ЛАНАРК: Жизнь в четырех книгах - Аласдер Грей

«Дастмне ктон накнец вертку!»

Обрадованный, Ланарк поднялся на ноги и бежал в темноте, пока не наткнулся на поверхность, которая загремела под его напором. Это была одна из завес. Он сделал шаг назад, чтобы навалиться на нее с размаху, но она открылась сама. Послышался оглушительный шум, словно многочисленные стаи скворцов бились в толстое оконное стекло. В ярком круге дверей стояли, глядя на Ланарка, трое людей с бледными лицами — двое в комбинезонах, а один в халате врача.

— Вы шли навстречу потоку! — закричали они.

— Другого пути не было.

— Но вы оставили без света клубы! Из-за вас застряли вакуумные экскаваторы!

Вмешался доктор:

— На это все мне наплевать, но вы вызвали эпидемию нервного тремора и бог знает сколько переломов. Если бы это случилось после стовосьмидесятого, вы оказались бы убийцей! Массовым убийцей!

— Простите, но мне необходимо добраться до студии Озенфанта.

Мужчины в комбинезонах переглянулись.

— Озенфант, конечно, большой человек, но если он будет позволять своим сотрудникам блокировать поток, ему несдобровать.

Доктор отвернулся и пошел прочь. Ланарк собирался последовать за ним, но один из мужчин в комбинезонах потянул его за рукав:

— Нет-нет, парень, ты уже достаточно наделал бед. Пойдем-ка туда, откуда ты явился.

Пока Ланарк, сопровождаемый двумя спутниками (один шел спереди, другой сзади), двигался к выходу, нормальное перемещение света и воздуха возобновилось. Когда они приблизились к залу, в тоннеле зазвучал обычный шум. Человек, шедший первым, ключом открыл один из лифтов, впустил всех внутрь и произнес:

— К профессору Озенфанту, потом к клоаке. — Кинув осуждающий взгляд на Ланарка, он добавил: — Клоаку затянуло льдом.

— Прошу прощения.

Дверь открылась. Ланарка вытолкнули в студию; спутники за ним не последовали.

Перед экраном сидели четверо, прихлебывали из стаканов и перебрасывались фразами. Озенфант, оглянувшись, воскликнул с улыбкой:

— Ага, вы как раз успели! Когда вырубилось электричество, мы испугались, что вам не добраться вовремя. Но постойте, дружище, у вас на лбу кровь!

На экране испускала сияние серебряная фигура, воздух чуть колыхался над ее разинутым клювом. Когда Ланарк перевел взгляд с нее на уютно расположившуюся группу, в нем вспыхнул гнев. Он быстро пересек студию, прошел между Озенфантом и музыкантшей, игравшей на виолончели, задрал правую ногу и всадил каблук в центр экрана. Экран треснул и погас. В полной тишине Ланарк направился к стене, отодвинул гобелен и шагнул в тоннель.

Наклонившись, он просунул плечи в открытый проем. Все ее конечности сейчас были покрыты металлом; она выросла и упиралась головой в одну стену и копытами в другую; крылья были простерты в стороны, и перья касались стен; пола совсем не было видно. Воздух обжигал, из клюва устремлялась вверх белая полоска, похожая на сигаретный дымок.

Он позвал:

— Рима.

Голос отозвался с восторженным трепетом:

— Это ты, малыш Toy? Пришел попрощаться? Мне теперь не холодно, Toy, мне тепло, а скоро я засияю.

— Я не малыш и пришел не затем, чтобы попрощаться.

Он забрался в проем, перешагнул подрагивавшие медные крылья, сел, расставив ноги, на серебряную грудную клетку и шумно выдохнул. Комнату заполняли клубы пара. С ликующим смешком она произнесла:

— Ты все еще здесь? Я тебе рада. Теперь, когда я удаляюсь, ты мне начал нравиться, но тебе нельзя здесь больше оставаться.

— Послушай! Послушай меня! — выкрикнул Ланарк и смолк, не зная, что добавить.

Он склонился и в отчаянии толкнулся головой в ее челюсти. Лицо обдало жаром, волосы встали дыбом. Раздался треск, и голос Озенфанта произнес резко:

— У вас остается десять секунд, чтобы покинуть помещение, купол вот-вот запечатают, его больше не откроют, у вас остается семь секунд.

Она снова рассмеялась; ее смех звучал прямо у его уха.

— Ты что, досадуешь, что некому будет больше читать, Toy? Но я расправила крылья, полечу, куда захочу, а тебе со мною нельзя: взметнусь на пламени кудрей и, словно воздух, пожру людей.

— Ее челюсти вот-вот закроются, — проговорил Озенфант. — Слушайте, вы меня не любите, но я даю вам пять дополнительных секунд, пять секунд сверх положенного. Отсчет пошел.

