Запомни эту ночь - Берта Эллвуд

Филипп молча слушал, потом коротко негромко ответил и положил трубку. По дороге к постели он снял с себя рубашку и бросил ее на пол. Лицо замкнутое, но он возвращается к ней! Сердце Мишель ликовало. Кто бы там ни звонил, он все равно возвращается к ней. Мишель улыбнулась и протянула к нему руки, пока он расстегивал брюки.

— Звонила Эми, только что приехала моя мать. Будет с нами за ланчем. Спустись вниз, пока я приму душ и переоденусь, — ровным голосом проговорил Филипп, — скажи ей, что я появлюсь через пятнадцать минут, не позже.

Сердце Мишель заныло. Менее подходящего момента для своего появления Луэллин выбрать не могла, подумала Мишель, наблюдая, как Филипп удаляется в ванную комнату. Его обнаженное тело, как всегда, поражало ее своими совершенными пропорциями. В горле стоял ком. Ни слова сожаления или извинения, ничего. Приказной тон Филиппа и его равнодушный взгляд глубоко задели ее. Хотел показать, что он всего лишь мужчина, поддавшийся действию гормонов в ответ на ее откровенное предложение… Хотя и пытался сопротивляться? Нет, не может она этому поверить. То, что происходило между ними, не просто половое влечение, это она знала точно. В задумчивости Мишель застегнула лифчик и встала с измятой постели. Их идиллические отношения на протяжении пяти недель лучшее тому доказательство. За это время она узнала мужа совсем другим — веселым, обаятельным, сексуальным и нежным, временами невыносимо высокомерным, но всегда бесконечно милым. Его мучит вечное, старомодное чувство ревности, только и всего, твердо сказала себе Мишель.

Разумеется, легкомысленно открытое платье, которое она выбрала для обольщения мужа, совсем не годилось для ланча в обществе свекрови с консервативно-чопорными вкусами, думала Мишель, ныряя в него и затягивая сбоку молнию. Но она одевается так, чтобы доставлять удовольствие Филиппу, и не собирается потакать вкусам своей свекрови. Она тут же представила, с каким откровенным восхищением муж будет любоваться ее открытыми плечами и тронутыми загаром руками, ее грудью в глубоком вырезе, ее тонкой талией. Платье было удивительно красивым и как нельзя лучше подчеркивало все достоинства ее стройной фигуры и великолепного тела.

Свекровь, как обычно, была вся в черном, если не считать белой шелковой вставки под горлом. Мишель нашла ее в маленькой столовой, где Эми уже выставила на круглый стол самый лучший фарфор, хрусталь и тяжелое старинное серебро. Встретив твердый спокойный взгляд Луэллин, Мишель сдержанно улыбнулась.

— Как мило, что вы приехали, — сказала она, сама думая прямо противоположное. Она надеялась, что свекровь ограничится коротким визитом, но спросить не решилась, боясь показаться невежливой. — Филипп просил извинить его, — добавила она. — Муж только что вернулся из деловой поездки, через несколько минут он спустится и Эми подаст нам ланч.

— Жизнь здесь явно пошла тебе на пользу, — заметила Луэллин. Она сидела у окна, выходящего на освещенную солнцем веранду. — Я нахожу, что ты выглядишь теперь гораздо лучше.

В устах самого сурового критика, каковой всегда являлась для нее свекровь, эти слова прозвучали как высший комплимент.

Мишель раскинула руки и сказала:

— Здесь все прекрасно: и этот город и этот дом. Тут невозможно чувствовать себя несчастной!

— Тем не менее три года назад ты вернулась отсюда несчастной.

После этих слов Мишель стало понятно, что привело эту старую женщину сюда: любопытство, беспокойство, подозрительность. Решила лично убедиться, состоялось ли воссоединение супругов или поездка в Новый Орлеан затеяна лишь для отвода глаз. Интересно было бы посмотреть на ее реакцию, сказав, что она носит под сердцем ребенка от ее сына. Неожиданно ее накрыла волна сочувствия и понимания. Свекровь ведь тоже готова встать на защиту зародившейся в ней жизни. Разумеется, Луэллин только добра желает своему сыну. Каждой матери хочется, чтобы у ее сына было все самое лучшее. А три года назад Мишель не подходила под эту категорию. Но с тех пор она изменилась, обрела внутреннюю уверенность, научилась физически выражать свою любовь к мужу. И если Филипп захочет, у них получится семья.

— Да, тогда были проблемы, которые в основном я сама и придумала, — тихо ответила Мишель.

— Они уже решены? — Тон свекрови, как всегда, был вкрадчиво-вежливым, но холодные слегка прищуренные глаза смотрели внимательно. — Я желаю своему сыну только счастья, понимаешь?

— Надеюсь, что понимаю, и верю, что могла бы сделать его счастливым, — ответила Мишель и внезапно ощутила внутри себя неприятную сосущую пустоту.

Одни проблемы решены, но другие торопятся занять их место. Она готова справиться и с ними. Надо думать о хорошем… Мишель занервничала, услышав за спиной голос Филиппа:

— Что привело тебя сюда, мама? Насколько мне известно, ты лет двадцать не появлялась в этом доме. Мишель налила тебе что-нибудь выпить? Нет? Тогда позволь мне исправить это упущение.

Спокойный, вежливый, абсолютно владеющий собой. Кто бы подумал, что пятнадцать минут назад он был властно охвачен плотским желанием. И готов был заняться со мной любовью, со вздохом подумала Мишель, сидя на пуфе в оконной нише и наблюдая, как Филипп наливает светлый вермут в три изящных бокала. Сердце ее сжималось, невыносимо было видеть этого красивого мужчину в белых брюках и в шелковой белой рубашке таким отчужденным. Почему она сразу не сказала ему в спальне все, что собиралась сказать, вместо того чтобы бросаться на него как сексуальная маньячка, в которую, по его мнению, она превратилась? Да потому, что тянет ее к нему как магнитом, слишком сильно она любит его и соскучилась за два дня, ответила себе Мишель, принимая у Филиппа бокал. Она пошла на поводу у собственных инстинктов, и они завели ее не туда. Лучше она использовала бы то короткое время, что они были одни, на прямой разговор. Правда, она не могла предвидеть, что как снег на голову появится свекровь. Мишель видела, как смягчились черты ее сурового лица во время разговора с сыном.

— Верно, я не была здесь со дня смерти твоего отца. Не хотелось будить воспоминания. Помнишь, как мы обычно проводили здесь время летом? Мы были втроем: ты, твой отец и я. Вы участвовали в традиционных конных соревнованиях, и я болела за вас. А наши пикники на берегу залива и дальние прогулки… Как мы были счастливы тогда! А после смерти Артура все изменилось. — Луэллин пригубила вермут и улыбнулась Филиппу. — Возможно, если ты подаришь мне внуков, я снова смогу быть счастлива здесь.

Опять за свое, подумала Мишель, украдкой выливая содержимое бокала в ближайший цветочный горшок. Психологическое давление. Видимо, не одна она подвергалась этому давлению, Филиппу, похоже, стало доставаться с момента достижения им половой зрелости.