Убийство в «Долине царей» - Владимир Бацалев

Какое-то время я перебивался в коммерческом издательстве, правя корректуры, но книги тут упорно не рождались, одни выкидыши на стадии оригинала-макета. Конечно, издательство приказало долго жить другим коммерческим издательствам. Я уже подходил к крайней черте бедности и потихоньку распродавал имущество. Единственным средством существования был Дом журналистов: там иногда подворачивалась халтура у старых знакомых, например смотаться за кого-нибудь в творческую командировку, пока сам командированный творит новую любовницу, но чаще ребята, работавшие в барах и ресторане, просили что-нибудь поднести, разгрузить машину с пивом или подежурить за кого-нибудь, кому срочно понадобилось уйти со службы. Если б Кашлин и Поглощаев знали, почему меня можно почти каждый вечер застать в Домжуре, то-то бы посмеялись!

И вот неделю назад я встретил Квочкина, начальника отделения милиции. Когда-то я написал о нем три статьи и способствовал его продвижению по службе. Квочкин оказался мужиком добропамятным. Мы посидели в его кабинете, уговорили пару бутылок, и, выслушав историю моего падения, Квочкин предложил мне стабильный заработок и практическое ничегонеделанье.

— Это элементарно, Ватсон, — сказал он, — если преступление не раскрыто по горячим следам, то возможность раскрыть его потом — чистая случайность. Но и ее со счетов никто сбрасывать не собирается… А если, скажем, в установке истины заинтересованы люди состоятельные, а дело двигается туго — у милиции все руки заняты, — но кое-как двигается? Чувствуешь? — тут золотое дно лежит на поверхности. Я говорю заинтересованным лицам, что милиция им вряд ли поможет, хоть и постарается изо всех сил. Но милиция сама перегружена, а вот есть на примете частный детектив с отличной школой и репутацией. Почему бы не пригласить его? Этот детектив — ты. Основные твои задачи — внимательно выслушать клиента, задать десяток неглупых вопросов и взять аванс на текущие расходы. Аванс мы делим пополам. Потом ты будешь изредка звонить клиенту и передавать то, что узнает милиция. Ну как, согласен?

Под влиянием выпитого я согласился не думая, и мы ударили по рукам. На следующий день он вызвал меня по телефону, от которого я уж думал отказываться ввиду неплатежеспособности, и поведал о «Долине царей», очень довольный собственной хитростью.

И вот я посетил Кашлина с Поглощаевым. Странно, но их история заинтересовала меня всерьез. Случается же такое с профанами! «Почему бы и не попробовать? — думал я. — Времени — ешь не хочу. Ну не получится, так хоть с людьми новыми познакомлюсь, глядишь, и сам в этой „Долине“ кем-нибудь пристроюсь». Из телефонной будки я позвонил любовнице Шекельграббера, Марине Степановне Размахаевой, представился и напросился в гости ближе к вечеру. Потом пошел в отделение милиции, как на голгофу. Двести долларов приятно грели карман и душу, но мысль, что с половиной сейчас придется расстаться, лишала жизненной потенции, а исчезнуть из поля зрения Квочкина выглядело бы просто глупостью: еще два десятка подобных «дел», и я — миллионер в рублях, а с учетом инфляции и везения, глядишь, мультимиллионер… и весь в рублях…

— Молодец, — похвалил Квочкин, пряча стодолларовую купюру почему-то в кобуру. — Выпьешь за упокой Шекельграббера и за мою изобретательность.

— Что-то легла у меня душа к этому убийству, — сказал я. — Кстати, вчера у Поглощаева тоже украли документы.

— А нам, дурак, не сообщил, — сказал Квочкин. — И чем только люди перед смертью думают!

— Может, я всерьез займусь делом?

— Да брось ты эти игры. Тут свои законы и правила, а ты в них — как свинья в апельсинах.

— Но я уже принес неизвестную тебе информацию.

— Ну представь, ввяжешься ты, чуть что — тебя загребут, спросят: какого рожна лезешь? Ты ответишь: позвоните майору Квочкину, он объяснит. А подать сюда Квочкина! По какому праву вы, товарищ майор…

Он еще долго разыгрывал этот спектакль одного актера, и только потребность выпить заставила его прерваться.

— Зачем же я буду подводить тебя? — сказал я. — Все-таки у меня удостоверение журналиста, я им всегда прикроюсь.

— Вот если б у тебя было удостоверение депутата!

— Дай посмотреть ваши материалы. Хочешь не хочешь, а мне еще придется беседовать с Кашлиным и Поглощаевым. Деньги нужно отработать хотя бы словесно, а я даже не знаю, в какой позе нашли убитого и кто.

