Воспоминания о монастыре - Жозе Сарамаго

Работа не всегда спорится. Неправда, что без левой руки можно обойтись. Если Бог может жить без нее, на то он и Бог, человеку нужны обе, рука руку моет, а обе вместе лицо, сколько раз Блимунде приходилось отмывать грязь, приставшую к тыльной стороне руки Балтазара, а иначе не очистить, таковы тяжкие последствия войны, это еще не самое худшее, ибо многие солдаты остались без обеих рук, или без обеих ног, или без мужских своих частей, и нет при них Блимунды, чтобы им помогать, или лишились они ее как раз по этой причине. Крюк отличная штука, когда нужно подцепить железный лист или согнуть прут, клинок не подведет, когда понадобится проделать дырки в парусине, но вещи плохо слушаются, когда не хватает им ласкового прикосновения человеческой кожи, вещи думают, что исчезли люди, к которым они привыкли, мир пришел в разлад. Поэтому на помощь приходит Блимунда, и с ее появлением бунт прекращается, Хорошо, что ты пришла, говорит Балтазар, а может, это вещи так чувствуют, точно неизвестно.

Время от времени Блимунда встает пораньше, еще не отведав ежеутреннего ломтя хлеба, и, скользнув вдоль стены, чтобы не глянуть ненароком на Балтазара, отодвигает полотнище и идет проверить выполненные работы, плотно ли спаяны куски металла, нет ли воздушного пузырька внутри железа, и по окончании осмотра жует свой хлеб и помаленьку становится столь же незрячей, как и прочие люди, видящие лишь то, что на виду. Когда она поступила так в первый раз и Балтазар сказал потом отцу Бартоломеу Лоуренсо, Эта железка не годится, у нее внутри трещинка, Откуда ты знаешь, Блимунда видела, священник повернулся к ней, улыбнулся, поглядел на него, на нее и объявил, Ты зовешься Семь Солнц, потому что видишь при свете, а ты будешь зваться Семь Лун, потому что видишь во тьме, итак, Блимунда, которая до этого, как и мать ее, звалась только ди Жезус, стала зваться Семь Лун, и была она окрещена по всем правилам, потому что прозвание сие дал ей священник, это не то что кличка, данная невесть кем. В ту ночь спали в обнимку солнца и луны, а светила той порою медленно проплывали по небу, Где ты, Луна, Куда ты, Солнце.

Случается, отец Бартоломеу Лоуренсо приходит сюда почитать для пробы вслух проповеди собственного сочинения, здесь хороший резонанс, как раз в меру, слова слышатся отчетливо, но без лишней гулкости, от которой звуки становятся слишком раскатистыми, а смысл в конце концов затемняется. Так должны были звучать гневные речи пророков в пустынях и на стогнах городских, в тех местах, где стен нет вообще или хотя бы нет поблизости, а потому законы акустики в таких местах бесхитростны, тут все зависит от уст, что изрекают слово, а не от ушей, что ему внемлют, и не от стен, в коих оно отдается. Нынешняя вера, однако ж, отдает предпочтение красноречию более изысканного толка, тут тебе и толстомясые ангелочки, и экстатические святые, ризы развеваются, видны округлые руки, угадываются ляжки, грудь вздымается, глаза закатываются, тот, кто наслаждается, испытывает страдание, равное наслаждению, которое испытывает тот, кто страдает, а потому все дороги не столько ведут в Рим, сколько кончаются плотью. Старается священник, витийствует, тем паче и слушать есть кому, но то ли пассарола внушает священнику робость, то ли слушатели слишком поглощены собою, а потому холодны, то ли недостает церковной обстановки, но слова не возносятся ввысь, нет в них громозвучия, перепутываются друг с другом, кажется странным, что отец Бартоломеу Лоуренсо пользуется такой великою славой духовного оратора, что его сравнивают даже с самим отцом Антонио Вьейрой, да пребудет он в раю, а в Святейшей Службе уже побывал.[42] Здесь прочел на пробу отец Бартоломеу Лоуренсо проповедь, которую произнес потом в Салватерра-дос-Магос в присутствии короля и всего двора, а нынче читает он, тоже на пробу, ту, которую произнесет на празднике в честь обручения святого Иосифа, ее заказали доминиканцы, как видно, не такой уж ему вред оттого, что слывет он летателем и причудником, если даже сыны святого Доминика с ним искательны,[43] а что уж говорить о короле, он по крайней молодости лет все еще любит разные забавы, потому и покровительствует этому священнику, потому и развлекается так часто с монашками по разным монастырям, брюхатит их одну за другою, а то и сразу по несколько, так что когда завершится его царствование, то детей, прижитых таким манером, придется считать десятками, бедняжка королева, что было бы с нею, если б не исповедник ее Антон Штиф, иезуит, что учит ее смирению, а еще если бы не сны, в коих является ей инфант дон Франсиско, а с луки мулов свисают, словно дичь, подстреленные им матросы, и что было бы с отцом Бартоломеу Лоуренсо, если бы вошли сюда доминиканцы, заказавшие ему проповедь, и обнаружили бы эту самую пассаролу, и этого однорукого, и эту ворожею, и этого проповедника, что оттачивает слова и, может статься, прячет мысли, которых не разглядеть Блимунде, постись она хоть целый год.

