Ева (СИ) - Борунов Сергей

— Я вчера взял эту странную лампу. Утром полез в рюкзак, а там её нет.

— Может, выпала где?

— Где она могла выпасть? Я тут всё осмотрел, да и помню наверняка, что вместе с образцом породы припрятал и странную лампу. Камень на месте, лампы нет.

— Петрович, может, ну его? Пошли назад?

— Я думал над этим. Слишком далеко, почти четыре тысячи шагов. Велика вероятность, что мы не найдём верёвку.

— Найдём! Я думал об этом. Надо так же идти назад, просто ведя рукой по стене. Рано или поздно мы найдём верёвку.

— Может, и так. Но я бы хотел недолго здесь осмотреться. Давай обойдём тут всё и двинемся наверх.

Они обошли все двести метров воронки, но ничего, кроме камня, не обнаружили. Петрович деловито ощупывал стенки, пытаясь найти тайные проходы и механизмы. Фёдор же чаще смотрел по сторонам и размышлял над тем, куда делась лампа. Окончив со стеной, они стали осматривать дно воронки, выискивая хоть какие-то неровности, которые могли служить скрытым тумблером, но ничего не нашли. Раздосадованный старик одним махом оторвал от стены несколько ламп и сложил их в рюкзак.

— Я всё равно не уйду отсюда с пустыми руками! — проворчал он, направляясь к подъёму.

Фёдор вздохнул с облегчением, он уже давно хотел убраться отсюда, и радостно последовал за стариком. Вскоре, держась за руки, они шли обратно, четыре тысячи шагов в абсолютной темноте. Тарас Петрович был расстроен: эта яма в его представлении была чем-то грандиозным, а на деле оказалась похожей на заброшенный гранитный карьер. Фёдор, наоборот, был полон радости, что они всё еще живы, и веры, что это опрометчивое путешествие всё ещё может кончиться удачно. И никто из них тогда не осознавал, что наверху их ожидает не пугающий, но уже привычный лес, а событие, которое навсегда изменит их жизнь, но в то же время похоронит надежду вернуться на Землю.

***

Михей, откинувшись в кресле, наблюдал за хаотичным движением ярко-оранжевых «светлячков». На этот раз они не влетали в дерево, не светились на ветвях, а довольно натурально изображали огонь в камине. Даже трещали как поленья, но совсем не давали тепла. Однако это не расстраивало капитана, так как его грел приготовленный им по рецепту Анны «кофейный» напиток.

— Что это за светлячки? — подумал Михей, и сразу вспомнил, что любая мысль в присутствии загадочной дамы слышна не хуже, чем треск «светлячков» в камине.

— Светлячки? — повторила Анна. — Это что?

— Особенные жуки, которые светятся в темноте.

— Нет, это не жуки, — ответила Анна, одарив Михея своим звонким, порхающим смехом. — Это уникальные частицы, которые были открыты много лет назад, точно и не скажу, но я тогда ещё не родилась. Судя по тому, что мы видели, вы их ещё не обнаружили.

— Откуда ты знаешь?

— Мы тщательно изучали вашу технику, чтобы оценить уровень цивилизации, прилетевшей к нам. И хочу тебя расстроить, вы очень сильно отстаёте. Из всех представителей разумных существ, вы одни из самых слабых.

Михей изо всех сил пытался не реагировать на «услышанное», но у него не получалось. И хотя он допускал, что это правда, простота, с которой Анна ему об этом заявила, возмутила его. И тут же последовала вполне ожидаемая реакция:

— Не стоит держать меня за невежу. Ты скоро привыкнешь, у нас не принято лицемерить и врать, мы всё говорим, как есть. И знаешь, я думаю, у вас нет никаких шансов выжить.

— Почему?

— Мы в курсе ваших проблем на Земле. Без вашей звезды вам почти наверняка конец. Даже если кто-то и выживет, сложившаяся ситуация замедлит и без того отстающее развитие. Честно сказать, мы в недоумении, как разумная раса смогла допустить такое развитие событий.

— То есть? Как мы можем повлиять на активность Солнца?

— Дело не в этом. Умная цивилизация всегда стремиться выжить, развиваться, а для этого нужно быть независимым от внешних факторов. В том числе и от Солнца. Вы же жили беззаботно, не думая наперёд. Считая, что с Вашим светилом никогда ничего не случится.