Квочкин достал из сейфа пухлый скоросшиватель и бросил мне.

— Ты что не пьешь? — спросил он при этом. — Пей, лысый, пей.

Пришлось «пропустить» для пользы следствия.

— Тут триста страниц! — сказал я. — Мне до утра не справиться.

— Хрен с тобой! Иди к Гальке-секретарше, пусть отксерит. — В дверях он нежно взял меня за локоть и добавил: — Только не говори никому, не надо…

Ксерокс сломался на тридцатой странице навсегда: не вынес, бедняга, что его заставляли работать на оберточной бумаге. Пришлось удовлетвориться одним началом, тем более конец я уже решил дописать сам.

До встречи с Мариной Степановной Размахаевой оставалось несколько часов. Я поехал в Домжур, поменял на входе у знакомого «жучка» двадцать долларов и забрел в ресторан. Ужасно хотелось наесться до отвала, тем более у зиц-вдовы вряд ли предложат что-нибудь, кроме чая.

— Взаймы дать? — участливо спросил официант Саша.

— Дай столик в углу и отбивных штук пять. — Отбивная для меня была самым знакомым деликатесом. О существовании других я, конечно, знал от нуворишей-гурманов и из меню, но на зуб не пробовал, хотя зубы были. Может, заказать тройную порцию омаров? Но съедобны ли они для желудка, испорченного овсяной кашей на воде? Да и есть ли на кухне? Чай, не в «Метрополе» сижу…

Отбивных мой аскетический организм вместил только две. Порядочный Саша незаметно переставил три нетронутые порции на другой стол и денег за них с меня не взял. Хорошо быть блатным! Но это благодатное время кончается прямо на глазах, честные Саши вымирают стадами, как динозавры, собираясь на кладбищах-толкучках… Меня потянуло в сон, но я кое-как справился, поспав минут Пятнадцать в холле, и пожалел об этом: мог бы вздремнуть в метро. Потом пролистал двадцать страниц «дела»: осмотр места происшествия, поданный корявыми языком и почерком, и показания старичка, чья собака обнаружила труп. Фамилия старичка была Заклепкин, был и адрес в «деле».

«Завтра навестим пенсионера», — подумал я и поехал к любовнице Шекельграббера.

Она жила в доме, у подъезда которого стояло с пол сотни машин иностранных марок, а в подъезде сидел вахтер — бывший десантник (как можно было догадаться по остаткам амуниции), уже разжиревший от дремотного сидения на одном стуле. Лучше б ему поставили кушетку. Хотя бы с бока на бок переворачивался. Он пустил меня без звука: не знаю, за кого принял, но, скорее, поленился спрашивать, испугался, что придется вставать и загораживать дорогу.

Марина Степановна жила на первом этаже. Мимолетного взгляда на квартиру достаточно было, чтобы сообразить: хозяйка болтается без дела, но постоянный заработок имеет, потому что «надомница», то есть осыпает богатых друзей женскими милостями. Я подумал, что между ней и вахтером много общего: одна получила от природы красоту, а другой — здоровье и два метра без кепки, и оба живут за счёт подарков природы, как наследники несчастных родственников, отдавших чаду все хорошее.

— Заходите, хватит уже тереть подошвы о коврик, — пригласила Размахаева.

Мы прошли в комнату, которая имела такой вид, будто Размахаева все утро развлекалась не покладая рук, ног и других частей только что отмытого под душем тела.

— Коньяку выпьете? Тут осталось на три рюмки.

— Спасибо, я уже пил сегодня по необходимости. Теперь у меня похмельный синдром. Я бы выпил воды или молока.

Мне поднесли и воды, и молока.

— Значит, вы — частный сыщик?

Я кивнул, но как бы в раздумье и не очень уверенно.

— По вам не скажешь. Вы скорее производите впечатление не частного сыщика, а приватизированного. Но это не важно для меня. Что вы хотите узнать? Задавайте вопросы на свою сообразительность, а я буду отвечать на свою.

Я растерялся, я совсем не думал, о чем спрашивать Размахаеву, а в кино и книгах такие сцены сами собой строятся: что надо — вмиг выясняется, и дело заканчивается постелью.

— Вы хоть прочитали протокол моего допроса в милиции?

— Нет, — сознался я.

— Плохо, так не годится работать, — попеняла Размахаева. — Вы же будете повторять вопросы, а я — повторять ответы. А жизнь проходит.

— У меня свои методы, — соврал я.

— Мне кажется, вы из кагебе, — решила Размахаева.

— Такой организации уже нет больше года, — ответил я.

— А куда же она делась?

— Ее переименовали.

— Так это названия нет, а не организации. Организация еще при Иване Грозном была.