Социология власти. Теория и опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах - Валерий Ледяев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Третья группа проблем заключается в нахождении оптимальных методов изучения власти. В 1950-1960-х годах велись очень интенсивные дискуссии относительно предпочтительности тех или иных методов определения структуры власти в общности. Будучи инструментом исследования, методы одновременно стали и его предметом[105]; при этом многие дискутанты признавали, что именно выбор метода более всего влияет на результаты исследования и его основные выводы. К 1970-м годам острота полемики снизилась по мере совершенствования самих методов и признания целесообразности использования их в комбинации[106].
Наконец, четвертая группа проблем касается нормативных аспектов распределения власти: насколько обнаруживаемая структура власти соответствует нормативным идеалам либеральной демократии, которых придерживалась основная масса исследователей? Сами по себе эти вопросы обычно не фигурировали в качестве самостоятельных целей и задач исследования, но фактически подразумевались[107]. Пояснение замысла исследования и обоснование его актуальности обычно опирались на указания их релевантности основной проблематике исследования власти в демократических странах, а выводы исследования интерпретировались в контексте сопоставления с набором традиционных характеристик демократических политических систем. Как и во многих других аспектах исследования власти, здесь наблюдалось довольно жесткое размежевание между различными школами: марксисты и элитисты были значительно критичнее в своих оценках демократичности городских политических систем, по сравнению с плюралистами. Нормативный ракурс имеет место и в современных исследованиях власти, отражаясь в оценках тех изменений, которые наблюдаются в городской политике под влиянием глобализации, перехода от government к governance и др.
Исследовательский интерес к этим четырем группам тесно взаимосвязанных проблем (тем) в изучении власти в городских сообществах, четко обозначившийся уже в исследованиях 1950-х годов, в значительной степени сохранился и в более поздних исследовательских практиках. При этом исследование отдельных аспектов власти становилось более детальным и комплексным. Например, наряду с ранжированием лидеров и организаций, исследователи посчитали важным рассмотреть сравнительные возможности и ресурсы влияния целых институциональных секторов [Miller, 1970]. Вместе с изучением структуры власти (конфигурации наиболее влиятельных субъектов) внимание исследователей привлекли также правила и нормы политической конкуренции и участия в политике [Agger, Goldrich, Swanson, 1964], различные формы конфликта и консенсуса между основными акторами городского сообщества [Gamson, 1966а: 71–81; Warren, Hyman, 1968: 407–424], специфика лидерства и потенциал отдельных ресурсов власти [Nutall, Scheuch, Gordon, 1968: 349–380] и др.
В 1960-1970-е годы, особенно в результате «компаративной революции»[108], проблематика исследования власти была несколько изменена и расширена. Наиболее емко изменившуюся проблематику исследования сформулировал Т. Кларк: «Кто правит, Где, Когда и с Какими результатами?» [Clark, 1968а: 5]. Коррекция проблематики эмпирического исследования власти была обусловлена прежде всего тем, что исследователи постепенно пришли к вполне естественному выводу о многообразии паттернов властных отношений в городских сообществах. В связи с этим «основной вопрос власти» стал менее претенциозным: «Кто правит в данном городе?» Ученые постепенно отказывались от экстраполяции полученных результатов и выводов на другие городские сообщества[109], а исследования были переориентированы на выявление степени плюралистичности политического процесса в изучаемых городских сообществах [Presthus, 1964; Agger, Goldrich, Swanson, 1964; Miller, 1970; и др.]. С помощью различных индикаторов (конфигурация наиболее
влиятельных граждан и политических организаций, степень их влияния на принятие решений, эффективность политического участия, уровень партийной конкуренции и др.) исследователи стремились определить характер структуры власти тех или иных городских сообществ, их место на шкале элитистско-плюралистического континуума.
