Необязательные отношения - Ирина Кисельгоф

Лаврова в «Рамсторе» ходила с корзинкой между полок с продуктами, выбирая, что душа пожелает, заранее предвкушая, как усядется в маленькой рамсторской кафешке. Закажет большущий кусок слоеного торта с взбитым, воздушным творогом и медленно, по маленькому кусочку, будет дегустировать его нежный вкус, запивая свежесваренным кофе.

— Эй, Лаврова!

Она оглянулась и увидела старинную знакомую с необычным, арабским именем Камона. Ее волосы, туго стянутые на затылке, темной блестящей патокой обтекали голову. Арабские газельи глаза изогнулись улыбкой к вискам.

— Сто лет не виделись! — воскликнула она. — Как ты?

— Как обычно.

— Зануда! — засмеялась Камона. — Пошли посидим, поокаем.

Они уселись за столик в рамсторской кафешке.

— У тебя как? — спросила Лаврова.

— Отлично! Вышла замуж за француза. Живу в Марселе. Привезла ненадолго внуков к дедке и бабке.

— Как за француза? — изумилась Лаврова. — Ты что, в третий раз замуж вышла?

— Да, — Камона откусила кусочек торта. — Вкуснотища какая!

Она все делала вкусно. Она сама была аппетитной и вкусной, оптимисткой, не знающей, что стакан может быть наполовину пуст. Ее стаканы всегда оказывались полными.

— Поразительно. Толпы женщин мечтают выйти замуж, а у тебя все так легко и просто, — восхитилась Лаврова.

— Это в первый раз сложно выйти замуж и сложно развестись. Все кажется сплошной трагедией. Трудно второй раз выйти замуж, от страха, что опять настанет разочарование. А потом пошло-поехало. Не исключено, что француз у меня не последний.

— И как к этому относятся твои дети?

— Лучше, чем я. Им не приходится с ним спать.

— А что, какие-то проблемы?

— Шутка, — рассмеялась Камона. — Хотя он макает круассан в кофейную чашку и жует мокрый хлеб, запивая кофе с плавающим жиром. Чепуха, а раздражает просто жуть!

— Как тебе удается так легко жить?

— Мужчинами управлять несложно. Надо только делать вид, что ты с ними заодно, — сказала женщина, сидящая напротив Лавровой. «Интересно, мудрость приходит с годами или она не каждой женщине дана?» — подумала Лаврова и вздохнула. Ее мучила зависть.

— Как Мадина? — спросила она о старшей сестре Камоны.

— Живет в гражданском браке с парнем на семь лет моложе. Он ее обожает. Целует взасос у института, где она работает. Все это видят, а ей хоть бы хны. Пускай завидуют, говорит.

Лавровой было удивительно видеть счастливого человека. Ей было удивительно слышать о счастливом человеке. Она раньше думала, что такие люди давным-давно перевелись на белом свете. Все дело в генах, решила она и перестала завидовать.

Когда Лаврова с мужем только поженились, они поехали знакомиться с его матерью. Она жила в Ейске, ее дом стоял почти на самом берегу моря.

Его мать была грузной женщиной с больными распухшими ногами, она ходила, опираясь на трость. За ней ухаживала женщина по имени Зухра. С ними жили ее племянники, подросток Халида и девятилетний Тимур.

Лаврова улыбнулась его матери, она волновалась и не хотела, чтобы та это заметила. Муж тоже нервничал. Ночью Лаврова долго не могла заснуть, она слушала шум моря, которое дышало своими огромными легкими.

На следующий день после обеда все спустились во двор, где рос огромный карагач. Палящее южное солнце пробивалось сквозь его листву золотыми монетами. Лаврова держала за руку Тимура.

— Посмотри, как много на нем старинных золотых монет! Их награбили разбойники и спрятали на дереве. Во смешные! Они думали, что мы их не найдем! — воскликнула Лаврова.

Лавровой нравился мальчик, ведь у нее тоже будет сын, и она хотела его развлечь.

— Давай залезем и соберем их, — включился в игру Тимур.

— Нельзя, там спит кот ученый.

— А что он знает?

— Он звездочет, днем он стережет разбойничьи сокровища, а ночью считает звезды. Их на небе миллиарды. Он не успевает их пересчитать и сбивается, потому что утром звезд уже не видно и ему надо заступать на дежурство.

— Вот глупый!

— Он не глупый, просто так надо.

— Давай я тебе покажу, где растет крыжовник. Он такой вкусный.

