Шпион - Бернард Ньюмен

Однако все было не так просто. За время, пока я пронумеровывал все страницы, я достаточно хорошо запомнил то, что написал Фалькенхайн. Я немедленно понял, что для союзного командования эти сведения представляют жизненный интерес. Но для меня важно было получить хоть какое-то документальное доказательство моего донесения. Очень немногие разведки верят на слово агента — поскольку оно может быть только его мнением, каким бы надежным ни был этот агент. [13] Перед тем, как действовать на основе полученной информации, информацию нужно проверить. Как я говорил, стащить одну из копий не было никакой надежды, но я за время своих прежних посещений уже подметил аккуратность и опрятность, свойственные пожилому солдату, занимавшемуся этой канцелярской работой.

Обычно секретари используют копирку двумя способами, когда печатают длинный доклад. Некоторые пользуются только одним листом копировальной бумаги, подкладывая его каждый раз под листок, который печатается. Это, конечно, самый экономный метод. Другие используют целую коробку копировальной бумаги, подкладывая каждый раз свежую копирку под новый листок, который печатают. Преимущество этого метода состоит в том, что проверку можно оставить до конца процесса, и все исправления можно сделать без использования свежего листа копирки. Вот таким методом и пользовался этот пожилой солдат. Перед тем, как я пронумеровал различные страницы, мне пришлось вытащить шесть листов копирки, лежавших между разных страниц. Тут же мне пришла идея. Дойдя до последней страницы, я увидел, что на ней напечатано резюме — самое важное, что, по сути, содержалось в докладе. Не было ничего легче, кроме как, вытащив листки копирки, случайно уронить их на пол. Я тут же нагнулся под стол, чтобы поднять их, и незаметно подменил один листок из стопки. Другой, смятый, но вполне читаемый, я пристроил в моем ботинке. Когда все было сделано, я положил листы копирки на место и заменил их в коробке. Я был уверен, что никому и в голову не придет подсчитывать листы копирки.

Так и случилось. Закончив помогать Аммеру нумеровать копии, предназначавшиеся для рассылки, включая одну, направленную лично Кайзеру, и зарегистрировав их под теми номерами, которые я сам им присвоил, я с легким сердцем отправился обедать. Теперь у меня было что-то осязаемое и действительно важное, ради чего я подвергался риску несколько последних недель.

Но как передать это в Англию? В квартире, где я разместился на постой, этим же вечером я разгладил копирку и осторожно расправил ее, поместив между двумя толстыми книгами. Конечно, это был новый листок копирки, и использовали его всего один раз. Поднеся его к свету или к зеркалу, его можно было легко прочесть. Во всяком случае, у меня уже было достаточно полное представление о содержании всего доклада, которое я получил во время нумерации копий. Доклад, который я прочел — или, по крайней мере, поверхностно ознакомился — был одним из самых примечательных документов, появившихся во время войны. В нем Фалькенхайн рассматривал современную ситуацию на войне и ее перспективы. Он подчеркивал, что главным противником Германии является Англия, но достать до Англии не представляется возможным из-за мощи ее флота и непреодолимого для сухопутных сил морского пролива. Фалькенхайн считал, что Англия продолжает свою проверенную историей политику — содержать на континенте иностранную армию, чтобы та вела сухопутную войну вместо самих англичан. Только сейчас в роли этой армии выступали французы, а не немцы, как было сто лет назад, во время Наполеоновских войн. Потому, писал он, до того, как справиться с самой Англией, нам следует выбить у нее из рук меч, а этим мечом является Франция. Фалькенхайн также утверждал, что следует не проводить крупномасштабное наступление на Русском фронте — за которое выступали Гинденбург и Людендорф — а нанести вместо него опустошающий удар по французам. На последней странице было резюме его взглядов.

Там говорилось: «(В пределах нашей досягаемости) позади французского сектора западного фронта есть цели, для удержания которых французский Генеральный штаб был бы вынужден отправить на фронт каждого солдата, который у них есть. Стоит им поступить так, как французские войска истекут кровью до смерти — поскольку о добровольном отступлении не может быть и речи — достигнем ли мы при этом нашей цели или нет. Если они не станут поступать так, и мы достигнем наших целей, то это произведет огромное впечатление на боевой дух французов. Для операции, ограниченной таким узким участком фронта, Германии не придется истратить все свои силы в такой степени, чтобы забирать свои войска с других фронтов. Можно с уверенностью сказать, что Германия столкнется лишь с второстепенными наступлениями, которые ожидаются на других фронтах, и она действительно будет располагать достаточными войсками, чтобы ответить своими контратаками. Поэтому она будет совершенно вольна в желании ускорить или задержать свое наступление, усиливать или прерывать его время от времени, в зависимости от своих целей.