В связи с этим особое значение приобрело изучение факторов, определяющих характер и специфику властных отношений в конкретных городах. В их числе: размер городского сообщества, сложность социальной структуры и экономической системы, уровень промышленного развития, активность профсоюзов и организованность рабочего класса, наличие крупных собственников, проживающих за пределами города, структура городского управления, политическая культура, а также внешние факторы (влияние структур власти более высоких уровней, национальные особенности). Изначально конфигурации переменных заметно различались, но по мере развития сравнительных исследований они существенно сблизились. Спектр исследований, проведенных в 1960-1970-е годы, был довольно широк – от простого сравнения результатов отдельных исследований до обобщения результатов исследовательских проектов в большом количестве городов по единой методике. Хотя результаты обобщений, как уже отмечалось ранее, во многом не совпадали, между этими переменными были выявлены эмпирические зависимости (связь), на основе которых выстраивались рабочие гипотезы. При этом были предложены классификации факторов по степени их влияния на структуру власти в городских сообществах[110].
Изменение проблематики исследований было связано и с появлением новых подходов к изучению власти. В марксистских исследованиях в центре внимания оказалась связь городской политики с классовыми отношениями и функционированием центральных экономических, политических и идеологических институтов современного (буржуазного) общества. Поэтому в проблематике исследования одно из центральных мест занимал вопрос о степени зависимости местной структуры власти от функционирования капиталистического государства в целом. Другой важной темой стало выявление механизмов воспроизводства и поддержания господства капиталистического класса, обеспечивающего реализацию его основных интересов. По сравнению с другими направлениями в изучении власти марксисты более фокусировались на стратегических выгодах, получаемых правящим классом в результате осуществления городской политики, которые обусловлены не только преобладанием их представителей на арене принятия решений, но и действием структурных преимуществ, заложенных в социальной системе. Наконец, в повестку марксистских исследований нередко включались вопросы, касающиеся возможностей, движущих сил и перспектив изменения структуры власти – как на уровне городских сообществ, так и в обществе в целом. Роль структурных факторов в механизме власти и возможности противодействия сложившейся системе господства стали предметом специального внимания и исследователей, опиравшихся на так называемые многомерные концепции власти (П. Бахрах, М. Барац, М. Кренсон, Дж. Гэвента).
Расширение проблематики исследования проявилось и в том, что сама структура власти стала рассматриваться как независимая переменная, влияющая на результаты городской политики. Хотя исследователи и ранее так или иначе касались вопросов, связанных с оценкой результатов деятельности властных структур, все же их основной интерес фокусировался на самом характере властных отношений, а не их последствиях для развития городского сообщества. Почему одни города успешно достигают поставленных целей, а другие менее успешны? Как характер распределения власти влияет на эффективность городского управления, выбор управленческих приоритетов, практики использования ресурсов, систему предоставления общественных услуг и другие важные аспекты городской жизни? Этим вопросам уделялось все большее внимание в эмпирических исследованиях власти. В сфере исследовательского интереса оказались направления и программы городского развития, налоговая политика, развитие инфраструктуры, услуг и другая деятельность местной власти (см. [Clark, 1968/: 22–23; 1985: 437–455]). Изучение результатов и последствий функционирования структуры власти стало не только важной частью традиционных исследований распределения власти в городских сообществах (community power studies), но и одним из основных направлений общего анализа городской политики (urban policy analysis)[111]. При этом характер изучения связи между властью и результатами городской политики во многом зависел от методологической ориентации исследователя. Теория элит акцентировала внимание на характеристиках лидеров, их происхождении, социализации и т. д., в плюралистических интерпретациях на переднем плане оказывался анализ ресурсов различных групп, их влияние на осуществление власти.
Рост интереса к данным проблемам был обусловлен прежде всего общим изменением акцентов в изучении городской политики – от преимущественно философского и (или) институционального анализа к исследованиям политики как политического курса (policies). Как отметил Дж. Уилсон, «кто правит?» – это интересный и важный вопрос. Однако еще более интересным и важным представляется вопрос: «Какая разница в том, кто правит?» (см. [Hawley, Wirt, 1974b: 260]). При этом изучение результатов политической деятельности и последствий принятия тех или иных решений помогает лучше объяснить и саму структуру власти, поскольку оба аспекта тесно взаимосвязаны. Наконец, имели место и прагматические мотивы: исследования власти требуют существенных ресурсов, а те, кто ими обладают и финансируют исследователей, более заинтересованы в изучении практических аспектов и возможных социальных изменений, и их, разумеется, меньше волнуют проблемы демократической теории и методологии социальных наук.