Большая Игра против России: Азиатский синдром - Питер Хопкирк

Муравьев страстно призывал к скорейшему завоеванию Хивы. Это не только освободит русских из рабства, но и положит конец тирании, в условиях которой вынуждено жить подавляющее большинство ханских подданных. Более того, обладание Хивой позволит России сломать британскую монополию на бесценную торговлю с Индией. Когда Хива окажется в руках русских, «всю торговлю Азии, включая и индийскую», можно перенаправить через Каспий и дальше по Волге в Россию, а потом на европейские рынки. Такой путь представлялся куда короче и дешевле, нежели вокруг мыса Доброй Надежды. Это серьезно подорвет, а может быть, даже и разрушит британское правление в Индии и одновременно обеспечит крайне необходимые для русских товаров рынки как там, так и в Центральной Азии.

Более того, Муравьев утверждал, что завоевание Хивы не станет ни трудным, ни дорогостоящим предприятием. Он полагал, что оно может быть совершено «решительным командиром, стоящим во главе всего трех тысяч храбрых солдат». Армия вторжения очень быстро встретит поджидающих ее ценных союзников. Для начала ими стали бы воинственные туркменские племена, кочующие в пустыне, которую предстояло пересечь, чтобы достичь Хивы. Исходя из собственного опыта, Муравьев ручался, что они также смертельно боятся хана, как и его собственные подданные, и охотно присоединятся к любому, кто вознамерится его свергнуть. В самой столице захватчик сможет воспользоваться яростной поддержкой многочисленной пятой колонны. Кроме 3000 русских рабов, многие из которых прежде были солдатами, там живут у хивинцев в рабстве 30 000 персов и курдов. В основном это мужчины, которым нечего терять.

Несмотря на все опасности, с которыми столкнулся Муравьев, собирая разведывательную информацию для своих начальников, его грандиозный план захвата Хивы и освобождения русских и других рабов не привлек внимания. Момент был упущен, поскольку когда-то великий Ермолов начал медленно терять расположение царя, что закончилось его смещением с должности военного губернатора Кавказа. У самого царя Александра хватало более насущных проблем, с которыми ему пришлось столкнуться дома, где его положению угрожали недовольство и неприязнь. Тем не менее Муравьев смог по крайней мере сдержать обещание, данное несчастным русским при отъезде из Хивы. Вызванный в Санкт-Петербург для награждения за храбрость, он подал самому царю краткую записку о судьбе его подданных в Хиве. Даже если Муравьев не имел возможности как-то ускорить их освобождение, его разоблачения могли послужить русским великолепным предлогом для дальнейшей экспансии в мусульманскую Центральную Азию. Таким образом, его путешествию было предназначено судьбой обозначить начало конца независимых центральноазиатских ханств.

Единственным человеком, который особенно ясно мог это предвидеть, был официальный представитель Ост-Индской компании, которого звали Вильям Муркрофт. Несколько лет он провел в путешествиях по самым северным районам Индии вдоль границы с Туркестаном. Из отдаленных лагерей в верховьях Инда, где до этого не ступала нога европейца, он призывал своих руководителей в Калькутте действовать в Центральной Азии наступательно и тем самым предупредить продвижение туда русских. Он неоднократно предупреждал, что русские захватят не только весь Туркестан и Афганистан с их огромными нетронутыми рынками, но, вполне вероятно, и Британскую Индию. Но в то время как Муравьев — первый русский игрок в Большой Игре — был вознагражден своей страной и завершил свою карьеру в должности главнокомандующего на Кавказе, Муркрофт не был признан своими начальниками и кончил жизнь в одинокой непомеченной могиле на берегу Оксуса.

7. Странная история про двух собак

К северу от гималайских перевалов, на продуваемом всеми ветрами Тибетском нагорье высится священная гора Кайлас. Эта окутанная тайнами, религиозными предрассудками и вечными снегами вершина высотою в 22 000 футов, как верят и буддисты, и индусы, лежит в самом центре мироздания. Насколько помнится, приверженцы обеих религий рисковали своими жизнями для того, чтобы достичь этой отдаленной горы, так как существовало поверье, что один обход вокруг нее освобождает от грехов всей жизни. Для верующих мрачный ландшафт вокруг Кайласа был полон религиозных символов, включая, как утверждали некоторые, отпечатки ног самого Будды. Там были священные озера, в которых следовало искупаться, могилы святых, которые следовало посетить, священные пещеры, в которых следовало предаваться размышлениям и молиться, и монастыри, в которых усталый путник мог отдохнуть.

