Народная Русь. Круглый год сказаний, поверий, обычаев и пословиц русского народа - Аполлон Коринфский

Жил, по верованию древних пращуров пахаря наших дней, обитал этот могучий бог сначала не в пучине морской, а в бездонной глубине синего неба, раскидывающегося беспредельным воздушным океаном над Матерью-Сырой-Землею. И самое небо казалось живому народному воображению не чем иным, как океан-морем, в волнах которого купались и пресветлое солнце, и ясные звезды, омывался и светел месяц. Мало-помалу представление о небе-море было перенесено на заслоняющие его от глаз человеческих волны дожденосительниц – туч, отовсюду окруживших, по воле народа-сказателя, небесный остров Буян. Когда продвинулась Русь поближе к заправскому синему морю и даже начала заглядывать за море, – сложилось в ней понятие о море-океане, на котором-де плавает стоящая на китах земля. Остров Буян перенесся на середину этого беспредельного моря и стал жилищем солнца с алыми сестрами – зорями, а когда миновал черед обожествлению дневного светила, поселились на этом острове всякие дива дивные, и до сих пор не покидающие его для суеверного воображения, придерживающегося заповедных стариною преданий. Обступают – стерегут его ветры буйные. Живет на острове и змея – «всем змеям старшая», и вещий ворон – «всем черным воронам старший брат» («Живет ворон – Огненного змея клюет!»), и птица – «всем птицам старшая и большая» (с железным носом и когтями медными), и пчелиная матка – «всем маткам старшая». Народное заговорное слово поселяет здесь даже Илью-пророка, принявшего на себя и власть над могучими громами Перуновыми. «На море на океане, на острове на Буяне, – гласит это поседевшее слово, – гонит Илья-пророк к колеснице гром с великим дождем» и т. п. Простонародные сказки то и дело меняют обитателей этого дивного острова. Но сам-то он встает из морских волн по-прежнему увлекающим воображение простодушного сказателя местом всяких чудес… Морской же Царь, порастеряв свою власть на небесном море, ушел – старый – в морскую глубь, построил там себе палаты царские да и живет-поживает припеваючи, по всей своей царской вольности, окруженный веселым народом: девами-русалками, водяными воеводами да всякими чудищами морскими – «им же несть числа».

Позднейшие сказания рисуют Морского Царя не только грозным властелином, но и отцом многочисленной семьи. Только нет у них с водяной царицею – «всем русалкам русалкой» – ни единого сына: одни дочери родятся – девы моря с рыбьим хвостом. Изо всех дочерей у седого повелителя бурь морских – одна дочка любимая: Марья Моревна, морская царевна. У одной только у нее нет и хвоста рыбьего. Ни в сказке сказать, ни пером описать ее, царевнину, красоту, – говорят краснословы-сказочники, говорят, а сами ее «ненаглядною красой, золотою косой» величают. Живет она, по их словам, в отцовском дворце, сидит в своем терему девичьем, из косящата окошечка на подводное царство не налюбуется. А в сердце к ней нет-нет да и стукнет грусть-тоска, а о чем тоска – неведомо, по ком грусть – незнаемо. Выходит под такой час Марья Моревна – морская царевна, золотая коса, «непокрытая краса», – выходит из терему, садится в золотой челнок, выплывает на зыбучие волны моря синего. Плывет ненаглядная красота, а сама так и сияет, слепит лучами солнечными глаза встречному-поперечному… А то – выйдет из челнока, купаться начнет. Не дай Бог доброму молодцу засмотреться на любимое детище владыки царства подводного… Заглядится ненароком – и света белого после ни разу не взвидит: нет и человека такого, который бы не ослеп от такой красоты невиданной!..

Дошла до наших дней сложившаяся на Руси в стародавние годы сказка о том, как полюбилась Марья Моревна, морская царевна, встречному добру-молодцу, молодому королевичу. Увидал он ее, залюбовался красотой несказанною, да только глаз-то не проглядел, а и сам пришелся красавице по сердцу. Засмотрелась красота на юного королевича, а был он молод, да удал: хватал ее с челнока за белые руки, вез в быстроходной ладье по синю морю, причал держал у пристани своего родного города, повел морскую царевну в отцовские палаты. Как увидал старый король добычу сыновнюю, – «Не бывать, сынок, свадьбе твоей! Сам я – на старости лет, – говорит, – женюсь на Марье Моревне!» А морская-то царевна похитрей была. Велела она добыть живой и мертвой воды; принесли королю воду черные вороны (прообраз темных туч)… «Отруби, – говорит, – голову сыну!» Обезглавили молодого королевича; спрыснула его Марья Моревна живою водой: встал на резвы ноги добрый молодец, стал еще удалей-красивее. Захотел помолодеть и старый король, велел отрубить себе голову, а потом спрыснуть и его живою водою. Отрубить-то отрубили и спрыснуть – спрыснули старого греховодника, да только не живой, а мертвою водой: не подняться седому завистнику с сырой земли… Тут ему и конец пришел. А Марья Моревна смотрит на него, а сама приговаривает: «Не зариться бы тебе, старому, на молодое сыновнее счастьице! Вековать бы тебе, седому, век свой в палатах белокаменных, во той ли во топленой горнице, на той ли на печке на муравленой!» Схоронил королевич отца, а сам с морской царевною – за почестен пир, за веселую свадебку… Был счастлив он со своей молодой женою не три дня, не три месяца, а без трех дней три года… К исходу третьего – встосковалась королевичева женушка, всплакалась; всплакавшись – королевича покинула, пошла ко синю морю, отвязала от крутого бережка свой золотой челнок, села в него да и была такова: уплыла в отцовское царство подводное… Встретил Морской Царь свое потерянное любимое детище роженое, – расплясался на радостях; потонуло от той пляски много судов-кораблей. Был между ними и корабль королевичев, а на том корабле – и сам молодой Марьин Моревнин муж… Было, знать, на роду ему написано: не сидеть королем на сырой земле, а жить со своей королевой во палатах белокаменных, у того ли Царя Морского – подводного.

