Казаки-разбойники - Юрий Волошин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они громко переговаривались. Омелько и Савко пытались затянуть песню.
Вдруг перед ними возник в темноте силуэт человека.
– Ой, приятель! – икнул Яцко, вздрогнув телом. – Чего тебе?
– Братцы! Неужто вы с Украины?! – в голосе человека звучали слезы.
– Ба! Глядите-ка! Собрат! Ты кто такой? – это рявкнул Губа, покачиваясь.
– Я? Из Киева, братцы! Правда, давно уже. Учился здесь, да неудачно.
– Ишь ты! Ученый, стало быть? – воскликнул Петро. – И что ж ты тут делаешь?
– Мыкаюсь, братцы! Вот услышал родной голос и подошел. Был тут рядом, – и человек неопределенно мотнул головой.
– Вот так встреча! – заорал Яцко пьяно. – Отметиться хорошо бы. Есть чем?
– К сожалению, ничего не могу предложить, братцы.
– У нас еще найдется малость, – серьезно заметил Губа. – Встретить родного человека на чужбине – это вам не люльку выколотить. Пошли! Угостим тебя!
– Мне бы лучше поговорить, братцы! Откуда вы тут?
– Мы-то?.. – отозвался Петро. – Воевали тут недалеко, да в полон попали. Теперь мы на судне. Каперском. Слыхал про такие?
– Слыхал, братцы! И много вас тут?
– А сколько нас, казаки? – оглядел темные лица Петро. – Человек восемнадцать. Не ошибся ли я, казаки?
– А как тебя зовут, братец? – обратился Яцко к человеку.
– Матушка нарекла Назаром. Так что я Назар Смулка. Бывший послушник Киево-Печерского монастыря.
– Эгей, казаки! – радостно воскликнул Яцко и хлопнул Назара по плечу. – Я так думаю, что нам его не след отпускать от себя! Это ж почти настоящий поп! Он-то нам и нужен больше всего! Сколько времени без благословения и службы живем! Отпустить грехи и то некому!
Казаки заговорили разом, окружили Назара, а тот лишь поворачивал голову и никак не мог вставить слово.
– Хватит, казаки! – рыкнул Губа решительно. – Берем попика на судно – и все тут! Хватит ему одному гулять на чужбине. А нас много. Все ж свои. Идем!
Казаки бесцеремонно подхватили Назара под руки и, пошатываясь и крича во все глотки, направились к шлюпке, что ожидала их у причала.
Лишь в шлюпке, гребя невпопад, казаки немного успокоились. А Петро спросил Назара доверительно:
– Ты хоть согласен с товариществом, Назар? Мы скоро уходим в море, а когда вернемся – один Господь ведает. Ну, может, немного капитан. Ха-ха!
– Согласится ли ваш капитан взять меня в команду? – неуверенно спросил Назар. Он все оглядывался на темнеющий берег, на редкие огни и вздыхал.
– А чего там! – хорохорился Петро. – Мы заставим его взять тебя! Мы ведь уже не пленные, а свободные моряки. И казаки, – поправился он тут же. – Верно я говорю, хлопцы?
– Верно, верно! – донеслось с носа. – Лучше вперед посматривай, а то и мимо судна пройдем с таким рулевым, Петро!
– Это не хитро, Яцко! Но будь спокоен…
Шлюпка грубо стукнулась о борт «Хитрого Лиса».
– Эй, на судне! – орал Петро зычным голосом. – Спускай трап! Мы явились!
Он говорил на родном языке, но был уверен, что его поймут. И оказался прав.
– Это вы, казаки? – послышался голос в ответ. – Спускаю трап, ловите. Да не свалитесь в воду, бродяги голопузые! Лезьте!
Казаки с трудом вскарабкались на борт. Вахтенный матрос к ним не присматривался, а фонарь едва светил.
– Теперь спать, братва! – прошамкал Яцко. – Попика устроим, а завтра поговорим с капитаном. Он не осмелится нам отказать.
Утром Андрейко и Лука с Макеем говорили с капитаном. Тот внимательно выслушал просителей, но отвечать не стал. Лишь сказал, пыхнув трубкой:
– Хочу глянуть на вашего попика, как вы говорите. Ведите.
Капитан с интересом оглядел Назара. Он выглядел бедным, но в одежде чувствовалась некоторая аккуратность. Все было французское. Удлиненное лицо с серыми глазами, темной бородкой и усами, прямыми бровями и длинными густыми волосами светлого шатена. Прямой нос и довольно яркие губы делали этого тридцатилетнего мужчину вполне привлекательным и приятным.
Де Казен спросил, растягивая слова:
– Так это ты монах, парень?
– Был монахом, месье, – ответил тот на отличном французском. – Теперь мещанин, с вашего позволения.
– Откуда так хорошо знаешь французский?
– Учился в Сорбонне, месье.
– Ого! Да ты ученый! Это хорошо!
– Не совсем так, месье. Я бросил университет. Немного не дотянул до бакалавра. Простите.
