Отряд обреченных - Джеймс Гарднер

Уголком глаза я изучала ее: тонкая, изящная — даже когда она откашливала воду. За спиной женщины лежало выброшенное на берег бревно, и я видела его сквозь нее; кроме глаз, прозрачным было все. Когда она повернулась ко мне, я увидела, что они блестят, точно зеркальные.

— Ты не понимаешь меня, — сказала я, — но волноваться у тебя нет причин. Я спасла тебя, так? Я не хочу причинить тебе вреда.

Некоторое время незнакомка пристально разглядывала меня, а потом опустила голову на песок и, глядя на меня, забормотала:

— Проклятые разведчики, всегда одно и то же: «Приветствую, приветствую, я не хочу причинить вам вреда». От вас только одни неприятности. Убирайся отсюда! Убирайся немедленно.

И она прикрыла глаза рукой.

ЧАСТЬ VIII ЗНАКОМСТВО

ПОТРЯСЕНИЕ И ОБИДА

Не замешкавшись ни на долю секунды, я откатилась от нее в сторону, вскочила на ноги и приняла боевую стойку. Все это делалось почти на уровне подсознания — меня запрограммировали на такую реакцию. Это была часть проводимого Академией эксперимента. В ситуации полного шока, когда сознание слишком потрясено, чтобы принимать рациональное решение, одних разведчиков обучали занимать агрессивную позицию, вторых — оставаться пассивными, а третьих — просто замирать в том положении, в каком они оказались, когда все произошло. Флот хотел выяснить, какой из этих трех видов поведения сулит более надежную перспективу выжить. Кстати, никто не рассказал разведчикам, каков был результат этого эксперимента — и был ли он вообще.

Я заставила себя — и это потребовало от меня определенных усилий — опустить кулаки. Женщина по-прежнему прикрывала глаза рукой. Может, она вообще не заметила моей реакции? Хотя… если я могла видеть сквозь нее, почему она не могла видеть сквозь себя? Вглядевшись в стеклянную ладонь, я обнаружила, что веки у нее непрозрачные, серебристые, плотно закрыты и трепещут.

— Ты уже встречалась с разведчиками, — заговорила я спустя некоторое время. — Откуда еще ты могла узнать мой язык? За последние сорок лет сюда отправили несколько десятков разведчиков, и нет ничего невероятного в том, что кто-то из них высадился в этом регионе. Но что плохого они тебе сделали? Каким образом они… так тебя обидели?

Незнакомка открыла глаза и оперлась на локоть, чтобы лучше видеть меня; но встречаться со мной взглядом не стала.

— Они обидели меня. Проклятые разведчики.

— Они причинили тебе боль? — я опустилась на колени, чтобы не нависать над ней. — Если «да», наверное, это был несчастный случай. Разведчики запрограммированы… Разведчиков специально обучают не причинять людям вреда.

— Да, — сказала женщина, — их много чему обучают. — На этот раз она на мгновение встретилась со мной взглядом, но тут же отвела свой. — Разведчики много чего знают, но все это глупости!

Я смотрела на нее, не зная, как понимать услышанное. Она выглядела взрослой женщиной, слегка за двадцать; однако говорила, словно ребенок. Может потому, что плохо знает наш язык?

— Мне очень жаль, — спокойным тоном начала я, — что другие разведчики обидели тебя. Постараюсь не делать ничего подобного.

— Проклятые разведчики, — она отвернулась, подтянула колени к груди и обхватила их руками. — У тебя такое безобразное лицо.

— Знаю, — я постаралась внушить себе, что разговариваю с угрюмой пятилетней девочкой. — И при дневном свете я выгляжу еще хуже.

— Почему проклятые разведчики летают повсюду, раз они такие безобразные? Другим людям не нравится видеть безобразные вещи. — Она сделала глубокий вдох, как бы сдерживая рыдания. — Проклятые разведчики должны просто сидеть дома.

— Ничего не имею против, — пробормотала я и добавила громко: — Если хочешь, я уйду.

— Почему другой разведчик такой глупый? — спросила она, игнорируя мои слова.

— Что?

— Он просто лежит и все. Не разговаривает. Считает, что он умнее меня?

Я совсем забыла о Чи. Его тело лежало неподалеку, и защитный костюм поблескивал в лунном свете.

— Другой разведчик мертв, — ответила я. — Он был очень, очень стар и совсем недавно…

— Он не мертв! — внезапно женщина вскочила, в ярости сжимая кулаки. — Нет, проклятые разведчики не могут умереть!

Она метнулась к трупу Чи и ударила его ногой в бок.

ПЕЧАЛЬ

Мой наставник кунг фу сказал бы, что этот удар продемонстрировал необычное строение ее ноги — если бы я нанесла такой удар по защитному костюму, то сломала бы палец на ноге, сила его была такова, что тело сдвинулось на несколько сантиметров, а в материале костюма появилась вмятина.

