Цирк - Алистер Маклин

Директор оборвал себя и посмотрел на троих спутников полковника, которые не выразили ни малейшего желания отойти в сторону.

— Это ваши люди, полковник?

— Какой я невнимательный! У меня совсем вылетело из головы…

Сергиус представил Ринфилду своих подчиненных. Директор, в свою очередь, представил доктора Харпера, сидевшего рядом с ним во время представления.

Ринфилд продолжил:

— Я как раз собирался сказать, полковник, что хочу пригласить вас и ваших людей ко мне в кабинет выпить по рюмочке вашего национального напитка.

Сергиус ответил, что он полностью в распоряжении директора. Все выглядело очень сердечно.

В кабинете Ринфилда одна рюмочка превратилась в две, а потом и в три. Получив разрешение хозяина, Николай все время щелкал затвором, не забыв сделать по крайней мере дюжину снимков улыбающейся и протестующей Марии, которая в момент появления гостей сидела на своем рабочем месте.

— Полковник, не хотите ли познакомиться с кем-нибудь из наших артистов? — предложил директор.

— Вы просто читаете мои мысли, мистер Ринфилд! Должен признаться, что я подумал об этом, но не осмелился попросить… Я уже достаточно злоупотребил вашим гостеприимством…

— Мария! Пройдите по артистическим уборным и спросите артистов. — Ринфилд назвал девушке несколько имен, — не будут ли они любезны зайти ко мне, чтобы познакомиться с нашим высоким гостем.

В последние несколько недель директор приобрел свойственную жителям Центральной Европы цветистость выражений.

Через несколько минут познакомиться с высоким гостем пришли Бруно и его братья, Нойбауэр, Кан Дан, Рон Робак, Мануэло, Мальтиус и еще несколько человек. За исключением Ангело, который довольно сдержанно поздоровался с Каном Даном, все вели себя очень мило, и неумеренные восхваления были приняты с преувеличенной скромностью.

Сергиус недолго пробыл в кабинете директора — он ушел почти сразу же после того, как его познакомили с артистами. На прощание они с Ринфилдом обменялись любезностями и выразили надежду на скорую встречу.

На улице полковника ждал большой черный лимузин, в котором сидели водитель в полицейской форме и рядом с ним — темноволосый человек в темной одежде. Проехав совсем немного, Сергиус велел водителю остановиться и дал какие-то инструкции переодетому полицейскому, которого он называл Алексом. Алекс кивнул и вышел из машины.

Вернувшись в отель, полковник спросил Кодеса и Ангело:

— Удалось ли вам сопоставить их голоса с теми, что записаны на пленке?

Оба закивали головами.

— Отлично. Николай, сколько тебе понадобится времени, чтобы проявить пленку?

— Чтобы проявить? Не больше часа. Но чтобы отпечатать, потребуется гораздо больше времени.

— Отпечатай мне только снимки Ринфилда, Харпера, этой девушки — кажется, ее зовут Марией? — и ведущих артистов.

Николай ушел, и полковник сказал:

— Ты тоже можешь идти, Ангело. Я тебя вызову.

— Можно ли узнать цель этой вылазки? — спросил Кодес.

— Можно. Я как раз собирался тебе об этом сказать, потому и отослал Ангело. Он мой верный пес, но не следует перегружать его мозг всякими сложностями.

Бруно и Мария гуляли, впервые взявшись за руки, по слабо освещенным улицам города и оживленно разговаривали. Метрах в тридцати за ними незаметно следовал Алекс с ненавязчивостью человека, за долгие годы практики научившегося не привлекать к себе внимание. Он замедлил шаг, когда идущая впереди парочка вошла в дверь с неразборчивой неоновой вывеской.

В полутемном кафе было дымно из-за горевшего в камине резко пахнущего бурого угля (температура на улице приближалась к нулю), однако довольно уютно и удобно, особенно если заранее запастись противогазом. Народу было немного. У стены сидели Мануэло и Кан Дан, причем первый пил кофе, а возле второго стояли две литровые кружки с пивом. Свое ставшее легендой пристрастие к пиву Кан Дан объяснял тем, что этот напиток необходим ему для поддержания силы. Так или иначе, количество выпитого никогда не влияло на его выступления.

Бруно поздоровался с друзьями и попросил извинения за то, что не может к ним присоединиться. Кан Дан ухмыльнулся и ответил, что они ничего не имеют против. Бруно провел Марию к столику в углу. Через несколько секунд в кафе не спеша вошел Робак, приветственно махнул рукой и присоединился к Мануэло и Кану Дану. Трое друзей перебросились несколькими словами и стали сначала неторопливо, а затем все более энергично исследовать содержимое своих карманов. С того места, где сидел Бруно, могло показаться, что их разговор превратился в обмен колкостями и взаимными упреками. В конце концов Робак нахмурился, сделал решительный жест, словно отвергая что-то, и направился к столику, за которым сидели Бруно и Мария.

— Подайте милостыньку бедному Робаку, — уныло произнес он. — Ни один из нас не удосужился проверить, есть ли у других деньги. Как оказалось, у нас с собой ни цента. То есть тысяча центов у нас есть, но мы сомневаемся, что здесь принимают доллары, а Кан Дан отказывается мыть посуду в уплату за ужин. Если бы это мои друзья попали в беду…

Бруно улыбнулся, достал кошелек и протянул Робаку несколько банкнот. Приятель поблагодарил и ушел. Бруно с Марией заказали по омлету.

Алекс, дрожавший от холода на тротуаре, дождался, пока молодым людям подадут еду, перешел через улицу и вошел в телефонную будку. Кинув в щель монетку, он набрал номер и сказал:

— Алекс.

— Да?

— Я проследил за мужчиной и девушкой до «Черного лебедя». Они только что начали есть, так что еще некоторое время пробудут в кафе. Прежде чем пройти к своему столику, они поговорили с двумя мужчинами за другим столом.

— Вы уверены, что следите за нужными людьми?

— Полковник, у меня же есть фотографии. Как только они уселись, вошел еще один мужчина. Некоторое время он сидел с первыми двумя, потом подошел к этому Бруно. Похоже, занял денег. Во всяком случае, я видел, как банкноты сменили хозяина.

— Вы знаете хоть одного из этой троицы? — спросил Сергиус.

— Нет, сэр. Но одного из них я бы узнал и двадцать лет спустя. Настоящий великан, я таких здоровущих никогда не видел. Он даже больше, чем Ангело.

— Мне нетрудно догадаться, кто это. Возвращайтесь обратно. Нет, подождите. Постарайтесь, чтобы вас не было заметно из кафе. Я пошлю Владимира и Юзефа вас сменить. Я сам их проинструктирую. Вы лишь укажите на нужных людей. Машина подъедет через несколько минут.

Тем временем Мария спросила Бруно:

— Что случилось?

— А что может случиться?

— Вас что-то беспокоит.

— Вы правы. Слишком быстро приближается решающий день. Осталось около недели. А вы бы не беспокоились, если бы вам нужно было попасть в этот проклятый «Лубилан»?

— Дело не только в этом. Вы как-то отдалились от меня, стали холодным, равнодушным. Я сделала что-то, что вам не понравилось? Или сказала что-то не то?

— Не говорите глупости.

Мария положила ладонь на руку Бруно.

— Ну прошу вас!

— Это проявление нежных чувств? Или чего-то большего? Или чего-то другого?

— Зачем вы меня обижаете?

— Я вовсе не хочу вас обидеть. — Его голос прозвучал не слишком убедительно. — Вы всегда играете какую-то роль?

Девушка убрала руку. На ее лице были написаны боль и смущение.

— Не могу понять, что я такого сделала или сказала. И не сомневаюсь, что вы хотите меня обидеть. Вам вдруг захотелось меня обидеть. Почему бы тогда не ударить меня, прямо здесь, при людях? Тогда бы вы смогли заодно задеть и мою гордость. Я не понимаю, просто не понимаю. — Мария отодвинула кресло от стола. — Я сама найду дорогу.

Теперь пришла очередь Бруно взять ее за руку. Трудно сказать, что это было: любовь, влечение или просто попытка удержать Марию. Бруно сказал:

— Я и сам хотел бы.

— Хотели бы что?

— Найти дорогу. — Он посмотрел на девушку, слегка изогнув брови. — Вы давно работаете в ЦРУ?

На лице Марии вновь появилось смущение.

— Почти четыре года.

— Кто назначил вас заниматься этим конкретным делом?

— Доктор Харпер. А почему вы спрашиваете?

— Я думал, это сделал человек, называющий себя Чарльзом.

— Он меня и назначил. Но мою кандидатуру предложил доктор Харпер. Он очень настаивал, чтобы именно я отправилась в это путешествие.

— Могу поклясться, что так и было.

— Что это должно означать?

— Мои поздравления доктору Харперу. У него безупречный вкус. Кто такой Чарльз?

— Просто Чарльз.

— У этого «просто Чарльза» есть фамилия.

— Почему бы вам не спросить его самого?

— Он мне все равно не скажет. Я надеялся на вас.

— Вы же знаете, нам не положено разглашать подобные сведения.

— Ха, мне это нравится! Я рискую ради ЦРУ своей дурацкой жизнью, а они не доверяют мне даже такую немудреную информацию. Я-то надеялся, что хотя бы теперь уже могу доверять вам, а вы можете доверять мне. Похоже, я ошибся — во второй раз, между прочим. Вы готовы послать меня на смерть, но не готовы сказать мне даже это. Вера, доверие, верность — это ведь великие ценности, не правда ли? Или были таковыми. Похоже, в наше время от всего этого не много осталось.