Божество реки - Уилбур Смит

Несчастный Тод с испугом думал, что его игра может не понравиться Интефу. Мне удалось успокоить его. Я заставил его выпить немного порошка красного шепена, чтобы ослабить боль, которую ему предстояло испытать.

Когда я подошел к шатру Расфера, тот пил вино с двумя дружками из дворцовой стражи и точил камнем клинок короткого бронзового меча. Я сам придумал для него грим, чтобы сделать его еще более отвратительным, чем в жизни, а это было совсем нелегкой задачей. И сразу понял, насколько удачен мой грим, когда он осклабился, обнажив свои черные страшные зубы, и предложил мне вина.

— Как твоя спина, красавчик? На, попробуй мужского питья! Может, оно вернет тебе яйца.

Я уже привык к его издевкам и сумел сохранить достоинство, сказав ему, что вельможа Интеф отменил приказ настоятеля и что первое действие будет разыгрываться в своем первоначальном виде.

— Я уже говорил с вельможей Интефом. — Он поднял меч. — Потрогай клинок, евнух. Я хочу, чтобы ты был доволен его работой.

Меня подташнивало, когда я выходил из его шатра.

Хотя Тан не появится на сцене до второго действия, он уже надел свой костюм. Спокойно улыбаясь, взял меня за плечо.

— Ну, дружище, сегодня твой день. После сегодняшнего представления твоя слава драматурга разнесется по всему Египту.

— Как и твоя. Впрочем, она уже успела разнестись. Твое имя у всех на устах, — сказал я ему. Но он отмахнулся от моих слов со скромным и беззаботным смешком, а я продолжил: — Ты приготовил свою заключительную речь, Тан? Ты не хочешь прочесть ее сейчас?

По традиции актер, игравший Гора, в заключительной сцене спектакля обращался к фараону с посланием, которое якобы исходило от богов, а на деле — от его подданных. В старые времена это давало населению страны единственную возможность устами актера привлечь внимание царя к тому, что тревожило и о чем невозможно было говорить ему в другой ситуации. Однако в период правления последней династии эта традиция стала отмирать, и заключительная речь превратилась в простое восхваление божественного фараона.

Вот уже несколько дней я просил Тана отрепетировать его речь со мной, но каждый раз он увиливал от этого под такими пустяковыми предлогами, что теперь я даже начал подозревать, что он задумал глупость.

— Больше такой возможности не представится, — настаивал я, а он только смеялся в ответ.

— Я решил устроить сюрприз и тебе, и фараону. Я думаю, так будет интереснее вам обоим.

Я не смог убедить его отрепетировать речь. Временами он превращался в такого своевольного мальчишку, какого во всем Египте не сыщешь. Я ушел от него с обидой на сердце и отправился искать утешения в другом месте.

Я наклонился и вошел в шатер Лостры, и тут же застыл от изумления. Хотя я сам придумал ее костюм и давал указания служанкам, как именно наносить пудру, румяна и глазную тушь, но не был готов к такому неземному эффекту. На мгновение мне даже показалось, что свершилось чудо и богиня сама поднялась из подземного мира, чтобы занять место моей госпожи. У меня перехватило дыхание, а ноги сами начали сгибаться в коленях от суеверного ужаса, но хихиканье госпожи вывело меня из оцепенения.

— Весело, правда? Мне не терпится посмотреть на Тана в полном костюме Гора. Он будет выглядеть настоящим богом.

Она медленно повернулась, чтобы я смог оценить ее костюм, и улыбнулась мне через плечо.

— Вы, госпожа моя, не меньше похожи на богиню, — прошептал я.

— Когда же начнется представление? — нетерпеливо спросила она. — Я так взволнована, что не могу больше ждать.

Я прижался ухом к стенке шатра и прислушался к гудению голосов в огромном зале. Понял, что подошел черед последней речи и в любой момент вельможа Интеф может вызвать на сцену актеров.

Я схватил руку Лостры и сжал ее.

— Не забудь сделать долгую паузу и принять надменный вид перед тем, как произнести первые слова, — предупредил я ее. Она игриво хлопнула меня по плечу.

— Ступай прочь, старый ворчун, все будет великолепно, вот увидишь.

В тот самый момент вельможа Интеф заговорил громче.

— Божественный фараон Мамос, Великий дом Египта, Опора царства, справедливый, великий, всевидящий, всемилостивейший… — читал он титулы и почетные звания, а я заторопился из шатра Лостры и отправился к месту на сцене, где должен был начинать представление. Я спрятался за центральной колонной. Выглянув из-за нее, увидел, что весь внутренний двор храма забит битком; фараон и старшие из его жен сидели в переднем ряду на низких кедровых скамейках и потягивали из чаш прохладный шербет или вкушали финики и другие сласти.

Вельможа Интеф говорил с передней части алтарного возвышения, которое служило сценой. Большую ее часть от зрителей скрывал полотняный занавес. Я осмотрел все в последний раз, хотя исправлять что-либо было поздно.

Сцену позади занавеса украшали пальмы и акации, посаженные по моему указанию дворцовыми садовниками в кадки. Мои каменщики оторвались от работ в Городе Мертвых, чтобы построить каменную емкость в задней части храма, откуда поток воды потечет через сцену, изображая реку Нил.

Позади сцены от пола до потолка были натянуты полосы холста, на которых художники из Некрополя изобразили чудесные пейзажи. В вечерних сумерках при свете факелов, закрепленных в специальных отверстиях по краям сцены, декорации производили настолько реалистическое впечатление, что, казалось, переносили в другой мир и в другое время.

Кроме того, я решил позабавить фараона разными развлечениями и с этой целью поставил за сценой клетки с животными, птицами и бабочками. Их выпустят на волю, чтобы изобразить сотворение мира великим богом Амоном— Ра. В горючий состав факелов я внес специальные добавки, от которых пламя будет ярко вспыхивать малиновым и зеленым, заливая сцену потусторонним светом и испуская клубы дыма, будто перед нами подземное царство, где живут боги.

— Мамос, сын Ра, да живешь ты вечно! Мы, твои верные подданные, граждане Фив, просим тебя уделить свое высокое внимание низкому зрелищу, которое мы посвящаем твоему величеству.

Вельможа Интеф закончил приветственную речь и вернулся на место. Под звуки рога, раздавшиеся за сценой, я вышел из-за колонны и встал лицом к зрителям. Им пришлось долго скучать, сидя в неудобных позах на каменном полу, и теперь они жаждали развлечений. Публика хриплыми возгласами приветствовала мое появление, даже фараон улыбнулся в предвкушении.

Я поднял обе руки, призывая к тишине, и заговорил только тогда, когда наступила полная тишина.

— Я гулял по берегу реки под яркими лучами солнца. Я был молод, и силы молодости переполняли меня. Потом я услышал необычную, можно сказать — роковую, губительную музыку в камышах на берегу Нила. Я не узнал звуков арфы, и во мне не было страха, так как находился в расцвете мужских сил, и любовь близких поддерживала меня.