по карману. Ресторан, скажем, не ахти, официантам не хватает резвости, но покушать можно, и если повезет с погодой, то мы будем сидеть на свежем воздухе”, – но потом вдруг позвонил и сказал, что встречу надо перенести. А я уже так надеялся, что удастся поплавать! Заку, оказывается, необходимо быть в синагоге.

– Вы религиозный? – простодушно спросил я.

– По субботам, – простодушно ответил он. – Все остальное время религией занимается Иван Иванович Иванов.

– Кто это – Иван Иванович? – удивился я.