Прощайте, мама и папа. Воспоминания - Кристофер Бакли

Папа был завзятым моряком. Еще мальчишкой он многому научился в Коннектикуте, когда жил на берегу не очень большого озера. Теперь мы живем на Коннектикутском берегу пролива Лонг-Айленд-Саунд и держим тридцативосьмифутовый деревянный шлюп. Его назвали «Пэник»,[35] и мама считала это название более чем подходящим для него. В гаражном кабинете отца висит фотография шлюпа в рамке. Она была сделана фотографом из «Ньюс» в 1958 году перед стартом гонки Ньюпорт — Бермуды. «Пэник» стоит под углом примерно в девяносто градусов, и его мачта соприкасается с водой. Это нежелательное положение называется «сокрушительным». Шестилетним ребенком я с ужасом слышал, как команда моего отца рассказывала о тысячах галлонов Атлантики, хлынувших в каюту на старте пятидневной океанской гонки.

Теперь мне ясно, что папино величие было отчасти связано с тем, как он вел себя на море. У великих людей всегда слишком много идей. Великие люди часто рискуют. Люди с пугливыми душами — такими, как у меня, — ошибаются, даже когда принимают как будто все меры предосторожности; эти люди сбавляют ход, едва начинает приближаться шторм, и ищут укромную бухту. Мой старик не такой. Или, как обычно говорила мама: «Билл, зачем тебе обязательно убивать нас?»

Великие люди к тому же нетерпеливы. Это особенно заметно в манере моего отца подводить судно к причалу.

Имея дело, скажем, с десяти- или двадцатитонными судами, обычные люди, подходя к причалу, замедляют ход. Но это никак не относится к моему отцу. Ему было свойственно на всем ходу идти к берегу. Зачем понапрасну тратить время? Кое-какие эпизоды запомнились мне на всю жизнь.

Одно время папа владел семидесятидвухфутовой шхуной. На ней был восемнадцатифутовый бушприт. С моим отцом у руля, когда он сломя голову мчался к пирсу, длинный бушприт превращался в боевое копье. Я живо помню, как люди рассеивались, словно овцы, при нашем приближении. Однажды некто даже прыгнул в воду в попытке спастись. В течение многих лет мой отец единолично владел некоторыми секторами причала на восточной стороне. Команда звала отца «Бесстрашным капитаном».

Когда мне было шесть лет, папа придумал охоту за сокровищами. Он купил старинный деревянный сундук и наполнил его серебряными долларами. Положил туда еще и некоторые мамины драгоценности. Потом, в уик-энд, папа вместе с друзьями переплыл Лонг-Айленд-Саунд и закопал сундук на месте, которое на карте называется Шея Итона, но которое я всегда называю Островом сокровищ.

Мне он сказал, что случайно нашел старую карту, на которой отмечено, где находятся сокровища. Это было что-то из Роберта Луиса Стивенсона, начертанное на толстом пергаменте кроваво-красными чернилами. Место нахождения сокровищ было обозначено данными по компасу. Я не спал всю ночь, прежде чем мы отправились в путь. До того я был взволнован.

Мы высадились на другом берегу залива и перекопали половину Шеи Итона, прежде чем нашли сундук с сокровищами. Я все еще помню, как задрожали у меня пальцы, коснувшись деревянной крышки сундука. Когда же мы вернулись домой, папа сказал, что с моей стороны было бы прекрасным жестом отдать маме пиратские драгоценности. Ладно, ответил я с неохотой, но взял себе все серебряные доллары.

Мне настолько понравилось это приключение, что я стал уговаривать папу поискать где-нибудь еще один сундук. Я был очень настойчив. Со временем он сдался и купил другой сундук, который опять наполнил мамиными драгоценностями, на сей раз добавив к ним — ничего ей не сказав — несколько предметов из ее бесценного серебряного столового набора самой королевы Анны. Опять папа переплыл залив и закопал сундук.

Но в тот день, на который были назначены поиски сокровищ, разразился ураган «Донна». «Донна» — «Катрина» тех дней — налетела с такой силой, что от прежней топографии на Шее Итона не осталось и следа, так что нам ничем не могли помочь указатели на карте.

Мы отправились на другой берег в следующий уик-энд. Мы копали. И копали. И копали. К концу наших раскопок Шея Итона была будто перерыта тысячью собак. Сокровищ мы не нашли. Единственное, что нам доподлинно известно, оно все еще там.

Что было с мамой, когда она узнала о том, что ее драгоценности и столовое серебро королевы Анны стали частью Шеи Итона, рассказать невозможно. Интересно, какая реакция была у страховой компании?

— Не уверен, что понимаю вас. Драгоценности украдены, мистер Бакли?

— Нет, мы их закопали. Это проблема?

Следующий ураган бросил «Пэник» на волнорез Стэмфордского порта. Страховые деньги папа использовал на то, чтобы купить другую яхту, прелестную, сорокадвухфутовую, по проекту Спаркмэна и Стивенса. Построена она была в Гонконге. Назвали ее «Сюзи Вонг», и эта яхта в самом деле была чудесной, вся из тика и красного дерева, да еще с вырезанными из дерева буддами.

Каждое лето мы отправлялись в плавание на «Сюзи» по штату Мэн. И это всегда было захватывающим приключением. Вода такая холодная, что сводит руки-ноги, течение быстрое, приливы и отливы явно ощутимы, дно — скалистое и не терпящее ошибок.

Мы бросали якорь, то есть совершали маневр, называемый «стоп-анкер», чтобы весело пообедать при керосиновой лампе и отправиться спать. Но вскоре из-под гор начинало доноситься: танк, танк, танк. Это говорило о том, хотя и не поддавалось никакому разумному объяснению, что наш якорь соскользнул и мы находимся над узкой скалой во время отлива. В зависимости от того, сколько бутылок вина было выпито, взрослые не всегда быстро реагировали на происшедшее. Через некоторое время в темноте слышался голос мамы: «Билл, что ты собираешься делать со звуком?»

Мама заслуживает слов признательности. Она была послушной женой яхтсмена. Боже мой, как она работала. В давние времена ее бы звали «галерной рабыней». В Ванкувере (Канада) ее воспитывали как дебютантку, прелестную, хрупкую орхидею. А потом она запросто готовила для восьмерых мужчин и скребла туалет, не имея горячей воды. Правда, иногда она все же бурчала: «Меня растили не для этого».

В те времена, когда не было холодильников и микроволновок, нашей основной едой были консервы, сложенные под половым настилом, куда постоянно попадала маслянистая вода, что говорило о пропаже некоторой части заготовок. В результате мы никогда не знали, что у нас будет на обед. Если нам везло, то получали тушенку «Динти Мура». Если не везло, то приходилось довольствоваться свеклой и протертой кукурузой. В некоторых банках были блинчики с апельсиновым вареньем и ликером. Папа, никогда не умевший готовить, любил окунать блинчики в большое количество ликера «Гран Марнье». В какой-то момент он бросал спичку в сковороду, и поднимался столб пламени, словно в Хиросиме, лизавший потолок в каюте. И снова слышался мамин голос: «Билл, ты решил устроить пожар?»