— Тем не менее, допущенные ошибки никогда не поздно исправить, — подумал Михей, скрывая истинные мысли обиды, на то, что его, будто котёнка, ругают за невежество. Сам не понимая почему, он стыдился за свою планету, и превосходство собеседницы сильно смущало его.

— Едва ли вы сможете что-то придумать в столь короткий срок. Принимать меры нужно было раньше.

— Но ведь мы уже принимаем меры!

— Вторгаясь в чужую жизнь? — капитан вновь был награждён раскатистым смехом, при этом он каждый раз не мог понять, то ли этот смех звучит в его голове, как и остальная речь Анны, то ли он его действительно слышит. — Не будь наивным, никто не собирается вас приручать. По крайней мере, точно не мы. Слишком велика пропасть между нами.

— Что ты имеешь в виду? — капитан изо всех сил пытался скрывать гнев, он, словно обиженный мальчишка, поджал губы и отвёл в сторону взгляд.

Анну это только веселило:

— Вы преисполнены гордостью и самомнением. Если на секунду предположить, что наши цивилизации окажутся на одной планете, то вы будете некими мартышками, строящими с деловым видом небоскрёбы и планы на будущее.

— Неужели всё так плохо? Мы ведь не ограничены в развитии, как обезьяны, вы бы могли ускорить наш прогресс, нивелировать разницу и, кто знает, может, и мы внесли бы что-то ценное в ваше существование.

— Обезьяны ничуть не ограничены в развитии. Нет никаких гарантий, что они через миллион лет, если выживут, не будут опережать и вас, и нас, понимаешь? Нельзя научить их здесь и сейчас, но с течением времени всё может измениться. То же касается и вас. Многие вещи ваш мозг просто не сумеет охватить лишь потому, что ещё не готов к этому.

Михей расстроено смотрел в одну точку. В голове было столько вопросов, что Анна не могла уловить, на какой отвечать, а сам капитан не в силах был сконцентрироваться. Мысли сменяли одна другую, и он машинально перешёл на речь, чтобы хоть как-то изменить ситуацию:

— Честно говоря, я немного другого ждал от встречи с инопланетной расой. Получается, мы безнадёжны, как и наше положение. Нет слов…

— А для чего они? Ваши слова. Обозначать какие-то действия? Описывать чувства? Вздор. Вот, например, когда мать рождает ребенка, кормит его, учит всему, любит, а тот, став взрослым, вырывает ей сердце. Как бы ты такое назвал?

— Предательство.

Михей вновь услышал этот смех, но сейчас он, почему-то не вселял спокойствие. Скорее тревогу и смятение.

— «Предательство»! Предательство — это когда твой пёс принял лакомство из рук другого человека. Или, когда выдали ваш секрет. Ну, хорошо, а как на счет чувств? Как вы называете то, что чувствует в этот момент мать?

— Душевная боль, обида, страдания.

— Боль, страдания… Бросила девушка пятнадцатилетнего подростка — это страдания. Умер близкий человек — это больно. А мать, что чувствует мать? — Анна явно выходила из себя.

— Да не знаю я!

— Она чувствует чёртово опустошение! Опустошение…одно из немногих слов, которые вы здорово придумали. И, надо сказать, именно это слово, остается всюду за вами, как шлейф… А мысли? У вас бывало так, что приходит что-то в голову, мысль или, как вы говорите, вдохновение, а сказать об этом не получается! И излить на бумагу, холст, превратить в музыку вы тоже не можете. Нет, конечно, можете, но пока возьметесь за кисть, пока настроите инструмент — мысль угасает! Вы её теряете. Вы тратите уйму времени, на «неологию»! Подумать только, вы придумываете новые слова для предметов, ощущений, действий. А когда Ваш товарищ плачет, плачете ли Вы? Нет. Вы знаете, что ему грустно, но вы этого не чувствуете, вы сопереживаете ближнему, лишь воспроизводя значения «слова» у себя в мозгу. Вы пошли не по тому пути — вместо того, чтобы учиться чувствовать друг друга, вы пытаетесь загнать неисчислимое количество эмоций в границы азбуки.