Загадочная история Рэйчел - Кейт Уолкер

— Более чем доволен. — Улыбка Габриэля была неторопливой и теплой. — Ты должна знать, что стала звездой. У тебя выдающийся, огромный талант. Я специально пригласил тебя сюда, чтобы ты своими глазами увидела, как продаются твои работы.

Только для этого? Рэйчел почувствовала неприятный укол: какая-то часть ее сердца — слабая и глупая — надеялась на нечто большее.

Факс Габриэля и его короткий телефонный звонок содержали лишь деловые обоснования ее поездки в Нью-Йорк. И только сейчас Рэйчел призналась себе, что мечтала о другом, более личном к ней интересе.

— Но это не единственная причина, по которой я пригласил тебя.

— Не единственная?

Он словно прочитал ее мысли — она не смогла подавить душевный всплеск, глаза у нее сияли восторгом, когда она подняла голову.

— У меня для тебя две новости: одна личная, другая по работе. Работа в первую очередь — у меня есть для тебя заказ, совершенно особый заказ.

Пища, которая только что казалась вкусной, внезапно превратилась в пепел.

— Заказ? — повторила она, пытаясь придать голосу нотку энтузиазма. — Расскажи.

— Не сейчас.

Его улыбка была загадочной и дразнящей.

— Сначала немного о тебе. Что ты делала в последние двенадцать месяцев — не считая работы, конечно? В твоей жизни появился мужчина?

Боль с новой силой ударила ей в сердце.

— Неужели твои шпионы не рассказали тебе? — бросила она, от всей души надеясь, что он примет боль в ее глазах за вызов.

— Не шпионы, Рэйчел, — успокоительно проговорил он. — И они сообщают только о бизнесе. Мои… источники ничего не рассказывают о твоей частной жизни.

— А, так ты ничего не знаешь об очередях поклонников, выстроившихся перед домом лишь для того, чтобы умолять меня поужинать с ними?

Рэйчел попыталась изобразить игривую беззаботность.

Габриэль поднял на нее глаза, и странная полуулыбка слегка скривила ему губы.

— Могу в это поверить, — спокойно отозвался он.

— Можешь?

Она надеялась, что появление официанта отвлечет его мысли от этой волнующей темы, но, едва они остались вдвоем, Габриэль вернулся к тому, на чем остановился.

— Ты как будто удивлена? Что удивительного в том, что ты — я в этом уверен — притягиваешь взоры мужчин? Но я о другом хотел спросить: есть ли среди них один, особый мужчина?

Инстинкт подсказал Рэйчел, что в вопросе провокация.

— Один эксклюзивный любовник? — уточнила она беззаботным тоном. — Не могу утверждать. Во всяком случае, нет ни одного, на ком бы я оставила свой окончательный выбор.

Ему что-то не понравилось в этом ответе. Но что? Слово «любовник» или явная двусмысленность: из ответа вытекало, что у нее десятки поклонников — или ни одного.

Правда была в том, что она пыталась, действительно пыталась. За месяцы, прошедшие после их последней встречи, она принимала почти каждое приглашение на свидание. В попытках выбросить Габриэля из головы она побывала во множестве мест со многими мужчинами. Все было тщетно — ни один из них не мог даже приблизиться к ее идеалу и никто не сможет.

— Думаю, я продолжу играть на этом поле.

Мрачная гримаса исказила его лицо, и он яростно вонзил нож в бифштекс.

— Тебе стоит быть осторожной, Рэйчел…

В противовес действиям его слова стелились мягким шелком, но в потемневших глазах мелькали зловещие огоньки, и Рэйчел была начеку, готовая ответить на малейшую угрозу.

— Такой стиль жизни нельзя назвать ни мудрым, ни полезным для здоровья. А твой талант слишком дорог, чтобы его так бездарно растрачивать.

Талант. Это слово жестоко хлестнуло ее, вновь выведя из равновесия. Неужели он будет жалеть только о ее таланте?

И с чего он взял, что может вот так, безнаказанно, уйти из ее жизни, как сделал это год назад, а потом совершать набеги в полное свое удовольствие? Еще и жить учит!

— Я живу, как считаю нужным, Габриэль, — сдавленно проговорила Рэйчел. — И не твое дело…

— Неразборчивость в связях никогда не считалась похвальной, — решительно вставил Габриэль.

— А лицемерие? — взвилась Рэйчел. — Что-то, дорогой братец, это сильно напоминает мне спор горшка с чайником — на ком больше сажи (Английская поговорка: «Горшок чайник винит: больно сажей ты покрыт». — Прим. ред.). Скажи-ка, ты по-прежнему меняешь женщин как перчатки?

Ей не нужно было объяснять, что она имеет в виду, — эхо давней боли все еще звучало в ней, хоть прошло уже больше пяти лет.

— Я совершенно точно знал, что делал!

— А я — нет?

Рэйчел не волновало, что ее слышит уже полресторана, — она была вне себя. Пусть хоть весь ресторан слушает, ее интересует лишь этот человек напротив нее за столиком.

— Тебе было только девятнадцать.

Наконец-то и он почувствовал себя неуютно.

— И не было мозгов в голове? Так не на тебя ли ложится ответственность за то, что произошло между нами?

Он даже не моргнул. Его невозмутимость скручивала ей нервы в тугой узел.

— Поверь мне, я живу с этой ответственностью и с горькими сожалениями о случившемся все пять с половиной лет.

С сожалениями. Да, он знает, как вонзить нож в сердце, загнать поглубже и старательно повернуть в ране.

— Мне надо было сразу понять, что ты напилась…

— Напилась! Оказывается, все дело в шампанском!

Так вот оно что — он сожалеет о том, что переспал с ней, а не о том, что сделал после! Эту горькую правду ей было уже не снести. Та единственная, самая счастливая, невероятная их ночь — он и ее готов растоптать!

— И ты вовсе не пользовался своим преимуществом взрослого перед?..

— Преимуществом!

Его тон оставался спокойным, но Рэйчел ощутила перемену: скулы его побелели, резко обозначились складки вокруг рта. Однако ее уже было не остановить.

— Так как же мы это назовем? Ты сам признал, что я была маленькой — и безмозглой. А ты — всем известно — собаку съел на этом деле. Небось книгу мог бы написать о тонком искусстве заставить женщину делать то, что тебе надо.

— Ты в этом уверена? — Теперь в каждом его слове сквозила угроза. — И на какой же странице этой книги ты находишь себя? Кто тебя заставлял? Если не ошибаюсь, ты действовала более чем добровольно. Ты сделала первый шаг, ты толкала меня. Я дал тебе полную возможность сказать «нет». Ты ею не воспользовалась.

— Конечно, не воспользовалась. Потому что…

Рэйчел застыла на полуслове — она едва не проговорилась.

Потому что я люблю тебя — чуть не сорвалось с ее уст. Она уже была готова открыть ему сердце, поведать о своей самой драгоценной тайне, выставить ее на обозрение этих циничных глаз, подвергнуть презрительному осмеянию.