Коулун Тонг - Пол Теру

— У меня есть паспорт.

— А другой не желаешь — поудобнее стандартного британского документа?

— Австрийский?

— Сквайр! — умоляюще воскликнул Монти и вновь перешел на деловой тон: — Каймановы острова — это верняк. Еще ты мог бы стать американцем.

— Да какой из меня янки!

— Нерезидентом[15], сквайр, — пояснил Монти. — Разница колоссальная.

— Что-что, а это мне не угрожает, черт подери, — заявил Чеп, а затем добавил сквозь зубы: — Янки. Я тут на днях видел этого янки, твоего приятеля. Он как — лицедействует или просто, по их обыкновению, строит из себя колоритную личность?

— Хойт огреб миллион американских долларов на том, что обзавелся новым паспортом. Тебе это проделывать необязательно, но хотя бы подумай, не взять ли тебе год отпуска. Исчезнуть из виду на один налоговый год. Перекантуешься в Монако. В Ирландии тоже можно. Кучу денег сэкономишь.

Чеп, подавшись вперед, сказал:

— Монти, я подумываю остаться здесь, в Гонконге.

— Согласно условиям нотариально заверенного соглашения, это исключено. Тебе придется уехать.

— А кто узнает? — улыбнулся Чеп.

На этом он умолк. Сделал заказ, выждал, пока официант отойдет.

— Я тут кое-какие раскопки произвел, сквайр, — заметил Монти. — Теперь я чуть поглубже знаю нашего мистера Хуна.

— Я его ненавижу, — произнес Чеп ровным голосом. — Кошмарный человек. Грязная свинья. Я ему так и сказал.

— И правильно сделал, — улыбнулся Монти, точно находя в кошмарной натуре Хуна нечто заслуживающее восхищения. — Я проверил. Он тот, за кого себя выдает.

Монти сделал паузу, пока на столе расставляли салаты и посыпали их черным перцем. Подождав ухода официанта, вернулся к рассказу.

— Он ноаковец, кадровый офицер. Его подразделение уже частично разместилось в Стэнли.

Чеп заметил:

— Меня всегда смешило, что китайцы называют свои войска Народно-освободительной армией.

— А это смешнее, чем называть солдат бифитерами[16]?

— Не знаю, — протянул Чеп. — Австрийцы ведь зовут своих штурмовиками?

— Ты имеешь в виду немцев. Разница огромная, — возразил Монти, болезненно скривившись. — Я уже жалею, что тебе рассказал. Поверь, это было непростое решение.

Чеп уже готов был извиниться, но, поглядев на Монти, подумал: «Кожаные штаны, тиролька, пукающие трубы духового оркестра, 'Зунь звой палец…'»

— Твой мистер Хун почуял, что на сделку ты идешь не очень охотно, — сообщил Монти. — Поэтому он и включил в условия продажи вашей фабрики требование, чтобы вы уехали из Гонконга окончательно.

— А если я не захочу уезжать?

— Ему ничего не стоит сделать так, чтобы ты захотел. Указать тебе на дверь, умник, — пробурчал Монти. — Может, с виду он и кажется идиотом, но на деле это опасный противник.

Громко хрустя салатом, глядя прямо в лицо Монти, Чеп сказал:

— Я ни разу не говорил, что он дурак. Я сказал, что он дебил.

— Занятная градация, — заметил Монти. — Один из пунктов документа, который ты только что подмахнул, гласит: чтобы получить денежное возмещение по сделке о продаже фабрики, ты согласен уехать из Гонконга, причем не позднее 1 июня 1997 года.

— Ты почему мне этого раньше не сказал?

— Я тебе сейчас говорю, сквайр. Затем я тебя сюда и пригласил.

— Тьфу! — вскричал Чеп.

Им подали свиные отбивные с жареной картошкой и брюссельской капустой, а на десерт — заварной крем. Чеп подумал, что сам себе подсудобил несварение желудка. Он-то рассчитывал услышать от Монти что-нибудь утешительное, но ланч только прибавил ему поводов для волнений. Хун — не просто скот, но и опасный зверь, к тому же коварный.

— Побереги себя, сквайр, — произнес Монти и для вящей убедительности поднял палец. — Знаешь, что случилось с Фитли?

За кофе в Садовой гостиной — Монти ожидал там супругу, которую как представительницу женского пола в Джексоновский зал не допускали, — упершись локтями в колени, Монти под строжайшим секретом поведал Чепу историю гонконгского адвоката Фитли. Фитли влюбился в проститутку-китаянку, с которой познакомился в клубе в Мун Коке. Чеп навострил уши: он и сам частенько посещал клубы в этом районе.

Воспылав неутолимой страстью, Фитли не давал женщине проходу, осыпал подарками, сделался ее монопольным клиентом, пока бандиты, на которых она работала, не отослали ее назад в Шанхай.