Послышалось слабое шипение, и изо рта рванулось такое облако пара, что Ланарк с воплем отдернул голову.

— Ты еще здесь? — спросила она.

— Да, я здесь.

— Но я тебя убью.

— Пусть.

— Я не хочу тебя убивать.

Снизу проникла сквозь ледяной металл теплая волна; клюв захлопнулся с треском, похожим на пистолетный выстрел. Треск повторился, потом раздался щелчок. Пар начал рассеиваться, но Ланарк не сразу разглядел клюв, потому что голова отвалилась. Между плечами зияла черная дыра, из которой исходил слабо светившийся поток. Это были волосы. С новым щелчком лопнула грудная клетка. Ланарк свалился на крыло и прислушивался к грохоту, какой могли бы издавать катившиеся вниз по лестнице ведра и котлы. Серебряное тело, конечности трескались и распадались на куски, усеивая пол причудливыми металлическими обломками.

Нагая девушка с плачем выбралась на середину и стала тереть себе щеки. Она была высокая и светловолосая, но это была Рима, потому что она кивнула Ланарку и сказала:

— Нужно было тебе тогда взять куртку. Я не хотела, чтобы ты простыл.

Раздался треск, и голос Озенфанта произнес:

— Что происходит? Что происходит? Без экрана я ничего не вижу.

Ланарк был слишком ошеломлен, чтобы о чем-нибудь думать или испытывать какие-нибудь чувства: он просто смотрел на нее разинув рот и вытаращив глаза. Кожа Римы казалась влажной; она дрожала, обняв свои колени. Ланарк стянул с себя халат и вязаную кофту, откинул в сторону несколько обломков брони и пробрался к Риме.

— Надень-ка лучше вот это.

— Пожалуйста, накинь это на меня.

— Прекратите шептаться! — рявкнул Озенфант, — Я желаю знать, что произошло!

— Думаю, с нами все в порядке, — отозвался Ланарк.

После недолгой паузы Озенфант проговорил без выражения:

— Что касается вас двоих, я умываю руки.

Ланарк накинул одежду на плечи Риме и, обняв ее за талию, сел рядом. Она склонила голову ему на плечо и сонно заметила:

— Вид у тебя, Ланарк, словно только что из битвы.

— Скоро я приду в себя.

— Не знаю, прощу ли я тебя когда-нибудь за то, что ты сломал мои крылья. Конечно, хорошо снова стать человеком, но они были такие красивые.

Она как будто заснула, а он впал в оцепенение.

Потом она поцеловала его в ухо и пробормотала:

— Не попробовать ли нам выбраться отсюда?

Поднявшись на ноги, он сказал:

— Доктор Ланарк готов к выходу.

Камера сжигания ответила сурово:

— Вам позволено выйти, но вы больше не доктор.

В полукруглом помещении появилась линия, разделившая его пополам, и обе половины упали на пол. Ланарк с Римой сидели на корточках в небольшой комнатке с выходами в обе стороны. По низкому тоннелю из студии бежала, сутулясь, санитарка с метлой, за ней следовала другая, толкавшая носилки. Первая санитарка смела в сторону металлические обломки, другая протянула Риме белую ночную рубашку и помогла ей одеться. Санитарки непрерывно смеялись и возбужденно болтали.

— Бедный Бровастик стоит как громом пораженный.

— Он нашел себе подружку, но теперь ему нужно вымыться.

— Ты можешь встать, дорогая? Ложись на каталку, мы потихоньку доставим вас обоих в славную тихую палату.

— Профессор зол на тебя, Бровастик. Говорит, что ты саботируешь проект экспансии.

Они повезли Риму по коридору в палату; Ланарк шел следом. Штора была поднята. В темно-зеленом небе виднелись две звезды и кроваво-красные перистые облака. Санитарки принесли полотенца и тазы и вымыли Риму прямо в кровати. Ланарк взял свой домашний халат и вымылся в туалете при палате. Вернувшись, он увидел, что санитарки расставляют вокруг кровати ширмы.

— Пожалуйста, оставьте просвет, чтобы мы видели окно.

Они выполнили его просьбу; одна санитарка погладила его по щеке, а другая сказала:

— Желаю приятно провести время, Бровастик!

Обе, прижав палец к губам, преувеличенно осторожно, на цыпочках удалились. Ланарк подошел к постели. Рима казалась спящей. Он осторожно скользнул под одеяло, устроился рядом с ней и тоже заснул.

Ланарку почудилось, будто кто-то светит факелом ему в глаза. Он поднял веки. В палате парила темнота, но небо за аркой было утыкано звездами. Взошла полная почти луна, и ее бледный, но ясный свет заливал кровать и Риму, которая, опершись на локоть, с серьезной полуулыбкой наблюдала за Ланарком и покусывала кончик серебристо-золотой пряди.