Имя богини - Виктория Угрюмова

После ужина они с Джангараем отошли на несколько десятков метров от лагеря, чтобы не мешать остальным, и стали фехтовать.

– Не сражайся со мной! – кричала Каэ, в очередной, раз избегая прямого удара, в который Джангарай вкладывал недюжинную силу. – У тебя глаза от ярости ничего не видят. Не ищи во мне соперника – тогда заметишь, как легко станет на душе.

– У вас мечи Гоффаннона, – выдохнул Джангарай, которому только гордость мешала снизить темп боя.

– Если хочешь, возьми их. – Каэ протянула ему оба клинка рукоятями вперед.

Джангарай сначала посмотрел на нее так, словно засомневался, в своем ли она уме. Потом отступил на шаг и сказал:

– Я не могу...

– Но я же могу...

– Этому я всегда удивлялся, дорогая Каэтана, но все же вы несколько иное существо, чем все мы. А я не могу. Это же...

– Знаю, знаю: великое сокровище, мечта и сон любого воина – мечи Гоффаннона. Ну и что? Они же сделаны для того, чтобы ими фехтовать.

Джангарай с великим сомнением приблизился к Каэ, явно не убежденный этим аргументом.

– Вы хоть знаете, кто их ковал?

– Ты уже несколько дней обещаешь рассказать мне эту историю, а мне неудобно признаться, что о мечах Гоффаннона я знаю столько же, сколько о Тешубе или о том, зачем я иду в ал-Ахкаф.

Ингевон заметно побледнел и опустился прямо на траву.

– Это серьезно?

– Абсолютно. Воршуд мало что мог мне объяснить. Может, хоть ты расскажешь?

Джангарай ошалело уставился на женщину, которая держала в руках бесценные клинки и понятия не имела, к чему прикасалась.

– Мечи Гоффаннона, – начал Джангарай как можно спокойнее, – если верить легенде, выковал небесный кузнец Курдалагон, по просьбе Траэтаоны. Траэтаона – это Древний Бог Войны, и считается, что не было ни в этом мире, ни в каком-нибудь другом более великого воина, чем он. Траэтаона вдохнул в мечи душу и разум, вот почему они терпят не всякого хозяина. Однако сам бог ими не воспользовался, а отдал кому-то другому. В этом месте легенда наиболее запутанна и неясна, отчего каждый рассказывает ее по-своему. Точно известно только одно. Эти мечи пробыли у своего первого хозяина неимоверно долгое время. И вдруг совсем недавно объявились в мире людей. Они пережили Древних богов и много сотен лет правления Новых, прежде чем явились в наш мир из небытия.

Какой-то рыцарь, сумевший вырваться живым из Ал-лефельда, сказал, что видел храм, который охраняется двумя огромными змеями. Там, внутри, в мраморной гробнице, похоронен не человек, а два меча, выкованные Древним богом-кузнецом.

Вы ведь знаете, дорогая Каэтана, что змеи – это животные Джоу Лахатала. Сам великий Лахатал похоронил эти мечи и предал их забвению. Но герцог Элама, могущественный властелин и маг, отец Арры, объявил неслыханную награду тому, кто добудет эти мечи. Многие годы странствующие рыцари, искатели приключении и борцы за справедливость, и в одиночку, и группами, и даже довольно большими отрядами отправлялись в заброшенный храм, чтобы добыть из гробницы небесные клинки. Но всех их постигла неудача. Так продолжалось до недавнего времени. Только пятьдесят лет назад, когда в Эламе сел на престол Арра, рыцарь Гоффаннон вернулся из Аллефельда и принес эти самые клинки в потертых кожаных ножнах.

Ему вначале никто не поверил, а этот глупец, вместо того чтобы идти в Элам за обещанной наградой, выставил клинки на аукцион на. Большой ярмарке в Аккароне. Герцог Арра тоже приехал на ярмарку. Он мог бы, наверное, силой завладеть мечами, но не стал этого делать. Он просто наблюдал. Согласно правилам торга такие драгоценные вещи должны продаваться с гарантией подлинности, а у Гоффаннона не было ничего, чтобы подтвердить свои слова. И тогда он отправился вместе с десятью самыми достойными гражданами Аккарона и представителем короля в храм Джоу Лахатала, дабы там поклясться именем Верховного бога, что мечи подлинны. Дурак, он забыл, у кого украл клинки и чьих слуг убил в поединке за обладание этим сокровищем. Думаю, вы уже догадались, что произошло. Он не успел произнести и половины клятвы, как из-за алтаря появился громадный змей, напугав всех присутствующих до смерти, и откусил голову Гоффаннону. После чего тварь скрылась в подземелье, больше ни на кого не покушаясь. Конечно, после такого происшествия – а мух о нем разнесся по городу с быстротой молнии – покупателей стало еще меньше. Но среди них не нашлось никого, кто бы смог предложить наследникам рыцаря сумму большую, чем давал герцог Элама. Он купил мечи и отвез их в свой замок.