Паломники прибывали туда из таких далеких краев, как Монголия и Непал, Индия и Цейлон, Китай и Япония, а также и из самого Тибета. В течение многих лет немало их погибало на обледеневших перевалах, становилось жертвами обморожения или голода, лавин или бандитов. Однако нечто большее, чем страх смерти, отпугивало людей от опасного путешествия через горы к Кайласу. Даже сегодня они со своими молитвенными колесами и амулетами, некоторые с тяжелыми камнями преодолевают тяжкий путь к священной горе, словно исполняя тягчайший обет. Но сегодня оборванные паломники вынуждены делить этот священный край с джипами, набитыми западными туристами, рвущимися прибавить его к своему списку освоенных экзотических мест.

До недавнего времени район Кайласа был одним из самых недоступных мест на свете. Нога европейца туда почти не ступала, разве что два священника-иезуита побывали там в 1715 году и описали гору как «ужасную, бесплодную, крутую и жутко холодную», а затем поспешили в Лхасу. Должно было пройти еще целое столетие, прежде чем ее вновь увидел европеец, на этот раз им оказался британский ветеринарный врач, путешествовавший по самому дальнему северу Индии в поисках лошадей для кавалерии Ост-Индской компании и попутно немного занимавшийся неофициальными исследованиями. Звали его Вильям Муркрофт, в Индию он прибыл в 1808 году по приглашению компании, чтобы управлять ее конными заводами. Очень скоро он пришел к убеждению, что где-то на севере в дебрях Центральной Азии или Тибета можно найти породу лошадей, отличающихся большой прытью и выносливостью, и решил попробовать использовать ее, чтобы освежить кровь лошадей компании. В ходе второго из трех его длительных путешествий в поисках подобных лошадей, на этот раз в районе Кайласа в Тибете, случилось нечто, породившее у него навязчивую идею, которая преследовала его до конца жизни.

Это произошло в доме тибетского сановника. К удивлению англичанина, там его встретили две странные собаки, чье европейское происхождение он распознал с первого взгляда. Одна из них была терьером, а другая — мопсом, обе принадлежали к породам, о которых никогда не слышали в Центральной Азии. Но откуда они тут взялись? Вскоре Муркрофт решил, что нашел ответ. Явно узнав в нем европейца, обе собаки начали прыгать вокруг, ласкаться и радостно лаять. Потом, оставив его в покое, принялись достаточно сносно исполнять военные команды. Для Муркрофта это означало только одно: оба пса когда-то принадлежали солдатам. Местные жители утверждали, что получили их от русских торговцев, но Муркрофт был убежден в ином. Однако в любом случае это показывало, что русские здесь уже побывали. С той поры до самой своей смерти в 1825 году Муркрофт засыпал своих начальников в Калькутте множеством взволнованных предупреждений о планах русских в Центральной Азии.

Он был убежден, что Санкт-Петербург намерен захватить огромные нетронутые рынки Центральной Азии. Писал, что Ост-Индская компания должна решить, будут ли коренные жители Туркестана и Тибета «одеваться в ткани из России или из Англии» и станут ли они покупать «железные и стальные орудия, произведенные в Санкт-Петербурге или Бирмингеме». Более того, он был уверен, что русские стремятся к территориальным захватам. Сначала это будут ханства Центральной Азии, а потом и сама Индия. В одном из писем к своему начальству он объяснял, как горсть английских офицеров, командующих местными нерегулярными воинскими частями, может остановить всю русскую армию, стремящуюся через перевалы на юг, завалив ее огромными глыбами с окружающих высот.

Но было это очень давно. Как в Великобритании, так и в Индии русофобы составляли меньшинство либо пользовавшееся слишком слабой поддержкой со стороны правительства или компании, либо не имевшее поддержки вообще. Действительно, при всем сходстве их взглядов маловероятно, чтобы отец русофобии сэр Роберт Вильсон и Муркрофт когда-либо слыхали друг о друге, уж не говоря о переписке. В то же время руководство компании было слишком далеко от мысли, что Санкт-Петербург, официально все еще союзник Британии, питает какие-либо коварные намерения насчет Индии. Ведь собственно первейшей и достаточно дорогостоящей их задачей являлись консолидация и защита уже завоеванных земель, а не захваты новых в Гималаях и за ними, как настоятельно призывал Муркрофт. Потому начальство игнорировало его предупреждения, полагая их плодом чрезмерного рвения, а не трезвых оценок. Они оказывались погребенными в архивах компании, их игнорировали, не читали, и вновь явиться на свет Божий им было суждено лишь после его смерти.