Медовый месяц взаперти - Мелисса Джеймс

– Я хочу доставить тебе удовольствие, mee numara, – прошептала Амбер, лаская мужа с трогательной невинностью. – Мой тигр, покажи мне, как… как сделать тебя счастливым.

«Как другие женщины прикасались к тебе?» Харун понял, что скрывается за ее словами, но не мог поверить в то, что она ревнует его.

– Ты и так постоянно радуешь меня.

– Значит, ты не вернешься к ней.

Это был не вопрос, не мольба, а требование. Амбер хотела, чтобы муж принадлежал ей целиком. Это было очень важно для нее, и некий ледяной комок, о существовании которого Харун не подозревал, стал таять в его груди.

Она действительно любит его, и настало время объяснить ей все.

– Тебе нечего бояться, Амбер. И раньше нечего было бояться. – Голос Харуна дрогнул, потому что он не привык делиться своими секретами. – Знаешь, Баджа означает «радость». Фади называл так Рафу – женщину, которую любил, – и ей это нравилось. Наима – дочь Фади, моя племянница. Я никогда не прикасался к Бадже; я видел в ней только свою невестку. Вообще-то несколько месяцев назад я очень удачно выдал ее замуж, и она счастлива, хотя, конечно, никогда не забудет Фади.

– Это правда? У тебя нет другой женщины? – спросила Амбер.

Лед в душе Харуна таял так быстро, что это испугало его, но Амбер была откровенна с ним и заслуживала такой же откровенности.

– И не было никогда. Я в жизни не нарушал данные мной обещания. И брачную клятву – в том числе. Когда ты лежишь рядом со мной в постели, я удовлетворен. И если бы сейчас в эту комнату вошли пятьдесят прекрасных женщин, я даже не взглянул бы на них, потому что ты отняла у меня все силы.

Харун был утомлен, удовлетворен и невероятно счастлив. О чем ей беспокоиться? Она невероятно требовательная и страстная любовница.

– Никаких других женщин!

И снова это был не вопрос. Амбер предъявляла свои права на него. Ни одна женщина никогда так много не требовала от Харуна. Ее настойчивое желание обладать им пробудило в нем такую же жизнь, как и в ней. Амбер в постели не была холодной и гордой принцессой. Он был счастлив, что стал наконец ее любовником.

– Пока ты со мной, в моей постели, я не буду смотреть на других женщин, – поклялся Харун.

С подавленным стоном Амбер прильнула к нему, и они мгновенно забылись в нестерпимо блаженном знойном дурмане.

Весь день они провели в постели. И не потому, что им больше нечего было делать, а потому, что влечение друг к другу было непреодолимым. Иногда Харун задумывался над тем, наблюдает ли за ними кто-нибудь, но Амбер начинала ласкать его, и он моментально забывал обо всем.

Позже, еще раз получив удовлетворение, Амбер встала, завернувшись в простыню, и потянула полог, закрывавший кровать.

– Харун, я знаю, как мы можем убежать отсюда, – тихо сказала она, приложив палец к губам. Кивнув, Харун придвинулся поближе к ней. – Издавай такие звуки, будто мы занимаемся любовью, – шепнула Амбер.

Озадаченный, но не желающий спорить с ней, Харун тихо застонал, потом громко вскрикнул. Сразу же послышались тихие шаги, будто кто-то отходил от двери. По-видимому, стражам был отдан приказ не вторгаться в интимную жизнь пленников.

Кивнув, Амбер взмахнула рукой, приказывая повторить все сначала.

Харун продолжал издавать чувственные стоны, а она тем временем достала что-то из прикроватной тумбочки – в темноте он не мог разглядеть что – и воткнула это «что-то» в штору. Затем Амбер прошептала ему на ухо:

– Это одна из шпилек, которые они мне дали. Если мы немного их изогнем, то получатся булавки.

– Ты хочешь сделать для нас тоги из штор? – поинтересовался Харун, едва сдерживая смех. Тем не менее он был заинтригован.

Амбер кивнула. Лицо ее было очаровательно озорным.

– Когда мы были маленькими, то играли в портних. Я испортила столько штор и простыней, что слуги пожаловались на меня, и отец стал покупать различные ткани. Я одевала своих сестер служанками или принцессами. Сама же я, конечно, всегда была Агриппиной или Клавдией. – Затем улыбка исчезла с ее лица. – А оставшиеся шторы мы свяжем с простынями.

Столь простой и блестящий план привел Харуна в замешательство, как и знание имен римских императриц. Амбер действительно любит историю!

– Глубокой ночью, да? – спросил он.

Амбер снова кивнула:

– Ты пойдешь первым, потому что шансов благополучно добраться до земли у тебя больше, чем у меня, а я в это время буду издавать соответствующие звуки. – Амбер прильнула к нему, и он застонал, а она, вздохнув, прошептала его имя. – Следом спущусь я.

Харун покачал головой:

– Сначала ты.

– Нет, – настаивала Амбер. – Ты весишь больше меня, а шторы долго не продержатся. Я не спортсменка, и, возможно, начну паниковать, когда они начнут рваться. Но если ты уже будешь на земле…

– Я смогу поймать тебя, – подхватил он, увидев смысл в ее словах.

– Ты можешь убежать, – не унималась Амбер. – Ты важнее меня, ты должен жить. Я не вынесу, если тебя ранят или поймают… – Затем она снова простонала: – О, моя любовь, да…

Эти слова Амбер не раз повторяла в постели, но сейчас они чрезвычайно взволновали Харуна. Ведь она собиралась пожертвовать собой ради него, потому что ценила его выше себя. Это было подобно удару в солнечное сплетение.

Неужели она говорит серьезно?

– Амбер… – вздохнул Харун. – Хорошо, я спущусь первым, но лишь потому, что смогу поймать тебя, а также потому, что ты стонешь громче, чем я, во время… ай…

Улыбнувшись, Амбер толкнула его локтем, и он тихо рассмеялся. «Цель достигнута», – подумал Харун. Амбер отвлеклась. Это было глупо, но он хотел, чтобы она была счастлива даже в этот, возможно, последний их день.

Что касается похитителей, Харун больше не злился на них. Он получил благодаря им бесценный дар. Каким же он был слепым целых три года, если не смог разглядеть за холодной внешностью Амбер такую жаркую страсть, такую мужественную душу!

Но сейчас надо идти вперед.

– Значит, мы сделаем это сегодня ночью. Мы сможем добраться домой, – решительно проговорил Харун.

Помолчав несколько секунд, показавшихся ему вечностью, Амбер ответила:

– Да. Отлично.

Взглянув на жену, он нахмурился, уловив нерешительные нотки в ее голосе.

– Ведь это твой план, Амбер. Почему ты колеблешься?

Она покачала головой:

– Это глупо.

– Объясни: что?

Помолчав, Амбер слегка пожала плечом, и он понял, что она неосознанно копирует жест, за которым обычно он прятал свои эмоции.

Амбер опустила глаза. Харун ждал.

– Вон там, – тихо сказала она, показав на окно, – все сразу изменится. У тебя есть обязанности, есть работа. А у меня ничего нет.

Она подняла голову, и он взглянул на ее лицо – такое прекрасное, такое печальное, что ему захотелось прижать Амбер к себе, поцеловать ее и заверить, что все будет хорошо и ничто не в силах их разлучить. Однако в данных обстоятельствах Харун не мог гарантировать ничего.