Тимур повел ее за собой. Он нарвал ягод и протянул их Лавровой. Они лежали на его грязной ладошке, и Лавровой вдруг захотелось ее поцеловать.

— Хоть одну ягодку дайте! — жалобно попросил ее муж.

Лаврова обратилась к Тимуру, словно он был главный, и предложила:

— Давай дадим, а то он умрет от разрыва сердца.

Тимур неохотно согласился.

Муж лежал на травке, Лаврова одну ягодку клала себе в рот, другую — в его.

— Как хорошо! — сказал муж. — Давай так и проживем здесь остаток жизни.

Потом Лаврова случайно услышала разговор мужа с матерью.

— Плохо, что ты на ней женился. Ты не будешь с ней счастлив, — говорила она.

— Почему? Она тебе не понравилась?

— Понравилась, не понравилась, — проворчала мать. — Она фантазерка. Мог бы найти себе и посолиднее.

— Мог бы, но нашел эту. — Он обнял мать.

— Теперь уже ничего не поделаешь, — вздохнула та. Ей было жаль сына.

Когда стемнело, дети развели костер. Языки пламени поднимались к самому небу. Все ели печеную картошку. Муж очистил одну картофелину и дал Лавровой. Она откусила кусочек, картошка была необычайно вкусная, как в детстве.

Ночью муж вдохнул запах ее волос и произнес:

— Твои волосы пахнут степным пожаром.

Лаврова улыбнулась, и он сказал:

— У тебя страшная улыбка.

Она его поняла и попросила:

— А ты не бойся!

На заре они пошли на море. Лаврова лежала на песке. Солнечная дорожка на море напоминала взлетную полосу. Лаврова заложила руки за голову и стала смотреть в небо. У него был цвет глаз ее мужа. Даже зрачки такие же, как два солнышка.

— Что ты там увидела? — спросил муж.

— Там летают птицы.

— Какие?

— С золотыми перьями и сапфировыми глазами. Они живут на солнце.

— Моя жена фантазерка, — улыбнулся ей муж.

При прощании его мать поцеловала Лаврову. Сына она перекрестила.

Лаврова вышла замуж на пятом курсе института, а развелась с мужем после смерти его матери. После похорон муж сказал: «На свете больше никого не осталось, кто бы меня любил».

Лаврова была виновна в том, что возненавидела самого дорогого ей человека за то, что убила их ребенка и лишила их общего будущего. Ей нужно было освободить его от себя. И она его отпустила.

Лаврова сидела на камне, опустив ноги в прозрачную воду горной речки. Камень был горячим от солнца, вода ледяная. Лаврова обливалась потом, а ее ноги стыли от холода. Струящаяся вода размывала очертания ступней и камней, лежащих на дне. Вода меняла объем, делая его больше. Вода изменяла цвет, делая кожу белее, а серые пыльные камни, попадая в реку, приобретали оттенок слоновой кости или красного гранита в черных ожогах шрапнели.

— Этот черный с белой полоской посередине, — сказал Никита — Он похож на субмарину с белой ватерлинией.

Никита держал камень под водой, вода закручивалась кольцами возле пальцев мальчика и текла дальше, увлекая за собой запах разогретого тела, грязь и ржавчину забытой и брошенной на берегу черной субмарины. Лаврова поставила замерзшие ступни на горячий камень.

— Как хорошо, — мечтательно сказала она. — Было бы так всегда.

Никита перевернулся на спину и положил субмарину на грудь. Она медленно высыхала, становясь черным камнем с белой полоской.

— Смотри. Солнце в тумане.

Лаврова подняла голову. Высоко в небе светило бледно-голубое солнце с растекающимся неоновым обручем протуберанцев. Это было холодное солнце чужой, бездушной планеты. Ветер отогнал легкое облако, и солнце лишилось прозрачной вуали, снова став горячим сердцем живой плоти земли.

— Почти как на картинах японских художников, исповедующих философию югэн.

— Что такое югэн?

— Самое великое делание. Это предчувствие, написанное кистью. Или, другими словами, изображение не выразимого словами ощущения жизни, вызывающее радость, тревогу или печаль. Например, отражение луны в воде, умирающие осенние листья или туманный свет фонарей ночной улицы. Это живопись, влияющая на настроение человека и помогающая через чувства понять смысл жизни. Такое искусство доступно не многим. Его могут создать и прочесть только те, кто слышит и видит по-другому. Понял?