Фитли поспешил вслед с полным чемоданом денег, надеясь выкупить ее на свободу. Бандиты при соучастии самой женщины назначили Фитли встречу, чтобы обсудить дело, и убили. Разумеется, деньги они забрали, но суть тут была не в деньгах. Труп Фитли, разрубленный на кусочки, был обнаружен в ярко раскрашенной железной бочке с надписью «Опасно для жизни». Бандиты перевезли бочку через границу Гонконга и бросили прямо за проволочными заграждениями, на капустном поле, в Лок Мачао. Это было предупреждение всем, кто, подобно Фитли, вздумает спутать проституцию с амурными делами или усомнится в главенстве китайцев.

— Китайская трагедия, — заметил Чеп.

— Я бы сказал, гонконгская история любви, — возразил Монти.

— Я не такой дурак, чтобы переходить дорогу триадам, — заявил Чеп.

— Кто тут говорит о триадах? — сказал Монти. — Китайская армия — вот кто его убил. Она владеет половиной массажных салонов в Шэнчжэне. В будущем году она придет сюда. Я говорю о твоем мистере Хуне.

Чеп промолчал. Затем ему вспомнилось, как он познакомился с Хуном. Он спросил:

— А как Хун стал членом Крикет-клуба?

— Я дал ему рекомендацию, — ответил Монти и, не дожидаясь реакции Чепа, добавил: — Надо идти в ногу со временем.

Чеп кивнул. Постарался изобразить на лице беспечность. А сам сознавал: Монти его убедил. Сведений, полученных от Монти, было вполне достаточно. Все остальное время Чеп просидел молча, чтобы не выдать своего панического ужаса.

Вскоре в Садовой гостиной появилась миссис Бриттейн. Официант провел ее к их столику. Это была миниатюрная, хрупкая на вид, нервозная женщина. «Приве-ет», — произнесла она с неистребимым суррейским[17], похожим на конское ржание акцентом. Заявила, что просто иссохла от жажды и выпьет бокал белого сухого, и как поживает Бетти Маллерд? Чеп поддержал беседу, но скорее на автопилоте: он никак не мог смириться с тем, что супруг сделал миссис Бриттейн австриячкой, господи прости. Чеп вообразил эту маленькую женщину в облегающих кожаных брюках на фоне пивных кружек и толстых ломтей сыра, под звуки оркестра, наяривающего среди увитых гирляндами нацистских танков.

После ланча Чеп впал в какое-то полубредовое состояние. Тут сказалось все — и салат, и свиные отбивные, и пинта пива, и калорийный десерт, и весть о всесилии Хуна. Вначале рассказ Монти не вызвал у Чепа, размякшего от сытной еды, ничего, кроме недоумения. Однако постепенно многое прояснилось. И теперь ему нужно было побыть в одиночестве и попробовать поразмыслить. Но плотная трапеза парализовала его ум — Чеп весь извелся от тревоги, но ничего толкового придумать не мог.

Стоя на пристани, он вспомнил утро и ребенка, который распевал «До сколого сивданя» и «Раз, два, тили, четы, пя, шесь». Бесполезный урок английского.

Переправившись в Коулун, Чеп не стал садиться ни на автобус, ни в такси. Пошел пешком. Углубился в лабиринт улочек за Ханькоу-роуд и, дойдя до самой Хайфон-роуд, двинул напрямик через парк, все еще мучаясь дурными предчувствиями, глотая зловонный воздух. Всю дорогу он посматривал в витрины магазинов и на лица встречных, полагая отыскать разгадку. Но ничего не ощущал, кроме нарастающей, на грани отчаяния тревоги; наконец в Яу Матэй он сел на метро и доехал до Коулун Тонга.

Было поздно, почти половина пятого, когда Чеп вышел из лифта на верхнем этаже, чтобы направиться прямо к себе. У самых дверей лифта стояла Мэйпин. Давно она тут? Она в жизни никогда еще его вот так не поджидала.

Лицо девушки не выражало ровно ничего. Чеп пригласил ее войти. Как только дверь захлопнулась, Мэйпин утратила самообладание и заговорила, срываясь на панический визг.

— А Фу вчера так и не вернулась!

Чеп сделал ей знак, чтобы говорила потише. Мисс Лю наверняка подслушивает из соседней комнаты. И Лили с Чуном тоже неподалеку.

— Она была со своим другом мистером Хуном, разве не так? — сердито спросил Чеп. Мэйпин вывела его из вызванного тревогами ступора, чтобы подкинуть новый повод для беспокойства. Как тут думать, если она вопит в самое ухо?

— Я жду вчера ночью. Я жду сегодня. А Фу не приходила сегодня на работу, — выпалила Мэйпин. Ее лицо, бескровное, распухшее от горя, напоминало своей бледностью китайские клецки.

— Думаю, она там, где ей хочется быть. Извините, — отрезал Чеп.

Пытаясь обойти Мэйпин, укрыться за дверью дальней комнаты, которая была его личным кабинетом, Чеп припомнил, как неприятно ему было увидеть подруг в «Золотом драконе». Их появление было гнусной уловкой мистера Хуна. А женщины сыграли ему на руку, даже не подозревая, в какое трудное положение поставили этим Чепа. С их помощью мистер Хун напомнил Чепу, что тот лишился всех своих тайн. Они сидели и слушали, как мистер Хун именует его «Невилл».