Стеклянная женщина не выказывала никаких признаков того, что ей больно, и снова занесла ногу.

— Спишь? — кричала она, обращаясь к покойнику. — Просыпайся! Просыпайся!

Я сделала шаг вперед с намерением остановить ее, но потом сдержалась. Теперь Чи от ее нападения не убудет; и если существует загробная жизнь, адмирал наверняка веселится, глядя, как прекрасная нагая чужеземка пытается разбудить его труп. Нанеся еще три удара, правда, уже не причинивших вреда костюму, женщина упала на колени прямо на грудь адмиралу и заорала ему в лицо:

— Просыпайся! Просыпайся!

Сначала она трясла его за плечи, потом принялась с грохотом колотить по шлему с боков. Так продолжалось минуты две, потом женщина с недоумевающим видом повернулась ко мне:

— Он не слышит меня из-за этой скорлупы.

— Он не слышит тебя, — согласилась я, — но не из-за костюма.

— Не говори, что он умер! — Она снова заколотила по шлему кулаком.

— Подожди, — не выдержала я. — Подожди! Опустившись на колени рядом с головой Чи, я нащупывала застежки его шлема. После длительного пребывания в холодной воде пальцы двигались неуклюже.

Мы почти соприкасались телами со стеклянной женщиной, и я чувствовала ее тепло. Едва шлем был снят, она протянула руку и ущипнула Чи за щеку. Реакции, естественно, не последовало; она потрясла его за подбородок, потянула за ухо. Я осторожно отвела ее руку от трупа.

— Он мертв. На самом деле. Поколебавшись, женщина приподняла Чи веко — зрачок не реагировал. Она резко отдернула руку.

— Он действительно мертв? — спросила она.

— Да.

— Разведчики могут умирать?

— Что поделать.

Она посмотрела на меня так напряженно, что я едва не поежилась под ее взглядом.

— И ты можешь умереть?

— Насколько мне известно. Хотя я не тороплюсь проверить это утверждение на практике.

Незнакомка всматривалась в мое лицо, как бы рассчитывая обнаружить признаки того, что я лгу; потом ее блестящие глаза сместились в сторону. Спустя некоторое время она сказала:

— Я очень огорчена.

— И я тоже.

ВЕСЛО

— Перед смертью мой друг попросил меня опустить его тело в озеро, — сказала я.

— Да. Мы спрячем его в озере. Используем камни, чтобы он не всплыл; там он будет в безопасности.

Хотелось бы знать, какой смысл она вкладывает в слова «спрячем его в озере», что имеет в виду, говоря о «безопасности», почему способность умирать так много значит для нее. На ум приходило то одно объяснение, то другое, но я отбросила их — разведчикам не следует торопиться с выводами.

Мы начали собирать камни — по большей части, гальку, поскольку ни на берегу, ни на склоне крупных камней почти не было. Я засовывала те, что собрала, в карманы Чи, а женщина прямо внутрь костюма. Она клала их по одному, бережно, почти нежно, что-то шепча при этом. Лицо у нее было такое сосредоточенное, что я сочла за лучшее не вмешиваться.

Я не сразу сообразила, что она обращается ко мне:

— Меня зовут Весло. Весло — это приспособление, которое используется для продвижения судна.

— Рада познакомиться, Весло, — со всей серьезностью ответила я. — Меня зовут Фестина Рамос, предпочитаю, когда называют просто Фестиной. Моя мать говорила, что это означает «счастливая».

Ты должна быть счастлива, Фестина. У тебя есть все, о чем маленькая девочка может мечтать. Почему ты все время напускаешь на себя такой несчастный вид?

— Твоя мать… Женщина, которая тебя родила?

— Да.

— А ты родила ребенка, Фестина?

— Нет.

— Но когда-нибудь родишь?

— Нет. Я — нет.

— Почему? Разве это неинтересно — иметь ребенка, который вышел из тебя?

— Наверно, интересно.

— И поскольку этот мужчина… умер, — продолжала Весло, кивнув на Чи, — разве ты не должна создать нового разведчика, чтобы заменить его?

— Это не так просто.

Она смотрела на меня, ожидая объяснений. Я покачала головой, чувствуя себя слишком усталой, чтобы вдаваться в детали. Разве она поймет, если я скажу, что женщине, которая служит на флоте, перевязывают трубы? По требованию может быть сделана и обратная операция, но только после десяти лет действительной службы; однако здесь, на Мелаквине, мне вряд ли удастся найти хирурга, который выполнит эту задачу. Значит, дети — это не для меня. Может, со временем, когда угаснет боль от гибели Яруна и Чи, я и задумаюсь, каково это — остаться бесплодной навсегда.