– Вот как? И какова причина, если не секрет?
– Не скажу, что секрет, но говорить не хотелось бы.
– Однако придется, монах. Говори, я должен знать все!
Назар вздохнул, оглянулся на казаков и молвил:
– Женщина, месье капитан. Думаю, этим сказано достаточно.
– Вполне, – усмехнулся де Казен. – И ты желал бы идти в море?
Назар неопределенно пожал плечами, помолчал, но ответил потом:
– Я встретил своих – и в душе все перевернулось, месье. Хотел бы попробовать, месье. Я многое умею, хотя еще в море не ходил.
Капитан подумал, огладил бородку, спросил:
– Другие языки знаешь?
– Английский и испанский, месье капитан.
– Гм! Отлично! В таком случае можешь подписывать контракт. Как тебя называть, монах?
Назар ответил, а в голове завихрились противоречивые мысли и чувства.
– Ну что ж, месье Назар, – усмехнулся капитан с веселым блеском в глазах, – поздравляю с назначением тебя на должность толмача и матроса. Иди, знакомься с народом и работами.
– Вот и устроилось, Назар! – воскликнул Губа, услышав, что произошло у капитана. – Интересно, что за контракт ты подпишешь? И что это такое?
– Это договор на участие в деле, – ответил Назар. – Там указываются твои права, обязанности, плата и наказания за невыполнение условий договора.
– Мы ничего не подписывали, – заметил Яцко.
– Вы пленные казаки, и вас просто использовали на бесплатной работе, – ответил Назар. – Но теперь, как вы говорите, вам необходимо это оформить. Я осмотрюсь здесь и попробую что-нибудь сделать для вас.
– А что за женщина у тебя была? – спросил Андрейко. – Рассказал бы, а?
Назар вздохнул, помолчал, словно не решаясь открыть тайну, но все же молвил:
– Я с несколькими монахами был послан в Париж Петром Могилой для обучения европейской премудрости. Нас было восемь человек. Мы здорово взялись за учебу и два года корпели над книгами, изучая науки и языки.
– И ты все это изучил? – ужаснулся Омелько.
– Какое там! Всего изучить и познать невозможно, Омелько. Но языки я знаю.
Назар замолчал. Было заметно, что он волнуется, переживает прошлое и не решается продолжать. И все же, словно собравшись с силами, сказал:
– А потом я встретил женщину. Из старого рода, обедневшего, но знатного. И хоть ее отец был всего лишь шевалье, но это ни о чем не говорило.
– Погоди, Назар! – остановил того Лука. – Что это за шевалье?
– Вроде младшего дворянского титула, – ответил Назар недовольно.
– Лука, не перебивай! – озлился Омелько. – Пусть продолжает, пока нет работы и мы свободны.
– А я в сане, как вы уже знаете, – вздохнул Назар. – Долго колебался, сомневался. Так прошло с полгода. Знал я, что и она ко мне питает некоторые чувства, а потому решился и объяснился с нею. Она была в замешательстве, не согласилась, но не отвергла сразу.
– Вот стерва! – не выдержал Михай, с интересом слушая монаха.
– Зачем же так, – мягко ответил Назар. – Она не виновата ни в чем. А я после этого потерял голову, решив, что могу на что-то рассчитывать. Глупо, конечно, но я был так влюблен, что многого не замечал.
– Папаша заартачился? – вставил Терешко, как всегда со злобинкой в голосе.
– И не только, – вздохнул Назар. – Все родственники поднялись на дыбы. И теперь я их понимаю. Что я мог дать ей? Жил я на средства митрополита Могилы, а у самого ничего не было за душой.
– Ну и что! – воскликнул Петро. – Умыкнул бы – пусть тогда бы поплясали!
Назар снисходительно усмехнулся краем рта, помолчал, но отвечать не стал. Просто продолжил, как видно, желая сам побыстрее очистить душу от давно копившихся переживаний:
– Нет, так поступить я не мог. Я просто засел с головой за книги. Меня хватило месяца на три. Я опять искал встречи и нашел ее. Она была благосклонна ко мне, но я чувствовал, что это дается ей нелегко. Она понимала всю обреченность наших отношений. Понимал и я, но чувству не прикажешь. Около месяца мы тайно встречались.
Назар замолчал, отмахнулся ладонью от клубов табачного дыма, потом заметил:
– Как вы можете столько смолить этой дряни?
– Привычка, парень, – за всех ответил Макей. – Но продолжай, ты так гладко говоришь. Сразу видно грамотного человека.
– А что говорить-то? Расстались мы. Меня просто изловили, избили до полусмерти и бросили в Сену. Это река в Париже. Думали, что утону. Но я выбрался. Долго отлеживался среди нищего люда, пока не поправился. Но больше не пытался искать с этой женщиной встречи.
Назар замолчал. Казаки грустно переглядывались, не осмеливаясь нарушить горькие воспоминания нового товарища. И все же Яцко не вытерпел и спросил: