Чаша любви - Филис Каст

Но где же Ку? Во имя Богини, позади палаток, куда не достигает свет от костра, чертовски темно и холодно».

Бригид задрожала, когда жадный ветер лизнул ее кожу. Она была бы счастлива оказаться сейчас в Партолоне, в теплом замке Маккаллан.

Слева до нее донесся неясный звук. Охотница мгновенно остановилась, все ее чувства резко напряглись. Звук послышался снова. Кентаврийка повернула направо и едва не споткнулась о Фанд, которая глухо зарычала.

 – Не заставляй меня пнуть тебя, – сказала Бригид глупому зверенышу.

Фанд бросила на охотницу взгляд, в котором читались раскаяние и опасение, а потом скользнула прочь.

Теперь Бригид знала, что Кухулин где-то рядом. Маленькая волчица никогда не уходила от него далеко. Разумеется, агрессивная реакция Фанд поведала кентаврийке о том, что Ку сейчас очень плохо. Поэтому-то зверушка и зарычала на друга.

Она могла не заметить Кухулина. Если бы луна не бросала бледный свет сквозь завесу высоких облаков в тот самый миг, когда Ку поднял лицо, залитое слезами, то кентаврийка прошла бы мимо. Но слезы выдали его.

«Проклятье! Я не думала, что он заплачет! Я ожидала гнева. Пусть он выльет его на меня, и кончено. Это я понимала, могла бы справиться».

Но когда Кухулин повернулся к Бригид, произошло нечто совершенно неожиданное. Она почувствовала отражение его боли не просто как член далекого клана или как друг. Кентаврийка ощутила все как шаманка. Осознание его боли почти уничтожило ее. Бригид хотела уйти, забыть о своей наследственной целеустремленности, живущей в крови, но не смогла. Это было бы трусостью, а Бригид из табуна Дианны, охотница клана Маккаллан, никогда не тушевалась.

 – Ку, – негромко позвала она, протянула руку и тронула воина за плечо.

Он резко отпрянул, словно это прикосновение обожгло его, и спросил:

 – Тебе доставляет радость причинять мне боль?

 – Нет.

 – Тогда почему?

Кухулин не казался разгневанным. Он говорил таким голосом, словно потерпел сокрушительное поражение.

 – Надо жить дальше, Ку, научиться обходиться без Бренны. Но ты не сможешь этого сделать, если будешь избегать любого упоминания о ней.

 – Откуда тебе знать об этом хоть что-нибудь? – В апатичном голосе послышались яростные нотки.

 – Кухулин, ты не единственный, кто когда-либо терял любимого человека. Не ты один в этом мире пережил такое горе!

Охотница мгновенно решила рассказать ему свою историю, но внутренний голос приказал ей не делать этого. Бригид пришлось послушаться.

 – Посмотри вокруг. Сколько новых фоморианцев потеряли любимых, родителей и детей, которые покончили с собой или сошли с ума? Неужели смерть Бренны более трагична, чем это? Целые две луны тебя окружали существа, пережившие такие потери, от которых вымерла бы любая другая раса, но они продолжают жить, и не только! Они способны радоваться каждому дню. Ты сам это видел, так почему же ничего не понял? Наверное, Бренна была права, называя тебя эгоистом.

Молниеносным движением опытного воина Кухулин выхватил из ножен кинжал и прижал его к шее кентаврийки. Она не дрогнула, лишь посмотрела в его расширенные, полные боли глаза.

 – Это не ты, Кухулин. Тот человек, которого я знаю, никогда не поднимет руку на члена своего клана.

Воин дважды моргнул и отступил назад.

 – Что я делаю?! – зарычал он, швырнул кинжал на землю, вытер руки о бедра, словно они были испачканы, и сказал безжизненным голосом: – Я потерял себя. Иногда мне кажется, что я умер вместе с Бренной.

 – Ты не умер, Ку, всего лишь разрушен и сломан. – По спине кентаврийки побежали мурашки.

Он устало наклонился, поднял кинжал и спросил:

 – Разве это не одно и то же?

 – Нет, дружище. Одно имеет дело с телом, другое – с душой. Боюсь, что решение твоих проблем надо искать в царстве духов.

 – Об этом я знал почти всю свою жизнь, – горько улыбнулся воин.

 – Это разные вещи, – заметила Бригид, грустно вздохнув. – Не знаю, как объяснить.

Она потерла лоб рукой. В висках кентаврийки оглушительно стучала кровь в такт колотящемуся сердцу.

 – Ку, думаю, у тебя разрушена душа. Именно поэтому ты не чувствуешь себя самим собой, не можешь излечиться от смерти Бренны.

Кухулин прищурился и спросил:

 – Эту шаманскую чушь ты унаследовала от своей матери?

 – Нет! Да... Не знаю! – Она снова потерла лоб. – Во имя Богини, у меня от тебя голова лопается, Ку. Честно говоря, я не намного больше тебя знаю о всяких шаманских штучках, но действительно доверяю своим инстинктам. С тех пор как я стала охотницей, они меня никогда не подводили. Сейчас ощущения говорят мне, что смерть Бренны повредила твой дух. Надо исцелить его, если ты хочешь от этого оправиться.

 – А вдруг у меня нет ни малейшего желания приходить в себя? – медленно произнес он. – Может, мне надо было умереть вместе с ней?

Кентаврийка замерла. От ее ответа зависело, будет Кухулин жить или умрет.

«Эпона, помоги мне найти правильные слова», – мысленно взмолилась она и вдруг, подобно свече, вспыхнувшей в темной комнате, внезапно поняла, что надо сказать.

 – Может, и надо было умереть, а может, и нет. Не знаю, но думаю, что мне известно, как ты можешь решить этот вопрос раз и навсегда.

Бригид изо всех сил старалась казаться спокойной и бесстрастной, словно они обсуждали, пойти сегодня охотиться на оленя или на кабана.

 – Но как? – Его голос дрогнул.

Все довольно просто. Ты сейчас не являешься самим собой, сам признался, что не доверяешь собственному мнению. Но если ты скрепишь разрушенную душу, то опять сумеешь доверять инстинктам. Лишь тогда ты сможешь выбрать смерть и будешь знать, что твое решение правильное.

 – Ты говоришь об этом как о чем-то простом. Но я понятия не имею, как скрепить нечто странное, то ли сломанное, то ли нет.

 – Я тоже. Мне известно только то, что показывала мать, а это было слишком давно. – Охотнице не нужно было прибегать к помощи наследственного шаманского инстинкта, чтобы понять: лучше не упоминать о том, что они с Сиарой сегодня обсуждали состояние духа Кухулина. – Но я хорошо помню, что она помогала тем, чьи души были разрушены, старалась вновь сделать их целыми.

 – Мне не нужно, чтобы шаманы лезли в мою душу, разрушена она или нет!

 – А как насчет меня?

 – Тебя?

 – Как ты сказал, я унаследовала от матери кое-какую шаманскую чушь, но вовсе не владею этим искусством, – пожала плечами Бригид. – Как же я могу влезть тебе в душу?

Он хохотнул, на мгновение став похожим на юного любвеобильного воина, которого она когда-то знала.

 – Тогда вопрос: как прочно ты можешь скрепить душу?