Одна из нас лишняя - Марина Серова

У меня было одно предположение, и ехала я на Провиантскую именно для того, чтобы его проверить. Мы как раз подъехали к дому Овчаренко.

— Жди, — бросила я Родиону и вышла.

Нажав на кнопку домофона, встала перед глазом телекамеры.

— Входи, — узнала я Никитин голос, искаженный радиопомехами.

Раздался короткий писк, лязгнула щеколда замка, и, потянув за ручку двери, я вошла в дом.

— Привет, как дела? — радостно приветствовал меня Никита, когда я появилась в дверях гостиной. — Шикарно выглядишь.

— Привет, дорогой, — я поблагодарила его за комплимент и утонула в диванных подушках, — мне нужно поговорить с твоей мамой.

— Ма-ма, ма-ма, — протянул Никита, — что-то не припоминаю.

— Кончай дурачиться, Ник, дело серьезное.

— Нет ее, — небрежно отозвался он, — пару часов назад она приехала вся взмыленная, собрала чемоданы, сказала, что срочно улетает в командировку, просила никому ничего не говорить.., да, ей кто-то звонил, и я понял, что с нее что-то требуют.

— Ты подслушивал за дверью? — усмехнулась я.

— Какая тебе разница? — равнодушно сказал он.

— Больше она ни о чем тебя не просила, не предупреждала? — решила я все-таки уточнить.

— Да нет, ни о чем особенном, просила только быть поосторожнее и всякое такое…

— Ладно, я скоро вернусь. Из дома не выходи, дождись меня, понял?

Никита пожал плечами: мол, что мне еще остается?

— Я позвоню, — бросила я и выбежала на улицу.

На полпути до машины я тормознула, вынула из кармана сотовый и набрала номер Анатолия Константиновича. Он сам поднял трубку.

Услышав его невозмутимый голос, я без лишних церемоний и экивоков выложила ему все свои соображения.

— Хорошо, Евгения, что-нибудь придумаем.

Нажав кнопку «отбой», сунула сотовый в карман и побежала к машине.

— В аэропорт, — взволнованно, срываясь на крик, скомандовала я Родиону, как простому таксисту, — быстро!

Он ошарашенно посмотрел на меня.

— Потом все объясню, будь умницей, — я набросила ремень безопасности и, чтобы вывести Родиона из столбняка, поцеловала его.

Это подействовало. Он резко стартанул, и через десять минут мы уже мчались во всю мощь лошадиных сил «Массо» по трассе, ведущей к аэропорту.

Рискуя нарваться на дорожную инспекцию, Родион гнал как сумасшедший. Он ловко маневрировал, быстро переключая скорости. Перед самым аэропортом, когда я собиралась отвесить ему комплимент по поводу его мастерства, он чуть было не угробил нас.

«Массо» обгонял очередной грузовичок «Газель», когда из-за поворота навстречу неожиданно выехал мчащийся на всех парах «Икарус».

Мы уже поравнялись с грузовичком, водитель которого решил поиграть на трассе в догонялки и тоже прибавил скорость, поэтому тормозить, чтобы пропустить встречный «Икарус», было поздно.

— Газу — и вправо! — едва я успела крикнуть Родиону, который и сам, видимо, решил так поступить.

Он вдавил педаль газа до упора, и «Массо», чутко отозвавшись на это движение, еще быстрее помчался навстречу автобусу. Расстояние между ними стремительно сокращалось, но джип уже на полкорпуса опередил «Газель». Когда до «Икаруса» оставалось несколько десятков метров, Родион резко крутанул руль, подрезая мчавшийся рядом грузовик.

Едва не встав на два колеса, «Массо» выровнялся, и мы выехали на площадь перед аэровокзалом.

Родион остановил джип на почти пустой стоянке. Рядом ждали залетных клиентов только две желтые «Волги» — такси.

— Надеюсь, ты не собираешься улететь от меня? — поинтересовался Родион, когда я выбралась из машины.

— Жди, Родион, я скоро.

Глава 10

Стеклянные двери вокзала автоматически раздвинулись передо мной, приглашая внутрь.

Я метнулась в кассовый зал, служивший одновременно залом ожидания. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что среди немногочисленных пассажиров человека, которого я искала, не было.

Я кинулась на второй этаж. Круглый зал, антресолью выходящий в холл аэровокзала, был почти пуст. Снова спустившись вниз, я направилась в вокзальный ресторан. Кроме двух мирно обедающих парочек, в большом прохладном зале никого не было. До начала регистрации билетов на нужный мне рейс оставалось около получаса. Время еще есть.

Я выбежала на улицу со стороны аэродрома.

