Темные тропы - Мэтью Гэбори

Он закончил свои приготовления, надев широкий плащ, подбитый мехом горностая. Это был подарок умирающего, последнюю волю которого он принял; одеяние с широкими рукавами предохраняло его от холода, а когда дул сильный ветер, позволяло защитить лицо накинув капюшон.

Он ухватил ремень футляра, в котором хранился его письменный прибор, перекинул его за спину и вышел из комнаты. В коридоре его ждали двое – наемники, которые днем следовали за ним повсюду, а ночью бодрствовали, охраняя его сон. Он сопротивлялся, когда монахи убеждали его принять эту личную стражу, но это была плата за то, чтобы жить вне ограды монастыря. В конце концов он привык к их присутствию или, скорее, привык забывать о них, настолько они умели быть незаметными.

Эти двое наемников, родом из Долин Пегасов, бы-. ли близнецами. У обоих был одинаково смуглый цвет лица, золотистые глаза и седеющие волосы, заплетенные в толстую косу. На своих массивных телах они носили кристаллические доспехи, разновидность кольчуги, сотканной снежным пауком. Эта тварь обычно располагалась на волосах своего хозяина, а ее лапы обвивались вокруг косы. Шестэн никогда не видел ее за работой и, несмотря на гадливость, которую ему внушали пауки, был бы не прочь поглядеть на их медленную работу на теле пегасинцев.

Шестэн сделал им знак рукой, на который они ответили легким кивком. Общение между скриптором и двумя его телохранителями сводилось к утреннему обмену приветствиями. Шестэн пробовал разбить этот лед, но оба наемника быстро дали ему понять, что их отношения никогда не выйдут за рамки служебных обязанностей. Он с этим охотно смирился, считая своим долгом сохранять независимость.

Более не уделяя им внимания, он прошел коридором в кухню, с наслаждением втягивая ноздрями знакомый запах слоеных пирожков.

Феодор, гостиничный повар, превосходно знал привычки своего постояльца и никогда не забывал приготовить лепешки, чтобы тот мог их жевать по дороге. Шестэн нашел его у плиты, где повар натренированной рукой отправлял их подрумяниваться в горячем масле. Скриптор поздоровался с ним и вытянул шею, чтобы заглянуть в печь.

– Грушевый мармелад, – сказал он, восхищенно втягивая носом аромат.

Феодор улыбнулся ему с видом заговорщика и выложил лепешку на белую салфетку.

– Тебе понравится, – сообщил он.

Ему еще не исполнилось двадцати лет, и у него было приветливое лицо, светлая бородка и прямой взгляд. Шестэн не заблуждался, считая его единственным другом, которого он мог найти себе в этих горах.

– Ты вернешься к ужину? – спросил Феодор, бросив рассеянный взгляд на пегасинцев.

– Не знаю. Я встречаюсь с архивариусом Драконов. Возможно, мы останемся в монастыре.

– Я думал, что дороги отрезаны, – возразил, нахмурившись, повар.

– Он пришел с пилигримами.

Феодор вспомнил о буре, которая шумела всю ночь, но предпочел не продолжать разговор. Думая о людях, которые способны отправиться в путь используя разряд молнии, он испытывал смешанное чувство, нечто между страхом и благоговением. Молнии пилигримов регулярно ударяли в окрестные горы. Порою он не засыпал до зари только ради того, чтобы не пропустить эту вспышку бледного света молний, прорезывающих горизонт. Он пробовал представить себя там, внутри, вообразить себе, как человеческое тело может уместиться в росчерке света.

Все это было выше его понимания. Он что-то буркнул себе в бороду и аккуратно завернул в салфетку обжигающе горячую выпечку.

– Спасибо, – сказал Шестэн, отправляя лепешку в широкий карман своего плаща.

– А им? – спросил повар, дернув подбородком в сторону двух наемников.

– Ничего… как обычно, – пробормотал Шестэн. Феодор ответил чем-то вроде сердитого урчания. Он не видел, чтобы эти два пегасинца хотя бы раз оказали честь его кухне или просто воспользовались его припасами. Как мог бы он доверять двум таким детинам, которые не едят вообще или прячутся, когда это делают?

– Следует остерегаться этих парней, – процедил он сквозь зубы, взяв под руку своего друга и увлекая его в сторону входной двери. Остановившись на пороге, он добавил серьезно: – Они едят только насекомых, если отыщут.

– Конечно… Впрочем, – сказал Шестэн с выражением полного согласия на лице, – мне определенно кажется, что их пауки каждое утро меняются.

Феодор сморщился, искоса взглянув на наемников.

– Ты шутишь? – прошептал он.

– Приглядись, – коварно посоветовал ему скриптор, запахивая полы своего плаща.

Царивший снаружи мороз ожег ему лицо. Он набрал полные легкие воздуху и прислушался, стараясь уловить неслышный говор окружающей природы. Он любил эту мелодическую звуковую мозаику, эту совершенную гармонию мира, оберегаемого и погруженного в дремоту под своим зимним покрывалом. В подобные минуты он чувствовал, как отступают любые тревоги, оставляя место лишь ощущению полноты жизни, не сравнимой ни с каким другим впечатлением. – Он подмигнул Феодору, который посторонился, пропуская двух наемников, тихо закрыл за ними дверь и, аккуратно ступая, пошел по дорожке, огибающей монастырь.

Тропинка мягко спускалась вниз, ограниченная справа старой каменной кладкой и слева высокими заснеженными соснами. Он шел, высоко подняв голову и заложив руки за спину, на дюжину локтей впереди телохранителей.

Сразу за поворотом ограды, у ее восточной стены, он остановился и поднял глаза. Он зажмурился, защищаясь от резких лучей солнца, затоплявшего соседние вершины, поморгал глазами и стал искать в небе беркута.

Птица появилась, паря с распростертыми крыльями, и с ликующим криком устремилась к скриптору. Шестэн вытащил еще горячий подарок от Феодора, положил на ладонь и отогнул другой рукой углы салфетки, приглашая своего друга разделить с ним завтрак. Поняв приглашение, беркут опустился на стену и пододвинулся к плечу Шестэна. Скриптор улыбнулся, разломил лепешку и поднес кусочек к клюву птицы. Беркут нагнул голову, чтобы ухватить его, и вдруг яростно забил крыльями. Шестэн вскрикнул от изумления и почувствовал за своей спиной бегущих к нему пегасинцев.

– Не подходите! – приказал он, подняв руку.

Наемники замерли на месте. Птица медленно помахивала крыльями, стараясь держаться над скриптором, но не издавала ни звука, вытянув голову к небу.

– Что происходит? – спросил Шестэн. – Что ты почуял?

– Падаль, – ответила птица. – Харония. Сердце у Шестэна сжалось, и он взглянул на наемников.

– Это невозможно, – сказал он. – Они не могут прийти в Каладрию, ты это хорошо знаешь.

– Падаль, – снова крикнула птица.

– Мессир Шестэн? – окликнул его один из наемников.

– Не беспокойтесь… – отозвался он. – Это странно. Он как будто почуял приближение Харонии.