Цели, о которых я говорю теперь, — Бельфор и Верден.

Соображения, указанные выше, касаются обоих этих городов, и все же предпочтение нужно дать Вердену. Французские линии в этом пункте только на двенадцать миль отдалены от немецких железнодорожных коммуникаций. Поэтому Верден — самый мощный опорный пункт, с помощью которого при относительно небольших усилиях противник может попытаться сделать весь немецкий фронт во Франции и Бельгии непригодным для обороны. Устранение опасности, как второстепенная цель, было бы настолько ценным с военной точки зрения, что в сравнении с ней, так называемая "случайная" политическая победа в форме "очистки" Эльзаса путем нападения на Бельфор представляется несущественным вопросом». [14]

Единственной проблемой для меня была, таким образом, отправка листа копирки и моего донесения в Англию. Я напечатал по памяти все оценки, написанные Фалькенхайном, используя его дословные фразы, которые мог вспомнить. Много лет спустя я сравнил это донесение с оригинальным текстом документа и увидел, что я тогда очень хорошо сделал свою работу — возможно, мой актерский опыт способствовал быстрому запоминанию. Сообщение я переслал, очень стараясь не оставлять никаких признаков, которые помогли бы идентифицировать меня, на один адрес в Брюсселе, где проживал, пожалуй, самый предприимчивый разведчик нашей секретной службы. Для страховки я через три дня послал ему еще один экземпляр. [15] Но копирку я решил отправить сам, опасаясь доверить ее какому-либо посреднику, каким бы честным и ловким он бы ни был. Британская секретная служба в своей работе против Германии использовала резидентуры в Голландии и в Швейцарии. Там наши агенты работали под видом самых обычных торговцев — причем именно торговлей они и занимались в свое свободное время. Я хранил в памяти с полдюжины адресов, куда мог бы отправить письмо. Но, конечно, тут была опасность, что один из этих адресов уже раскрыт немцами, которые, разумеется, будут перехватывать и контролировать все письма, направленные туда. [16] Но случилось так, что старый друг моего отца работал техническим экспертом на большом электротехническом заводе фирмы «Маас и Ко.» в голландском городе Эйндховене — фирмы, известной сегодня всем в мире как производитель и радиооборудования, и электрических лампочек. Этот старый друг семьи никак не был, конечно, связан с какими-либо шпионскими делами, и не собирался этим заниматься, предпочитая самую спокойную и безопасную жизнь, которую только может вести человек. [17] Но до того как отправиться в Германию, я, на всякий случай, попросил своего отца написать ему письмо. В нем отец попросил его тут же переправлять любое поступившее ему письмо, которое он не понимал, в Англию. Я не слышал от отца, согласился ли его друг, но у меня не было в этом сомнений. Хотя этот пожилой джентльмен оцепенел бы от ужаса от одной мысли, что его используют в качестве шпиона, у него не было возражений против переправки писем, поступавших на его адрес.

Итак, мой план был таким. Я пригласил Аммера отпраздновать вместе Рождество, поскольку отпуск ему так и не предоставили, в одном отеле в Льеже. Там я написал одно или два письма, воспользовавшись конвертами и парой листов писчей бумаги с логотипом отеля. Я написал господам из фирмы «Маас и Ко.» под видом одного из их коммивояжеров, десятки которых, разумеется, работали в Бельгии и Германии даже во время войны. В письме я рассказал, что нашел очень важного клиента и намерен получить от него большой заказ — у большого концерна в Льеже произошла авария, и электрооборудование вышло из строя, потому требуется его полностью заменить. Я приложил полную электросхему и спецификацию требовавшегося оборудования и попросил их как можно быстрее прислать мне свою оценку, указав адрес, где я буду находиться через неделю. Чтобы все отделы оценочной секции могли работать сразу, написал я, я напечатал спецификации в трех экземплярах и приложил все три копии. Я сделал это, скопировав спецификацию из каталога электрооборудования — совершенно обычное дело для того, чтобы любая фирма могла сделать свое ценовое предложение. Тогда я приложил письмо к трем копиям спецификации, и случайно одну использованную копирку оставил между второй и третьей копией. Я надеялся (и предполагал), что цензор, когда откроет письмо, подумает именно так. Эта схема не давала абсолютной уверенности, но как казалось, давала хороший шанс на успех — по крайней мере, не меньший, чем обычные методы связи, которым я не особо доверял.