Тропа Кайманова - Анатолий Чехов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Значит, только предположения?
— Только предположения...
— А какие, если не секрет?
— Ну, не проверив, я пока что ничего более определенного сказать не могу.
— Придется подождать, когда сможете.
— Будем надеяться, — безразличным тоном ответил Кайманов.
При этом он подумал: «Кто мог сказать Ястребилову о следах на кладбище? Что он имел в виду?» Насчет подозрений, что там побывал Флегонт, знает только полковник. Следы Яков обнаружил вместе с лейтенантом Аверьяновым. Значит, о результатах поисков Ястребилов расспрашивал Аверьянова. Что ж, это его право, хотя проще было спросить самого Кайманова: все-таки у него несравненно больший опыт да плюс к этому знание людей... Нетрудно догадаться, в каком виде Ястребилов представил эту историю Овсянникову, хотя к самому лейтенанту у Якова, собственно, не было претензий: человек на службе, за свою работу отвечает.
— У вас есть еще ко мне вопросы, товарищ лейтенант? — спросил Кайманов.
— Пока нет... — с непроницаемым лицом, глядя прямо в глаза Кайманову, ответил Овсянников. — Только просьба, если вам что-нибудь станет известно по этому делу, проинформируйте нас.
— Безусловно, — сказал Яков. — Честь имею...
— Передайте привет вашей супруге, — издевательски бросил вслед Ястребилов.
Кайманов даже не оглянулся, молча зашагал к выходу, окидывая взглядом дорожки парка в поисках Барата. Но Барата почему-то нигде не было видно, хотя Яков и просил его подождать у ворот.
Яков старался не думать о возможных последствиях встречи с Ястребиловым и Овсянниковым здесь, в госпитале, но твердо знал, что такие последствия будут.
— Товарищ старший лейтенант! — все-таки, не успокоившись, окликнул его Ястребилов.
Яков остановился. Овсянников и Авенир Аркадьевич подошли к нему.
— Вы не сообщили мне о ваших ближайших планах, товарищ старший лейтенант, — предельно вежливо сказал Ястребилов. — Если не секрет, что вы намерены предпринять?
— План поиска утвержден полковником Артамоновым, — ответил Яков. — Так что никакого секрета быть не может, товарищ капитан. Думаю найти родственников погибшей в Карахаре Айгуль и Нурмамеда Апаса, убитого незакрепленным в машине дизелем. Собираюсь звонить в правление колхоза «XX лет Октября», чтобы установить личность шофера, совершившего преступление.
— Можете не звонить. Мы уже установили, что из колхоза никакого шофера в авторемонтные мастерские не посылали. Дизель был получен по фальшивым документам.
— Благодарю за информацию...
— Ну что ж... Вы свободны, — подчеркивая свое положение старшего по званию и должности, сказал Ястребилов.
Яков молча приложил руку к козырьку фуражки, вышел за ворота парка, где ждал его у машины Лаллыкхан.
— Барат Агахан разве не выходил? — спросил Кайманов, — Я его к тебе посылал.
— Уехал на попутной машине. Шибко торопился домой. Тебя и меня звал к себе в гости... Что узнал, Яков Григорьевич? — спросил Лаллыкхан, едва Кайманов сел в машину на свое место рядом с водителем.
— Умер Нурмамед Апас. На операционном столе, — ответил Кайманов.
— Жалко человека, — горестно сказал Лаллыкхан. — На фронте не убили, так дома погиб. В такую переделку попал... Теперь надо искать этого негодяя — колхозного шофера...
— В том-то и дело, дорогой Лаллыкхан, что шофер был не колхозный. Никто из колхоза «XX лет Октября» в ашхабадские авторемонтные мастерские никакого шофера не посылал. Враги разнюхали, что этот дизель ремонтировал Нурмамед, выманили его за город и убили. Попробуй теперь найди, кто убил... Успел ли побывать в интернате?
— Успел, Яков Григорьевич.
— Ну что?
— Сын Айгуль Атаджан уже две недели как оттуда сбежал.
— А директор, воспитатели что говорят?
— Причину, говорят, сами не знаем.
— Час от часу не легче...
— Ай, не огорчайся, Яков Григорьевич, — успокоил его Лаллыкхан. — Сначала и я так сказал, а потом и думаю, где он жить, кормиться будет? Поехал на текинский базар, того, другого спросил, вижу, старый знакомый Махмуд-Кули сидит, табаком торгует. «Ай, салом, салом, — говорю, — Махмуд-Кули, как живешь? Как здоровье? В порядке ли семья?» Он говорит: «Живем, как все — война...» Спрашиваю: «Не знаешь ли ты Атаджана — сына Айгуль из Карахара?» Он говорит: «Ай, слыхал, слыхал... Бедная Айгуль! Бедная Эки-Киз! Какой злодей поднял руку на женщину и дитя?» «Помоги, — говорю, — найти Атаджана. Надо же ему о матери сказать». «А чего его искать? — отвечает Махмуд-Кули. — Атаджан у старухи Эльяр живет. Она пирожки с мясом печет, Атаджан продает. Так и кормятся...»
