Точка Экстремума (СИ) - Фаррон Эйрин

Андроид еще не знал, что сильно заблуждается на этот счет. Он не подозревал, что все, увиденное им за прошедшие дни в Экстремуме, было лишь верхушкой происходившего в городе, картинкой, за которой прятались действительно опасные вещи. Он не знал, что люди, киборги и андроиды часто исчезали даже средь бела дня, а после никогда не возвращались и больше их никто не видел. Не знал, что за исчезновениями стоят мелкие преступники, которых корпорации Экстремума, занимающиеся нелегальными поставками органов и кибернетических имплантов на черные рынки, использовали для самой грязной работы.

И уж тем более не подозревал Ретт о том, что когда-нибудь и сам может стать жертвой этой индустрии.

— 009. Тени в переулках

Жизнь андроида на Экстремуме отсчитывала дни, с течением времени становившиеся все более и более однообразными. Когда он только приехал, все казалось ему в новинку, новая работа и быт, отличный от корабельного, отвлекли его от назойливых мрачных мыслей. Он почти перестал видеть сны о своем мглистом прошлом, почти прекратил попытки вспомнить, кем он был до «чистки».

У этого был и плюс: Ретт совершенно забыл о головной боли. Она возвращалась теперь лишь изредка, после особенно напряженной кражи данных в компании ребят Сиса.

Вергилий продолжал подкидывать своему агенту задания, но их сложно было назвать трудными, и Ретт даже однажды едва не спросил, когда уже начнется настоящая работа на капитана «Афелия».

Кроме становящейся все более невыносимой скуки, андроиду было не на что жаловаться.

Вылазки с командой Сиса в «синтетику» и прогулки по городу давно приелись, и Ретт все чаще возвращался мыслям к тому, что заботило его на «Афелии»: собственное происхождение, секрет Гмар-Тиккуна и таинственный красный кулон, который андроид никогда не снимал с шеи.

Шатаясь по улицам Экстремума, он сотни раз видел Искателей. Их отличали ярко-голубые одежды из блестящего нейлошелка, поблескивавшего в тусклом свете улиц. На одежде обязательно сверкала эмблема — треугольник, вписанный в круг с восемью лучами.

Однажды Ретт остановился и долго слушал, как группа Искателей распевает свои псалмы. «Гмар-Тиккун, — заунывно тянули они, — рай, где каждому дается по желаниям его, яви свой светлый мир…».

Некоторые из этих страждущих не могли позволить себе одежду из нейлошелка, но священные золотистые эмблемы были нашиты на крошечные обрывки такой ткани, притороченные к бортам и рукавам грязных рваных курток. А совсем бедные малевали голубые пятна на своих кибернетических конечностях, а сверху дорисовывали кривыми линиями золотые символы.

А еще все эти люди оказывались киборгами. У многих вместо потерянных органических конечностей не было даже имплантатов: вместо них из культей торчали проводки и тонкие опустевшие трубки, по которым когда-то циркулировала синтетическая кровь.

Омерзение, презрение, раздражение.

Именно эти эмоции охватывали Ретта, когда он видел Искателей. Жалкие оборванцы, стремящиеся к беззаботной жизни, и не желавшие ничего для этого делать. Отверженные, отбросы. Они отравляют собой общество Экстремума, навязывая ему безумные идеи о том, что благополучие может быть без страданий и без труда.

И все же они были нужны городу. Они были тем слабым лучом надежды, который заставляет работяг-людей просыпаться по утрам и тащиться на свои фабрики, биофермы, в цеха. Стоять там смены по двенадцать часов, работать на вредных и опасных производствах. А ночью, засыпая в своем крошечном капсульном мирке, думать о райских кущах Гмар-Тиккуна, который ждет каждого из них.

Секта Искателей была запрещена на Экстремуме, как противоречащая главному закону города — трудись за вознаграждение. Но вот они, ее последователи, открыто ходят по улицам, молятся и поют свои песни, набирают новых членов. Разумному существу нужно что-то запретное, что-то большее. Иначе оно теряет и без того иллюзорную идею, будто его существование имеет смысл.

Внимательный гражданин мог бы заметить, что число Искателей не растет: часть из новоприбывших исчезает навсегда уже через неделю после присоединения к секте.