Записан собирателями родной старины и целый ряд других сказок о Морском Царе и его дочерях, представлявшихся народному воображению не только красавицами, но и премудрыми. В некоторых из этих сказок повелитель морей именуется Поддонным Царем, в других зовется Окиян-Морем, в иных же – Чудом-Юдом. Но во всех разносказах одинаковы присущие ему свойства, являющиеся смешением злых-разрушительных и добрых-творческих начал. В нескольких сказках попадает в подводное царство, по воле народа-сказателя, его излюбленный герой – Иван-царевич.

Ехал путем-дорогою могучий царь, из похода держал путь домой, – заводит речь одна из таких сказок. – День выдался знойный: так и пышет с небесной синевы огнем на белый свет красно солнышко. Едет царь, притомился от тяжкого зноя, пересохло горло от жажды. Видит путник перед собою озеро, – разлилось, что море безбрежное, – слез с коня, припал к воде, зачал пить воду студеную. Напился он, хотел с земли привстать, на доброго коня сесть, – не по его хотению сделалось: ухватил его за длинную бороду Морской Царь, не пускает, держит цепкою рукою. Взмолился он подводному владыке, а тот ему свое слово молвит: «Обещай мне отдать через семь лет то, чего ты сам дома не ведаешь!» Поклялся великой клятвою бородатый царь, – отпустил его повелитель народа поддонного. «Смотри, – говорит, – коли не сдержишь клятвы, не быть тебе живу и семи дней после семи лет!» Вернулся царь домой, а там – ему навстречу весть идет: подарила его царица сыном Иван-царевичем. Не думал, не гадал он, что придется отдавать на погибель желанное, прошеное-моленое, детище. Ни словом и во сне не обмолвился он про то своей царице, а сам – что ночка темная осенняя – затуманился. Стал расти царевич, не по дням, а по часам, расти – что вешний цвет красоватися. Не успел царь оглянуться, как уже и седьмой год – на исходе, а царевич выровнялся – что в двадцать лет. Минул последний день из седьмого урочного года, – поведал царь свое горе царице. Снарядили они царевича, снарядивши – во слезах проводили на морской берег, – проводив, одного у синя-моря покинули. Спрятался Иван-царевич за ракиты прибрежные, видит: прилетели двенадцать лебедушек, прилетевши – обернулись красными девицами, обернувшися – принялись плавать-купаться во синем море… А знал он, что эти двенадцать белых лебедушек, двенадцать красных девушек – дочери Морского Царя, владыки подводного. Приглянулась из них ему одна больше всех: подкрался он, взял с берегового песка рудожелтого ее белые крылышки лебединые. Накупались-наплавались красавицы, вышли на берег, нарядились в свои крылья-перушки, вспорхнули белыми лебедушками, улетели в даль далекую. Не нашла своих крылышек одна красна девица, осталась на бережку любимая дочь Морского Царя – Василиса Премудрая… Ищет-поищет, найти не может; увидела добра-молодца Иван-царевича, взмолилась она к нему, чтобы отдал ей белые крылья лебединые. «Отдам, – говорит, – только выходи замуж за меня!» Согласилась царевна: приглянулся он и ей самой… Пошли они в царство подводное, а там, – ведет свою цветистую речь старая сказка, – как и на белом Божьем свете, светит красно-солнышко, бегут речки быстрые, зеленеют луга шелковые, зеленеючись – травою-муравою расстилаются, на лугах – лазоревы цветы цветут, за лугами – дремлют леса дремучие… Пришел Иван-царевич, расставшись со своею зазнобой-царевною, ко дворцу Морского Царя. Встретил тот его, стал задавать уроки трудные: «Коли сделаешь, жив будешь! Не сделаешь – голову тебе с плеч!» – говорит. Как задал царевичу первую задачу Морской Царь, так и затуманился добрый молодец: чует молодецкое сердце смерть неминучую. «Не горюй, – говорит ему Василиса Премудрая, – ложись-спи, к утру все готово будет!» Вздивовался Морской Царь, как увидел, что все к сроку сделано, – задал задачу урочную потрудней того…