Тарутинское сражение - Виталий Бессонов

Касаясь событий 17 октября, поручик лейб-гвардии Измайловского полка Л.А. Симанский писал: «Мы с ним (Мессингом — В.Б., по мнению публикатора Журнала Симанского речь идет о А.И. Мессинге — поручике лейб-гвардии Преображенского полка) провели довольно долгое время, и он сказывал, что приготовления эти клонились чтобы его атаковать, но все было откладываемо; наконец опять говорили о походе, под вечер более еще, потом велено скатать шинели и становиться, все это делалось с величайшею тишиною безо всякой гласной команды»[290]. О настроении, царившем в армии накануне наступления, находившийся при 6-м пехотном корпусе артиллерийский офицер Митаревский воспоминал: «Наконец 5 (17) октября приказано было готовиться к выступлению против французов. Сами ли главнокомандующие додумались или до них дошли слухи об общем желании, было не известно, но только все чрезвычайно обрадовались…Большого дела, как под Бородином, не ожидали. Полагали, что у Мюрата тысяч около сорока, а это считали за ничто, и шли как на верную добычу. Взяли для лошадей на лафеты фуража, а людям велели взять сухарей и заготовить говядины. Вечером тронулись в поход»[291].

Русские войска начали выступать из лагеря 17 октября около 7 часов вечера. Как отмечает Симанский, 5-й корпус начал движение в 10 часов, но «пройдя несколько шагов мы остановились за проходом 3-го корпуса»[292]. Следовательно, в течение нескольких часов части покидали Тарутинский лагерь, двигаясь к назначенным им для атаки местам. Через реку Нару войска правого фланга переправились только в полночь[293].

Выдвижение частей правого фланга, порученных распоряжению Беннигсена, осуществлялось тремя колоннами. Первая, под командованием Орлова-Денисова, состояла из 12 казачьих полков (бригады генерал-майора А.А. Карпова 2-го полки Карпова 2-го, Иловайского 5-го, Чернозубова 4-го, Ягодина 2-го, Мельникова 4-го, Ежова 2-го; бригады полковника В.А. Сысоева 3-го полки Сысоева 3-го, Иловайского 10-го, Кутейникова 6-го, Сучилина 2-го; бригады подполковника Т.Д. Грекова 18-го полки Атаманский, Грекова 18-го), эскадрона лейб-гвардии Казачьего полка, Черноморской сотни[294], 20-го егерского полка, Донской конно-артиллерийской роты № 2, четырех полков 1-го кавалерийского корпуса (лейб-гвардии Гусарский, Уланский, Драгунский и Нежинский драгунский) и шести орудий роты конной артиллерии № 2.

В авангарде второй колонны следовал 48-й егерский полк и 4 орудия легкой роты № 8, за ними двигались пехотные полки 2-го корпуса. 4-й егерский полк присоединился к корпусу на левой стороне р. Нары. За 2-м корпусом шел 3-й пехотный корпус, легкая № 33, батарейные № 4 и № 3, и две конно-артиллерийские роты. Третья колонна состояла из 4-го пехотного корпуса и батарейной роты № 23.

Вслед за колоннами, назначенными для атаки левого фланга противника, следовали войска, определенные для действия в центре и на левом фланге. Центральную колонну составлял 6-й пехотный корпус с легкой и батарейной ротами. Следующую — 7-й и 8-й корпуса, при двух легких и батарейных ротах. Последними двигались части, назначенные в резерв, — 5-й пехотный корпус, 1-я и 2-я кирасирские дивизии, резервная артиллерия. Помимо перечисленных артиллерийских частей при пехотных полках находились артиллерийские дивизионы легких рот (4 орудия, по 2 на батальон), которые были им приданы приказом Кутузова от 18 сентября[295]. Авангард под командованием генерала от инфантерии Милорадовича оставался на прежнем месте. Он состоял из нескольких батальонов егерей, 2-го, 3-го и 4-го кавалерийских корпусов, 8 орудий Донской конно-артиллерийской роты № 1 и двух рот конной артиллерии, которые по диспозиции должны были быть приданы кавалерийским корпусам. Кроме того, был сформирован отдельный отряд, находившийся по командованием прикомандированного к авангарду генерал-лейтенанта князя С.Н. Долгорукова, в составе двух гренадерских и трех егерских полков[296]. В него, вероятно, были включены егеря, находившиеся при авангарде. Этот отряд предположительно состоял из полков 7-го и 8-го пехотных корпусов: одной бригады 2-й гренадерской дивизии, 5-го, 6-го и 49-го егерских полков. В составе назначенных для действия против неприятеля войск был, возможно, и 1-й конный казачий полк Тульского ополчения. 4 сотни этого полка были направлены в десятых числах октября к авангарду «не на службу, а для навычки с старыми казаками», а остальные 5 сотен оставались в ведении начальника кавалерии Уварова[297]. Помимо этого, 18 октября на левый фланг русских войск была выдвинута прибывшая в этот день бригада донского ополчения Усть-Медведицкого начальства под командованием генерал-майора Д.Е. Грекова 1-го в составе донских казачьих полков Грекова 1-го, Попова 3-го и Ребрикова 3-го. Из них непосредственно в сражении приняла участие лишь сотня охотников полка Грекова 1-го[298].