Около дюжины пассажиров ожидали объявления о начале регистрации на деревянных лавочках, покрытых темным лаком. Где же она может быть? Черт! Как же я не догадалась сразу! Камеры хранения. Я рванула назад к лестнице, ведущей на цокольный этаж. Навстречу мне поднималась тучная матрона в ситцевом платье. Тяжело дыша и отдуваясь, она катила огромную зеленую сумку на колесиках.

Я вихрем пронеслась мимо нее и оказалась в зале, отделанном мрамором светло-кофейных тонов. В нем рядами стояли стеллажи с ячейками камер. Начав осмотр с правого края, я двинулась в глубь зала, заглядывая в каждый отсек.

Я едва не столкнулась с высоким русоволосым мужчиной, неожиданно появившимся из предпоследнего отсека.

— Извините, — улыбнулся он, встретившись со мной взглядом.

— Ничего.

Заглянув в последний отсек, я увидела знакомый стройный силуэт. Мой взгляд скользнул от платинового затылка по ослепительно-белому трикотажному комбинезону до массивных серебристых сабо.

— Добрый день, — спокойно произнесла я.

Мой негромкий голос подействовал на Людмилу Григорьевну, будто разряд электрического тока. По ее телу пробежала волна нервной дрожи. Пальцы Людмилы Григорьевны импульсивно разжались, и на пол с металлическим грохотом упал небольшой пластиковый пакет, который она намеревалась положить в ячейку камеры хранения. Подобно соляному столпу, она застыла на мгновение, но потом, неторопливо обернувшись, взглянула в мою сторону. На ее лице появилась кривая улыбка.

— Это всего лишь вы, Женечка, — облегченно выдохнула она, — а я-то думала…

Она спокойно подняла пакет и сунула его в ячейку, а оттуда достала аккуратный, но вместительный серебристый чемоданчик.

— Может быть, вы думали, что это служба безопасности «Тарасовнефтегаза»? — поинтересовалась я.

— Женечка, — она укоризненно посмотрела на меня, — что вы такое несете? Какой «Тарасовгаз»? Кстати, вы нашли моего мужа?

— Я нашла его убийцу.

— Мой муж убит?

— К сожалению, да.

— Вот как? — спросила она, словно речь шла о потерянной иголке. — И кто же его убил?

Т — Некто Борщев Вячеслав Михайлович.

— Он что же, сам вам об этом сказал?

— Борщев уже никому ничего не скажет, — покачала я головой, — он тоже убит.

— Женечка, — вскинула на меня свои красивые глаза Людмила Григорьевна, — какие страсти вы рассказываете!.. Где же обнаружен труп моего мужа?

— Скорее всего его труп найдут где-нибудь в лесопосадках возле аэропорта, — я сделала несколько осторожных шагов в сторону Людмилы Григорьевны, — но я думаю, вам-то это известно. Неужели Борщев не поделился своими секретами со своей сообщницей?

Глаза Людмилы Григорьевны полезли из орбит. Лицо вытянулось и стало злым. Ее рот был приоткрыт, точно она потеряла от удивления дар речи.

Неплохо сыграно.

— Внимание, — пропел усиленный микрофонами голос почти возле моего уха, — начинается регистрация билетов и оформление багажа на рейс номер тридцать четыре девятнадцать Тарасов — Стамбул…

— Я бы с удовольствием послушала вас еще немного, но, к сожалению, мне пора — объявили мой рейс.

Она взяла дипломат и собиралась пройти мимо меня по узкому проходу, но я преградила ей дорогу., — Не думаю, что вы сегодня или вообще в ближайшие десять-пятнадцать лет куда-нибудь полетите. Лучшую часть своей жизни вам придется провести в тюрьме.

— Да что вы несете, милочка! — Глаза ее горели неприкрытой ненавистью. — Пропустите меня сейчас же!

— Вы ничего не забыли? — Я показала глазами в сторону ячейки, где лежал пластиковый пакет.

Людмила Григорьевна как бы опомнилась и метнулась к открытой ячейке. Поставив дипломат между ног, она развернула пакет и.., черное дуло «ПМ» с навинченным на него глушителем уставилось мне в грудь.

— Вот теперь и поговорим, — ядовито прошипела она.

Ее узкий рот растянулся в зловещей ухмылке.

— Мне вас искренне жаль, девушка, столько потеть, а в итоге… — Она поводила пистолетом из стороны в сторону. — Вы понимаете — я не могу оставить вас в живых…

— Значит, я была права — это вы убили Борщева.

Людмила Григорьевна издевательски подмигнула мне и ухмыльнулась.

— Зачем с кем-то делиться? Согласитесь, четыреста тысяч больше, чем двести, — цинично заявила она, отбросив свободной рукой платиновую прядь со лба. — К тому же этот педик не способен был даже нормально заниматься сексом.

— Не пойму, — произнесла я, — почему он не увез свои деньги, когда ездил в Болгарию?