Говорят, именно с тех пор его стали преследовать несчастья. Клинки считали и проклятыми и святыми, и Демоническими и божественными. Их стали звать мечами Гоффаннона. В молодости, – завершил свой рассказ Джангарай, – я бы дал десять лет жизни, дорогая Каэ, чтобы узнать, кому они принадлежали на самом деле и почему Джоу Лахатал похоронил их в Аллефельде, хотя почти все прочие изделия. Древних богодНовые боги не сронули.

– Действительно интересно, – согласилась Каэ. – но мне кажется, что все-таки ничего особенного в них нет, просто еще одна красивая легенда. Попробуй!

Джангарай с опаской протянул руки и взял клинки. Каэ подхватила его мечи, и они продолжили свои упражнения. Но обычно стремительный Джангарай с мечами Гоффаннона двигался как во сне. Получалось, что он сражается одновременно и с противником, и с клинками.

– Нет, – молвил он, окончательно измучившись. – Мне кажется, что они действительно, как псы или кони, чувствуют хозяина. Они не то чтобы рвутся из рук, но тяжелы и неудобны.

– Странно, – откликнулась Каэ, – а мне кажется, будто они сами летают.

– Значит, мечи Гоффаннона и вправду ваши, – признал Джангарай не без сожаления. – Владейте...

Устав, они вернулись к костру и спросили себе у караванщиков еще по чашке напитка, который удивительно утолял жажду и снимал напряжение.

– Как это называется? – полюбопытствовала Каэ.

– Ахай, – охотно откликнулся часовой, которому было тоскливо сидеть на страже, когда почти весь караван спит. – Его делают из цветка, который растет в пустыне. Найти ахай очень трудно. Но потом, когда лепестки высушивают и измельчают, достаточно одной щепотки на большой котел.

– А если насыпать больше? – заинтересовалась Каэтана.

– Нет-нет, – испугался страж. – Больше никак нельзя. Человек впадает в беспамятство на многие часы, а может и не проснуться. Больше пьют, когда лекарь велит, прежде чем отрезать что-нибудь.

– То есть как это – «отрезать»? – не понял Джангарай.

– Если что болит и вылечить нельзя, – пояснил страж. – Тогда больного поят настоем из ахай, и он засыпает. Ему режут тело, и он не чувствует боли. Ахай очень дорого стоит. Но Сайнаг-Алдар – хороший хозяин и не жалеет его для своих людей. Мы сыты и можем часто пить ахай. А когда вернемся домой в Урукур, я выпью много красного вина, – по лицу парня промелькнула тень грядущего счастья, – и высплюсь в мягкой кровати. Потом пойду на базар и куплю себе новые сапоги. И снова выпью с друзьями – что может быть лучше?

В темноте послышались легкие шаги, и сидевшие у костра насторожились, но знакомый голос успокоил их:

– Сидите, сидите. Это я, Сайнаг-Алдар. Не спится что-то. Тяжко.

– Отчего тяжко? – Каэтана протянула ему чашу с напитком.

– В этом месте, дорогая госпожа, караванный путь ближе всего подходит к землям трикстеров. А в последнее время, говорят, их набеги участились. В Урукуре сплетничают, что боги покровительствуют лесному народу и помогут ему завоевать со временем и Аллаэллу, и Мерроэ, и Тевер. Не знаю, как там пойдет дело с завоеванием, но караван разграбить они вполне могут. Вот я и встал проверить, как дела. На душе-то кошки скребут. А я своим кошкам привык верить за долгие годы.

– Тогда, может, есть смысл усилить охрану? – спросил Джангарай.

– Может, и есть, – задумчиво ответил Сайнаг-Алдар. – Но тоже не с руки – будить людей из-за одного предчувствия. Завтра предстоит тяжелый участок пути. Путь в Урукур розами не выстлан.

– Давай проедем верхом по окрестностям, – предложил ингевон, который тоже не доверял мнимой тишине ночи.

– А почему в степи так тихо? – вдруг спросила Каэ. – Обычно цикады, сверчки, насекомые разные... Сплю, а в ушах звенит. Но сейчас тишина, как в храме.

Мужчины переглянулись, и Сайнаг-Алдар неожиданно зычным голосом закричал:

– Тревога! Подъем!

Ошалевшие со сна люди вскакивали, хватаясь за оружие, пытались зажечь факелы, занять оборону. Никто ничего не понимал – караванщики сталкивались в суматохе, роняли вещи. В лагере началась суета. Сайнаг-Алдар кусал губы:

– Не успеем! Вот идиоты...

Сам он был собран, как лев пустыни, готовый дать отпор любому врагу. И враг не замедлил явиться. Бордонкай только успел встать рядом с Каэтаной, сжимая в ручищах древко Ущербной Луны, и спросить:

– Из-за чего паника?

Степь вдруг ожила – множество людей в темных доспехах, невидимые до сих пор в ночи, поднялись во весь рост из высокой травы. Они словно вырастали из земли на пустом месте и впечатление производили довольно-таки жуткое. Рослые, в черных одеяниях, с грубым оружием в руках, нападающие с криками и рычанием набросились на беззащитный, полусонный караван. Воины они были умелые. Каэтана с ужасом видела, как один за другим падают пронзенные мечами и копьями воины охраны, как тучные купцы, размахивая кривыми саблями, достойно встречают свою гибель.