Дочитал отец Бартоломеу Лоуренсо проповедь, даже не помышляет о том, чтобы выяснить, какое действие оказала она на души слушателей, только спрашивает растерянно, Как, понравилось, а те двое отвечают чуть погодя, А как же, понравилось, да, сеньор, но это одни слова, ничто не свидетельствует, что сердца прониклись услышанным, а если не прониклись сердца, то глаголемое устами хоть и не ложь, но всего лишь отговорка, ничего не значащая. Балтазар снова принялся постукивать по своим железкам, Блимунда вымела во двор непригодные обрезки прутьев, с таким усердием взялись оба за работу, словно дела эти неотложные, но священник проговорил вдруг тоном человека, которому не совладать с тревогой, Видно, мне никогда не взлететь, он сказал это усталым голосом, махнул рукою с такой глубокой безнадежностью, что Балтазар мгновенно ощутил тщетность своей работы, а потому опустил молот, но, не желая, чтобы движение его было истолковано как отказ трудиться, сказал, Нам бы надо соорудить здесь кузницу, закаливать железные части, а не то прогнутся они от тяжести пассаролы, и ответил священник, Мне все едино, прогнутся они или не прогнутся, главное, чтобы она взлетела, а ей не взлететь без эфира, Что это такое, спросила Блимунда, То, на чем держатся звезды, А как его добыть, спросил Балтазар, Посредством алхимии, но я в ней мало что смыслю, и об этом вы должны молчать, что бы ни случилось, Тогда как же нам быть, Я скоро уеду в Голландию, там много ученых, там я выучусь уловлять эфир небесный, с тем чтобы наполнить им округлые сосуды, ибо без него машина никогда не взлетит, А что же за сила такая у эфира, спросила Блимунда, Она составляет часть вездесущей силы, которая влечет все живое и даже неодушевленные вещи к Солнцу, если освободятся они от земного тяготения, Скажите это такими словами, чтобы я поняла, отче, Чтобы машина взлетела в воздух, надобно, чтобы Солнце притягивало янтарь, который должно закрепить в плетении верхней части, а янтарь в свой черед будет притягивать эфир, которым наполним мы округлые сосуды, а эфир будет притягивать магниты, помещенные снизу, они же притянут железные пластины, из коих состоит каркас лодки, и тогда мы взлетим с помощью ветра или с помощью кузнечных мехов, если ветра не будет, но, повторяю, покуда нет у нас эфира, ничего у нас не будет. И Блимунда сказала, Если солнце притягивает янтарь, а янтарь притягивает эфир, а эфир притягивает магнит, а магнит притягивает железо, то машина будет безостановочно стремиться к Солнцу. Она помолчала и спросила, словно разговаривая сама с собою, Каково-то оно изнутри, Солнце. Священник сказал, До Солнца мы не долетим, для того и будут сверху паруса, которые мы сможем ставить и убирать по желанию, так что остановимся на такой высоте, на какой захотим. Он тоже помолчал и докончил, А насчет того, чтобы узнать, каково Солнце изнутри, пусть только машина оторвется от земли, прочее придет само собой, если мы захотим, а Господь Бог не пошлет слишком суровых испытаний.