— Где только она мясо добывает? — спросил Яков, отлично зная, что представляет собой Эльяр — перекупщица мелких партий опия.
— Наверное, какие такие охотники-браконьеры архаров стреляют, ей привозят, а выручку делят, — предположил Лаллыкхан.
— А как мы узнаем Атаджана? Мало ли мальчишек с лотками на базаре? — спросил Яков.
— Я тоже такой вопрос задавал, — ответил Лаллыкхан. — Махмуд-Кули говорит, у Атаджана на шее родимое пятно. Мальчишка приметный.
— Ладно, едем на текинский базар, — сказал Яков. — Может, у Атаджана узнаем, кто приходил к его матери и дяде Нурмамеду Апасу.
В памяти Кайманова еще свежа была история с Махмудом-Кули — старостой группы проводников, наладивших переправу через границу агентов немецко-фашистской разведки. Якову удалось уговорить Махмуда-Кули, два сына которого воевали с немцами на фронте. Но капитан Ястребилов провалил дело. Махмуд-Кули, раскрывший Кайманову систему паролей и явок, отказался разговаривать с Ястребиловым, когда тот потребовал, чтобы все нити этого дела передали ему. Ястребилов задержал Махмуда-Кули, но, так ничего и не добившись, вынужден был по приказу полковника Артамонова отпустить.
Махмуд-Кули вернулся к торговле табаком на базаре, теперь он не хотел больше иметь никаких дел ни с Ястребиловым, ни с Каймановым, а Яков должен был склонить его на свою сторону, чтобы узнать, где живет старуха Эльяр, у которой поселился, сбежав из интерната, Атаджан.
Кайманов приказал водителю ехать к ряду низких дощатых построек в дальнем конце базара. Там среди маленьких ларьков и лавок приютилась небольшая хибара «Охотсоюза», где были у Якова друзья, которые в случае чего могли прийти на помощь. Но Якову не повезло: никого из знакомых охотников там не оказалось.
Сунув под гимнастерку маузер и прижав его поясным ремнем, надвинув на глаза фуражку, Кайманов вслед за Лаллыкханом, стараясь меньше привлекать внимания, выскользнул из «Охотсоюза».
Если полгода назад на текинском базаре больше было темно-красных национальных елеков женщин, халатов и тельпеков мужчин, то сейчас базар был заполнен все прибывающими в Ашхабад эвакуированными, ранеными из госпиталей. Шум, гомон, ругань, беспорядочное движение тысячной толпы, повсюду мелькали военные гимнастерки, бинты раненых, зачастую в ржавых пятнах, инвалиды на костылях и без костылей, то и дело затевающие потасовки, крики и даже откуда-то доносящиеся песни — все это сразу привычно захватило Кайманова и Лаллыкхана, закружило, понесло в огромном скоплении бездомных обездоленных людей.
Где уж тут найти какого-то мальчишку с лотком пирожков. Даже при росте Кайманова поле зрения ограничивалось несколькими метрами, настолько плотная была вокруг масса народа.
Война пришла и сюда в своем безобразном облике, смотрела из обезумевших от жары, предельно усталых глаз, размахивала пустыми рукавами, стучала деревяшками костылей, кричала об огромном человеческом несчастье тысячами охрипших глоток.
— Давай я здесь постою, Лаллыкхан, — сказал Яков. — А ты пойди спроси у Махмуда-Кули, в каком месте чаще всего бывает со своим лотком Атаджан.
Пока Лаллыкхан искал Махмуда-Кули, Кайманову попали на глаза несколько лотошников — все старики или женщины. Никаких мальчишек прблизости не было.
Лаллыкхан пропадал довольно долго. Кайманов уже начал думать, что они потеряли друг друга, как увидел председателя аулсовета Душак Лаллыкхана, издали махавшего ему рукой.
— Вон там он, в холодочке, у хлебной лавки, — сказал Лаллыкхан, когда Яков пробился к нему.
И в самом деле, даже отсюда было видно, как за хлебным ларьком высокий тощий парень в тюбетейке быстро раздавал с лотка пирожки, запихивая деньги в карман.
Проголодавшиеся Кайманов и Лаллыкхан одновременно подумали, почему бы им тоже не подкрепиться пирожками. К тому же с покупки легче начать разговор.
Очередь их уже подходила, когда они увидели, что на лотке у Атаджана осталось всего четыре пирожка. Яков присмотрелся к Атаджану и, судя по выражению его лица, понял — мальчишка еще ничего не знал о смерти матери. Предстояла тяжелая обязанность сообщить ему эту весть. Только сейчас вспомнив, что Лаллыкхан все деньги до копейки сдал начфину отряда на покупку танка, Кайманов обнаружил у себя в кармане гимнастерки под железнодорожной спецовкой лишь сотенный билет. Мелочь осталась в кошельке в кармане брюк.