Операция "Трест". Советская разведка против русской эмиграции. 1921-1937 гг. - Армен Гаспарян

Милая моя Танечка и милый мой Алешенька, вы меня очень порадовали своими карточками. Я так и знал, что у меня очень красивая дочка и очень умный внук. Последнее я заключаю по «как искры» глазенкам и по серьезному и достойному выражению лица... Через три месяца Алешенька будет ходить, а через шесть — говорить. Тогда, Танечка, и настанет самое очаровательное время. Когда ты была такая, как Алешенька, я сидел в тюрьме. И теперь то же самое. Кому что. Но Алешеньке про тюрьму ничего не говори, а поцелуй его в глазки и скажи на ушко, что старый хрен дедушка его очень любит и хочет, чтобы он вырос большой-пребольшой, умный-преумный и сильный-пресильный... Ваш отец и дед Б. Савинков».

Но это не отменяло необходимости ликвидировать Савинкова. Выход мог бы только один: самоубийство. Эмиграция, равно как и мировое сообщество, зная импульсивность бывшего террориста, охотно в это бы поверила. Что, собственно, и произошло.

Да и Григорий Сыроежкин, собственноручно добивший Сиднея Рейли, как-то не очень смахивает на человека, готового спасти лютого врага большевизма. Вот убить его — другой разговор. Поэтому склонен думать, что он не вытаскивал Савинкова за ноги из окна, а, наоборот, выталкивал его...

Когда принесут мой гроб, Пес домашний залает, Жена поцелует в лоб,

А потом меня закопают. Глухо стукнет земля, Сомкнётся желтая глина, И не станет того господина, Который называл себя Я...

Такой еще в начале века виделась Савинкову собственная смерть. Эти стихи очень понравились его соратникам по Боевой организации. Вот только жизнь внесла свои коррективы...

ЧАСТЬ II

«ТРЕСТ». ПОХИЩЕНИЕ ГЕНЕРАЛА КУТЕПОВА

Лишь дотла наш корень истребя,

Грозные отцы твои и деды

Сами отказались от себя,

И тогда поднялся ты, последыш.

Вырос ты без тюрем и без стен,

Чей кирпич свинцом исковыряли,

В наше ж время не сдавались в плен,

Потому что в плен тогда не брали/

Глава 1. Монархисты в эмиграции

В начале двадцатых годов прошлого века Берлин по праву оспаривал с Парижем неофициальный титул столицы русского зарубежья. Именно здесь обосновался центр Высшего монархического совета, который возглавлял бывший депутат Государственной думы, один из лидеров «Союза русского народа» Николай Евгеньевич Марков. Убежденный сторонник монархии, идейный националист, люто ненавидевший кадетов, он был одним из тех, кто лично предал Николая Второго. Да-да, никакой ошибки в этом утверждении нет. Дело в том, что все «черносотенцы» присягнули на верность лично государю императору еще в