Можно заметить, что фактическое распределение сил перед атакой не совпадало с утвержденной диспозицией: изменился состав приданной корпусам артиллерии, появился отдельный отряд под командованием Долгорукова. Следовательно, в принятый ранее план были внесены изменения, которые не нашли отражения в документах Главной квартиры. Вероятно, они проводились путем отдания конкретных приказов отдельным начальникам, которые могли производиться и в устной форме[299]. Необходимо также отметить, что распределение войск и особенно артиллерии не могло происходить без ведома главнокомандующего, который должен был санкционировать все эти отступления от диспозиции. Тогда же, возможно, произошло и изменение стоявших перед войсками задач. Находившийся при 4-м кавалерийском корпусе подпоручик квартирмейстерской части Бутурлин в своих воспоминаниях отмечал: «Мы имели приказание произвести фальшивые атаки в момент, когда начнется настоящая, с целью отвлечь внимание неприятеля, а когда он начнет отступать, то следовать за ним, не завязывая с своей стороны серьезного дела»[300]. Это свидетельство позволяет предположить, что по новому плану войскам левого фланга и центра отводилась вспомогательная роль, а основной удар должны были нанести подчиненные Беннигсену части. Тем самым отменялся предусмотренный диспозицией обход левого фланга противника с одновременным нанесением мощного фронтального удара на его центр. Возможно, в свете этих перемен и был создан для поддержки кавалерии отряд Долгорукова. Следовательно, к началу атаки уже произошло отступление от утвержденной главнокомандующим и доставленной к войскам диспозиции, буквальное исполнение которой, как видно, не входило в планы Кутузова.

Войска, назначенные для нападения на отряд Мюрата, следовали к местам своего назначения с соблюдением самых строгих мер предосторожности. Поручик 11-й артиллерийской бригады И.Т. Радожицкий, находившийся при 4-м пехотном корпусе, вспоминал: «Ночь была не очень темная, хотя и с облачным небом; погода сухая, но земля влажная, так что войска шли по ней без всякого стука: даже не слышно было колес под артиллерией. Все шли очень осторожно: никто не смел курить трубки, высекать кремнем огня, кашлять, и ежели надобно было говорить, то говорили шепотом, лошадей удерживали от ржанья, словом, все приняло вид таинственного предприятия. Таким образом шли мы во всю ночь, и сон не смел прикасаться к веждам нашим: все заняты были предстоящим. Небо от бивачных огней неприятеля покрылось светлым заревом и показывало нам места его расположения. Мы оставили огни влево за лесом и к 4-м часам утра обошли неприятеля. 4-й корпус, подошед к лесу до назначенного места, повернул влево, и стал в сомкнутых колоннах; егеря вышли вперед»[301].

Части, определенные для действия в центре и на левом фланге, согласно диспозиции должны были переправляться через реку Нару у Тарутина по двум мостам. Однако, по свидетельствам находившихся в 6-м и 5-м корпусах офицеров — подпоручика 7-й артиллерийской бригады Митаревского и поручика лейб-гвардии Измайловского полка Симанского — войска переправлялись с большими затруднениями по одному мосту. Так, у Митаревского на нем провалился зарядный ящик, за что он получил выговор от начальника 7-й пехотной дивизии П.М. Капцевича[302]. 5-й корпус, переходивший реку одним из последних, встретил еще большие неудобства. «Один узкий мост, — пишет Симанский, — крутые по обе стороны берега, от дождя сделавшиеся по глинистой земле не всходимыми; но с помощью русских мужиков, пособляющих нашим солдатам, помощью копий и пик всходить на оные мы скоро переправились»[303].

Русская кавалерия. Фрагмент. Н.х. 1-я четверть XIX в.

«Когда, — вспоминает Митаревский, — перешли мост и двинулись вперед, то приказано было соблюдать тишину и не высекать огня из трубок. Приблизившись к своим ведетам, остановились подле леска, находившегося на правой стороне от нас. Лошадям задали корму, люди поели и расположились ночевать. Пехотные составили ружья в козлы, полегли как шли, в колоннах, один подле другого; мы тоже расположились как попало. Погода была хорошая, но холодноватая, особенно к утру, и мы порядочно продрогли»[304]. Подобную картину движения рисует и Симанский: «Переправясь, мы шли очень скоро, с нами шли также и прочие корпуса и кавалерия также, наконец корпус остановился и оставался долгое время так. Солдаты, составя ружья, лежали. Я спал также вместе с Шамшевым, друг на дружке лежав, потом, уснув немного, я, отошед, взял клочок сена и уснул между взводами покойно»[305].