Песня для двоих - Кэрол Мортимер

Мэгги никогда не тешила себя мыслью, что та женщина рассказала о своем романе с Адамом потому, что испытывала угрызения совести за случившееся, Сью явно решила продолжать карьеру с Адамом, а возвращение Мэгги положит этому конец. О нет, Мэгги не столь наивна, чтобы недооценивать мотивы Сью, рассказавшей ей о своих отношениях с Адамом. Впрочем, Адам, так или иначе, предал ее, изменил брачному обету.

Адам сжал ее плечи.

— Тогда кто же распространяет эти грязные слухи? — потребовал он.

— Никто, — раздраженно ответила она. — Я подслушала твой разговор с Марком в доме Селии.

Как трудно объясняться, когда их тела по-прежнему столь интимно соединены! Хотя Адама, похоже, не мучают подобные проблемы...

— Под дверью никогда не услышишь ничего хорошего о себе — и о других тоже! — с отвращением бросил он. — И я давно научился не верить всему услышанному! Я дружу с Селией и Джеффри, я — крестный отец их близнецов и обожаю этих малышей...

— Я не желаю знать! — Каким-то образом ей удалось оттолкнуть его, и в тот момент, когда их тела разделились, Мэгги испытала чувство разочарования. — Твоя жизнь и твои связи — не мое дело, — холодно проговорила она, передвигаясь к краю кровати.

Затем села, стыдясь своих шрамов, которые целовал Адам, быстро встала, схватила халат и повернулась к нему, лишь туго завязав пояс.

И у нее перехватило дыхание — он так красив! Тугие, мощные мышцы и ни грамма жира на могучем теле.

Она закрыла глаза — и сердце! — чтобы противостоять предательской картине.

— Мне нужно возвращаться в больницу.

— Что случилось прямо сейчас? — хрипло спросил он.

Она не желала думать, что случилось прямо сейчас! Возможно, позже, когда она останется наедине с этими болезненными воспоминаниями, но не перед глазами Адама.

И Мэгги рассеянно пожала плечами.

— Нормальная реакция человека, которого коснулось крыло смерти...

— Чепуха! — злобно проговорил он, поднимаясь на ноги. — Это не имеет никакого отношения к смерти — и имеет прямое отношение к жизни. Ты...

— Именно так, — внезапно согласилась она. — Человеческие существа всегда использовали секс как утверждение собственного бессмертия.

— Но это был не секс, Магдалина, — мягко проговорил Адам. — Мы занимались любовью. Прекрасной, чистой, супружеской любовью.

Она вздрогнула при последней фразе. Адам — именно он! — изменил супружескому долгу.

— Ты живешь в мире фантазий, Адам, — презрительно проговорила она, чтобы скрыть свою боль. — Это был добротный, хорошо отработанный секс! И если бы из больницы меня привез Марк, у нас с тобой не было бы этого разговора!

Адам внезапно и угрожающе напрягся.

— Ты сказала, что, если бы Марк привез тебя сюда, ты бы с ним разделила постель?

— Конечно, именно это я и сказала! — легко солгала она. — А сейчас, прошу простить, я приму душ, прежде чем ехать в больницу.

Она отвернулась и зашагала прочь.

При каждом шаге к ванной Мэгги ждала, что Адам схватит ее, что будет убеждать, будто их постельное приключение — не проявление основного инстинкта, как настаивала она. Но ванной она достигла без приключений, не в силах поверить своей удаче, и лишь потом оглянулась. Адам не смотрел на нее. Он сидел на кровати спиной к ней. Раздавленный — вот самое подходящее слово. Плечи повисли, голова опустилась.

На мгновение Мэгги почувствовала угрызения совести за те ужасные вещи, которые наговорила, но, тут же, решительно прогнала их. Признать или даже допустить, что они занимались именно любовью, — значит полностью разрушить всю оборону, которую она так старательно выстраивала в течение трех лет. Ей нужна оборона. Ей не выжить без нее.

Она плотно закрыла за собой дверь, задвинула щеколду. Конечно, Адам не вторгнется сюда, по крайней мере, сейчас. Ей, тем не менее, нужна преграда между ними — нужен замок, который закроет ее сердце.

Она включила душ и встала под очищающие струи, смывая ощущение и вкус Адама со своего тела. Слезы готовы были смешаться с горячей водой, но она не может плакать сейчас, потому что остановиться, ей уже не удастся.

Когда через двадцать минут, Мэгги спустилась вниз, Адам был одет и сидел на кухне с чашкой кофе. Он даже не взглянул на нее, одетую в узкие черные джинсы и поношенный черный джемпер, лишь приподнялся, чтобы налить ей кофе.

Мэгги не было дела, как он смог найти кофейник и чашки. Она молчала. Лицо Адама было неприступно.

Мэгги села и выпила кофе. Никто из них не произнес ни слова, потому что слов не было...

— Наверное, тебе пора в больницу, я отвезу, как только будешь готова.

Адам первым нарушил молчание. Голос его звучал холодно, отстраненно.

Он смотрел не на нее, а куда-то в угол кухни. Быстрый взгляд, в том направлении, обнаружил лишь ровный кафель... Адам даже не может смотреть на нее!

— Наверное, я могу вести машину сама...

— Наверное, можешь! — Он взвился от ее нерешительного предложения. — Мое присутствие бесцельно — только раздражает тебя!

Он сейчас так далек, так не похож на того страстного мужчину, который занимался с ней любовью совсем недавно... Но ведь именно этого она хотела, не так ли? Она ведь хотела, просто жаждала, чтобы он отдалился, чтобы убрался совсем! Но...

— Я думала, мой отец хотел поговорить с тобой?

Мэгги нахмурилась.

Что-то вспыхнуло в темно-серых глазах. Гнев? Боль? Отказ? Она не могла сказать.

Что бы то ни было, непроницаемая маска тут же вернулась на место.

— Все это неважно, — равнодушно процедил Адам. — Наверное, ты можешь сказать отцу за меня, что все это неважно. Именно так! — прибавил он, словно приняв какое-то решение. — Уверен, он поймет.

Но не Мэгги! Адам, однако, явно не собирался ничего объяснять. Сейчас он выглядит так, будто каждое слово для него — тяжкий труд! Чем раньше они разъедутся, тем лучше! Но даже если так...

— Отец говорил совершенно определенно...

— Просто передай ему сообщение, черт возьми! Я сказал тебе, он поймет.

Адам резко поднялся и заметался по кухне.

Именно «заметался», только так можно описать его порывистые движения. Как зверь в клетке.

Он не в лучшем настроении для объяснений, признала Мэгги. Но сейчас, когда вчерашний шок немного прошел, она знала, что Адам, и только Адам, имеет ответы на все ее вопросы, хотя ей отчаянно хотелось избежать размышлений об их недавней постельной сцене!

— Не понимаю, зачем отец приехал вчера к тебе.

— Здесь нечего понимать, — проскрипел зубами Адам. — Он был расстроен из-за газетчиков, как, очевидно, и ты. Он полагал, что это я во всем виноват, и, возможно, хотел удалить меня из твоей жизни. Я не знаю, Магдалина. Приступ случился прежде, чем он собрался сказать, зачем приехал.