Цугуми - Банана Ёсимото

– Алло.

– А, это ты, Мария? – рассмеялся Кёити.

– Что, с Цугуми было совсем плохо? – спросила я.

– Да, но, похоже, сейчас она чувствует себя удивительно бодро. Некоторое время к ней даже никого не пускали, было ужасно. Мы страшно волновались, – рассказал Кёити.

– Передай Цугуми привет. – Затем я невольно поинтересовалась: – Послушай, Кёити, когда Цугуми переедет в горы, ты думаешь, вы расстанетесь?

– Что будет дальше, трудно сказать. Но мне не верится, что я в будущем смогу встретить такую яркую личность, как Цугуми. Она по-настоящему хороша. Потрясающая девушка. Это лето я никогда не забуду. Если мы и расстанемся, она на всю жизнь останется в моём сердце. Я в этом уверен, – сказал Кёити спокойным тоном и продолжил: – К тому же в следующий раз вместо гостиницы «Ямамотоя» наш отель всегда будет к вашим услугам. Вы можете в любое время приезжать сюда.

– Да, мы все теперь чем-то связаны между собой благодаря этому лету.

– Наверное, так и есть, – рассмеялся Кёити. – Подожди, в вестибюль как раз вошла Ёко с букетом лилий. О, она налетела в коридоре на больного и сейчас извиняется перед ним. Вот она подошла. Ну, пока. Я передаю ей трубку.

– Алло, кто это?

Отвечая Ёко, я подумала, что получается как на параде, они идут один за другим. Сев на стул и глядя на небо за окном, я разговаривала с Ёко. Послеполуденное солнце освещало все углы нашей комнаты. Я чувствовала, как спокойная решимость без особой на то причины медленно наполняет меня. В дальнейшем я буду жить здесь, в этом доме.

Марии

Всё произошло так, как я говорила. Когда к тебе придёт это письмо, ты, наверное, будешь уже ехать сюда на мои похороны. Получается, что это настоящий «почтовый ящик привидения».

Я не люблю, когда похороны бывают осенью, это очень грустно.

В последние дни я только и писала тебе это письмо. Написав, рвала его на кусочки и снова начинала. Почему только тебе? Я всегда считала, что в моём окружении только ты способна правильно судить о моих словах и понимать их. Сейчас, когда я, похоже, реально стою на пороге смерти, написать тебе письмо стало единственным желанием моего сердца. Мне делается тошно, когда я представляю, как все будут стоять вокруг меня, попусту лить слезы и говорить, каким хорошим человеком я была в их понимании. Кёити достоин внимания, но любовь – это борьба, и до самого конца нельзя показывать свою слабость.

Почему ты, несмотря на твою трезвость мышления, можешь воспринимать мир таким, какой он есть. Для меня это непостижимо.

И ещё об одном. Когда меня в этот раз положили в больницу, я начала читать роман «Мёртвая зона». Сначала я просто хотела убить время, но роман захватил меня, и я залпом прочитала его до конца. Моё состояние всё время ухудшалось, и в тот момент это была для меня искренняя книга, ибо её главный герой, молодой человек, так же всё время слабел. Он попал в автомобильную аварию, был полностью искалечен и умирал, отвергнутый всеми. В последней главе он пишет прощальное письмо отцу и любимой девушке, письма из «мёртвой зоны». Прочитав их, я не могла не заплакать. И я почувствовала зависть к герою этой книги, который написал эти письма, зная, что кто-то получит их. Поэтому я и пишу это письмо.

Когда я недавно рыла яму, чтобы сбросить в неё то ничтожество, я много думала. Когда занимаешься физическим трудом, хорошо думать, чтобы убить время. В ту ночь, когда всё случилось, я слушала эти дурацкие причитания Ёко, которые она произносила со слезами на глазах, и поняла, что она будет всё время обо мне заботиться, не выходя ради этого замуж. И тут мне показалось, что я чётко увидела, что же я из себя представляю. Я поняла, что я не больше чем бледная маленькая девочка, которая устраивает истерики и ведёт себя своенравно, несмотря на то что все окружающие с трудом поддерживают её слабое здоровье. Вероятно, я и дальше буду продолжать оставаться такой. Это совсем не означает, что я стала заниматься самоанализом, ибо и до сих пор достаточно сознавала это.

Просто когда из-за физического состояния сознание как бы отдаляется, рассеянно думать об этом было до странности приятно, так как я чувствую, что в ближайшие дни могу умереть. Что ни говори, вырыть такую яму, вероятно, было бы чрезвычайно трудно даже здоровому человеку. Это была тяжёлая операция, достойная завершения моей жизни.

К тому же, так как я рыла в саду соседнего дома, то ни в коем случае это не должно было быть обнаружено. Работала я только ночью и понемногу уносила землю. Земля была твёрдой и я во многих местах порезала свои руки. Каждый день я наблюдала, как зачинается летняя утренняя заря. Наблюдала со дна ямы.

Глядя из узкого пространства ямы, я видела, как постепенно светлело небо и исчезали звёзды. Устав до изнеможения, я передумала о многом. Чтобы мать не заметила грязной одежды, я одевала купальный костюм и поверх него один и тот же грязный жакет и работала. Я заметила, что не могу вспомнить, плавала ли я в море в купальном костюме. Во время уроков плавания я только изучала движения и фактически не могу плавать далее кролем. По дороге в школу, взобравшись на холм, я каждый раз задыхалась и, насколько помню, никогда не участвовала в длинных церемониях перед началом занятий. В то время я никогда не обращала внимания на мелочи, которые происходили вокруг меня, а смотрела только на голубое небо.

Трудно дышать, одеяло как будто сдавливает моё тело.

Я далее не могу есть обычную пищу. Единственное, что ещё ем, так это маринованные овощи, которые приносит моя мать. Ты, Мария, наверное, будешь смеяться.

До сих пор, чтобы со мной ни случалось, где-то в глубине моего сердца всегда бился источник энергии, теперь он иссяк.

Я говорю сейчас честно.

Наступает ночь, которую я так не люблю.

Когда гасят свет, эта палата погружается в полную тьму, и я не знаю, что делать. Это настолько ужасно, что хочется плакать. Но от плача я быстро устаю, поэтому приходится терпеть.

При тусклом свете маленькой лампы продолжаю писать письмо. Моё сознание то удаляется, то возвращается вновь. Немного становится хуже и тут же лучше. Скоро превращусь в ничтожный труп, и вы, дураки, будете вокруг него плакать.

Каждое утро уродливая сестра приходит, чтобы раздвинуть шторы.

Самое тяжёлое – это пробуждение: во рту сухо, голова страшно болит. Жар настолько иссушил меня, что я, похоже, превратилась в мумию. Если мне хуже, они сразу ставят капельницу.

Однако, когда открывают шторы и окно, вместе с лучами солнца в палату врывается морской воздух. Лёжа с полузакрытыми глазами, я вижу сон, как гуляю с собакой. Моя жизнь была ничтожной. Если что и было хорошего, то только это, и оно всплывает в памяти.

Чтобы то ни было, я счастлива, что могу умереть в этом городе.

Будь здорова.

Цугуми Ямамото