Темная сторона нации. Почему одни выбирают комфортное рабство, а другие следуют зову свободы - Борис Цирюльник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для раздувания ненависти оказалось достаточно публикаций в местной газете национал-социалистов, возмущенных «международным еврейством, распространяющим гнусную антигерманскую пропаганду». В реальности ничего подобного не было, но в представлении несуществующей реальности выверенный дискурс использовал ясные и четкие образы. Вместе с трогательной, энергичной и воодушевляющей подачей они вызывали справедливый гнев. Нескольким евреям из Тальбурга объявили бойкот, в быту они почувствовали, что любым действием вызывают враждебность.
Нацисты заявили, что евреи их притесняют и нужно положить конец «пропаганде, сеющей ненависть и продвигающей бойкот немецких товаров». Евреи Тальбурга считали себя немцами и ничего не ответили, но нацистам было необходимо создать законные основания для удовлетворения жажды насилия, и они заявляли о самообороне, оправдываясь, будто школьники «это не я, он первый начал». Тактика оказалась эффективной. Началась игра на эмоциях, и немецкие антифашисты, которые парировали антисемитские высказывания с помощью рациональных аргументов, невольно способствовали распространению безосновательных утверждений своих противников.
В начале войны жители Тальбурга с радостью приветствовали победы немецкой армии. Диктаторскому режиму нацистов стали не нужны письменные тексты для установления законов, поскольку на практике их уже применяли многочисленные мелкие диктаторы. Необходимость в приказах отпала, потому что население с радостью покорилось.
Так, если торжественные речи пробуждают в душе эмоции, и такие же чувства разделяют все вокруг, можно стать заложником дискурса и поверить в него как в явный факт.
Слова перестают обозначать реальность, но люди ощущают настоящий гнев, презрение, возмущение, и эти чувства дают им законные основания переходить к действиям. Процесс подчинения созданному на словах и оторванному от реальности представлению можно назвать «логическим бредом». Речь не о психозе: обычный бред – когда мы придаем несоразмерное значение утверждению, в которое верим, как в откровение. Чтобы верить в него еще больше, мы избегаем любых отрезвляющих суждений. Так мы неосознанно становимся сообщниками и заложниками дискурса. Иначе как объяснить поразительную власть секты над людьми умными и образованными, которые покоряются настолько, что ради глупого учения готовы умереть?
В конце XIX века этой проблемой занимались два психиатра, они с удивлением констатировали «безумие на двоих». Два человека говорили один и тот же бред: «От люстры к нам нисходят волны… Приходят к нам ночью и передвигают предметы… оставляют на столе в столовой пыльные отпечатки… ходят в наших туфлях всю ночь, пока мы спим». Эти двое объединили свои рассказы и объяснили таинственные явления: «Наши туфли стали поношенными, потому что ночью их носит невидимая сущность». Когда психиатр услышал объяснения двух пациентов, перед ним встал выбор: он мог поверить утверждению одного из пациентов, подтвержденному свидетельством другого, или предположить, что один из пациентов бредил, а другой повелся на этот бред. Но кто тогда бредил? Оба дали одно и то же описание, в котором одинаково убеждены. Кто же высказал бред первым? Эти двое живут вместе и привязаны друг к другу. Они люди неглупые и расстраиваются из-за несправедливого вмешательства. Чтобы понять, кто бредил и вел за собой другого, следовало разделить этих двоих.
Подобное принятие бреда двумя людьми на практике нередкое явление.
Такое происходит, когда из-за непомерной любви к тому, кто бредит, ведомый в отношениях теряет себя как личность.
Легко понять работу этого механизма в отношениях между родителями и детьми, когда бредящий отец или мать встречает поддержку со стороны супруга, который не бредит. В парах или в отношениях детей и родителей, где бредящий занимает доминирующую позицию и передает свои представления своим поклонникам, здоровый человек нередко принимает бред.
Мне вспоминается девушка, которая была сильно влюблена в молодого человека, страдающего паранойей. Не ставя диагноза, родители девушки тем не менее чувствовали себя дискомфортно в присутствии этого молодого человека, о чем говорили дочери. Пара удалилась от родственников и прервала все отношения с теми, кто мог посеять сомнения и защитить партнера, не страдавшего от бреда. Молодой человек становился все более и более недоверчивым и попросил свою подругу помочь ему составить список всех тех, кого они хотят убить. Совсем потеряв голову от любви, девушка в попытке защитить любимого еще больше способствовала тому, чтобы он безошибочно вычислял недоброжелательность во взгляде, странность в поведении и непоследовательность в словах, за которыми на самом деле крылись другие мысли. Пара постоянно была в бегах и переезжала каждый день с места на место, скрываясь от невидимых преследователей. Через несколько месяцев паранойя молодого человека передалась его уравновешенной подруге. Она впадала в панику, когда замечала опасные знаки, вместе с мужчиной делала волшебные ритуалы, чтобы прогнать невидимых обидчиков.
Удивительно, как беременные девушки иногда с уверенностью отрицают свою беременность, и матери их в этом поддерживают. Многие подростки, которые добровольно или вынужденно уходят из семьи, но не находят своего места в обществе, хотят примкнуть к сомнительным компаниям. При посвящениях они находят поддержку, смысл в своих действиях, и им становится лучше, когда они соглашаются со строгими правилами собраний, мантрами и взносами на поддержание жизни гуру. Придаваемый вещам смысл меняет манеру их восприятия.
В 1941 году был принят закон о конфискации имущества евреев в пользу арийской нации. Немцы разделились на три группы: 40 % поддержали арианизацию, воспользовались возможностью «купить» по невероятно низким ценам добро своих соседей. Они занимали их дома, забирали утварь, за смехотворные суммы приобретали сертификат об арианизации, а возвращаясь домой, не испытывали стыда. Настолько ясным было коллективное представление, что
тот, кто забирал вещи соседа, всего-навсего выполнял требования закона.
Другая часть немцев (40 %) по сходной цене заполучила предприятия и стала получать с них доход.
У матери Элен Эпшейн было модное ателье в Праге. Когда она поняла, что ее арестуют, женщина передала свои украшения одной из сотрудниц. Чудом избежав гибели в Терезиенштадте, она вернулась в Прагу. Оказалось, что сотрудница ателье продала украшения и на выручку законным образом купила ателье и квартиру. Она вежливо пригласила бывшую владелицу с ней отобедать и поставила на стол конфискованную посуду. Подобная ситуация отражает дискурс, в соответствии с которым можно легально конфисковать имущество евреев. Никаких причин стыдиться. И только 20 % немцев не воспользовались ситуацией. Покупая, они платили так, как если бы продавцом был не еврей.
В нормальной форме принятие коллективных представлений – необходимое условие для совместной жизни, но этот процесс может легко отклониться в сторону деспотичного дискурса.
Те, кто соглашается, не задавая вопросов, способствуют