1907 году. По самым скромным подсчетам, членами союзов были около 500 000 человек. Это больше, чем бьшо на тот момент во всех остальных политических партиях России, вместе взятых. При этом верные защитники монархии палец о палец не ударили, чтобы спасти империю в дни Февральской революции. Марков Второй, к примеру, вовсе сбежал из Петербурга в Москву в одном пальто. Да, потом он развил бурную деятельность. Собирал деньги на спасение царской семьи. Не собрал и обвинил во всем отравленную ядом мирового еврейства русскую буржуазию. Был участником белой борьбы на северо-западе России, сформировал там «Союз верных». Ничего путного из этого не вышло, и Марков Второй обвинил во всех бедах предателей-февралистов, которые полностью продались мировой закулисе. Требовал отдать под суд Петра Николаевича Врангеля за его девиз «Левая политика правыми руками» и назначить на его место себя. Не удалось, после чего выяснилось, что Врангель — такой же наймит «темных сил», как и генерал Корнилов. Вот образец риторики Николая Евгеньевича, опубликованный в третьем номере вестника Высшего монархического совета «Двуглавый орел» от 1 марта 1921 года: «Вместе со всеми русскими людьми мы горячо сочувствовали и посильно помогали генералу Врангелю, вместе со всеми глубоко скорбели мы о постигшем его поражении. Мы признаем, что выдающаяся энергия, самообладание и незаурядная распорядительность военных властей совершили все возможное для уменьшения размеров бедствия внезапной эвакуации Крыма. Не для того, чтобы обвинять сраженного военачальника, а исключительно для указания истинных причин печального исхода белого дела печатаются эти строки. При всей разности характеров и политической обстановки все выступавшие против большевиков белые генералы пали в силу одних и тех же роковых причин. Всею душою революционер, генерал Корнилов пытался восстановить старую воинскую дисциплину и, воссоздав армию, укрепить ту революцию, которая именно развал воинской и гражданской дисциплины положила в свое основание. Сам первый нарушитель воинской дисциплины, клятвопреступник и мятежник, генерал Корнилов искренне воображал, что он вправе и в силе требовать от солдат исполнения долга присяги и повиновения. И Корнилов, и Алексеев, и Каледин, и вся эта плеяда революционных генералов неуклонно терпели поражение в своих попытках восстановить царское войско, не восстановляя самого Царя. Эти несчастные военные интеллигенты так и сгибли, не уразумев, что в России не только войско, но и все государство, весь уклад общественной и социальной жизни держался непререкаемым авторитетом царской власти. Колчак и Деникин не были столь безнадежно привержены революции и, по-видимому, понимали необходимость для России монархии. Но если и понимали, то свое понимание в жизнь не претворяли, фактически шли все теми же корниловскими путями, объявляли себя сторонниками Учредительного собрания и демократами и самую власть свою обосновывали на санкции «законного» революционного правительства. Хотя в глазах русского народа санкция правительства товарищей из бывших каторжников не имела решительно никакого значения, однако даже такой незаурядный человек, как адмирал Колчак, до последних дней своей жизни изо всех сил тянулся, чтобы угодить праз-дноболтающей кучке государственных неучей и доказать никчемной сибирской «общественности», что он совсем не монархист, а, наоборот, добрый народоволец и демократ. Сменивший Деникина генерал Врангель, стал вначале на почти верный путь, сурово и правдиво обличил он всю ложь и пагубу политики своего предшественника, открыто и смело провозгласил он первый и третий члены символа спасения России: Вера и Народ. Но на втором члене триединого символа генерал Врангель споткнулся, он не решился исполнить прямой долг свой, он не объявил себя верным слугой монархии, он скрыл монархическое начало в двусмысленном заявлении о Хозяине, которого народ сам себе выберет. Одним в Хозяине грезился Царь, другим — президент, третьим — диктатор на белом коне. Не найдя в себе мужества, чтобы сказать народу всю правду и во всеуслышание объявить, что без Царя России нет спасения, генерал Врангель стал на скользкий путь посулов, уступок завоеваниям революции и заискивания у виновников российского развала. Неустранимое противоречие внутреннего монархического стремления и доказательства показного «демократизма» лишило Врангеля той силы народного доверия, без которого невозможно было победить большевиков. Ни гуманный демократизм, ни рукоплескание революционной общественности, ни восторги Бурцева, ни полная обещаний словесность благородной Франции, ничто не помогло — генерал Врангель не мог устоять перед напором большевиков, ибо не был поддержан Русским народом. Конечно, народ глубоко ненавидел большевиков и, конечно, всеми силами пошел бы за Врангелем, если бы только мог поверить в прочность его дела. Но народ не мог поверить в прочность Белого дела Врангеля, ибо не было главного условия для успеха: за генералом Врангелем не было Русского Царя...»

Вообще двадцатые годы в русском зарубежье прошли под знаком ренессанса монархической идеи, которая заметно поблекла за годы Гражданской войны. Легитимисты, свято соблюдавшие установленный Павлом Первым закон о престолонаследии, сделали ставку на великого князя Кирилла Владимировича, который объявил себя местоблюстителем царского престола за рубежом и вскоре был провозглашен императором всероссийским. Однако большинство монархистов никогда не простили контрадмиралу Кириллу Владимировичу измену Многим была памятна история, когда он 1 марта 1917 года пришел к зданию Государственной думы с красным бантом и предоставил офицеров и матросов своего гвардейского экипажа в распоряжение революционной власти, вынудившей императора Николая Второго отречься от престола. Да и с тем самым законом о престолонаследии не совсем все гладко выходило. Досгаточно сказать, что сам великий князь нарушил статьи № 183 и № 185, не забывая о том, что его отец также нарушил статью № 185 этого закона. В довершение всего были нарушены и церковные законы, в частности статья №64.