Ретт с трудом отвел взгляд от молящихся и потряс головой. Откуда брались эти странные мысли? Он не знал историй этих несчастных киборгов-инвалидов, но уже заклеймил их отбросами.

Идея эта была липкой, обволакивала разум, проникала в него сквозь узкие поры сомнений. И тогда Ретту начинало казаться, что она — вовсе не пришлая, а всегда дремала в нем, просто он позабыл об этом.

Андроид хотел сделать шаг, собственные ноги показались ему тяжелыми, как подпорки гигантского небоскреба. Заунывные голоса поющих стихали по мере того, как Ретт уходил от них все дальше. Они будто ввели его в гипнотический транс, и андроиду казалось, что по переулкам за ним скользят тени.

Он ускорил шаг. Похожие на искры от неисправной неоновой вывески разрозненные образы метались в голове. Вот он лежит в чаше, его кожу покрывает вязкая слизь. Тени подходят, склоняются. А вот внизу под ним расстилается ощерившаяся иголками шпилей высоток поверхность Экстремума. Она удаляется, Экстремум сжимается до точки, она начинает светиться и превращается в информационный узел «синтетики». Тьма киберпространства поглощает ее, Ретт уже ничего не видит…

Он резко остановился, едва не налетев на прохожего. Мрачная фигура перед ним приняла очертания женщины-хан’ри. Она отдаленно напоминала Ширу. Женщина медленно обернулась. Взгляд Ретта зацепился за незрячий белесый глаз женщины, который пересекал длинный широкий шрам.

Отверженная, как и другие не-люди. В Экстремуме с презрением относились к лишенным идентификаторов киборгам, еще хуже — к андроидам. Но совсем уж мусором считались не-люди, представители других рас: синтезии, аккады, хан’ри и тра-цеты. Не удивительно, что их почти истребили, и совсем скоро окончательно сгноят в этом металлическом коконе бетонных стен и дорожных развязок.

Хан'ри вперила свои жучьи глаза в Ретта, а красные губы беззвучно зашевелились. Словно завороженный, андроид подался вперед. Он едва сумел расслышать странные слова:

— Отмеченный кровью, — шептала Хан'Ри.

Ретт машинально запустил пальцы в волосы, уже давно не красные, вспоминая, как Шира на «Афелии» назвала его точно так же!

— Тебе суждено подойти к вратам Гмар-Тиккуна, — хрипло продолжала хан'ри. — И открыть их. Ты сможешь это сделать, если отыщешь его.

И она подняла руку и вытянула вперед костлявый белый палец. Ретт вздрогнул, когда твердый заостренный ноготь отверженной ткнулся ему в грудь, прямо туда, где покоился амулет. Андроид почувствовал, как его зазубринки врезались в кожу.

— Что? — спросил он.

— Отыщи смотрящих, — продолжала шипеть хан'ри. — Там, где хранятся все знания, начнется твой путь к вратам Гмар-Тиккуна.

Отверженная опустила руку и сделала несколько шагов назад.

— Стой! Какого хрена?! Кто ты?

Но хан'ри стремительно исчезала в неоновом свечении, обволакивавшем ее, словно яркий саван. Лишь когда она совсем пропала, Ретт почувствовал, как сначала ослабело, а затем вовсе исчезло гипнотическое влияние глаз отверженной.

Теперь он мог двигаться. Но куда она ушла? Улица была пустынна, лишь редкие прохожие, натыкаясь на странного человека, стоявшего столбом посреди дороги, торопились поскорее уйти, нервно оглядываясь.

Ретт поднял руку и прижал ладонь к груди, снова ощутив амулет.

Откуда-то донесся звук сирены патрульного гравимобиля. Ретт обернулся и увидел режущие глаза отблески вдали. Андроид попятился, затем развернулся, перешел на бег и скрылся в темном проулке. Не хотелось попасться в таком состоянии патрулю: пристанут, и поди потом объясни, что ничего не замышлял.

Ретт не помнил, как вернулся к себе. Он все думал о словах отверженной, дотрагивался до кулона, и каждый раз этот простой жест как будто успокаивал.

Ночью, лежа на своей кровати, андроид не мог уснуть. Он не стал опускать шторы на окнах, и сквозь мутное стекло в комнату с улицы лился зеленоватый неоновый свет какой-то огромной вывески.