S-T-I-K-S: Гильгамеш. Том I - Тимофей Евгеньевич Перваков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как-то поднявшись, он увидел перед собой лицо Горгона: странно-спокойное, будто вытесанное из камня, — оно глянуло в глаза Марку усталым взором и тут же исчезло, пылью развеявшись на ветру. Марк ощутил, что и сам он покрывается гранитной коркой: его живот, шея, губы и язык, — всё покрылось гранитной крошкой. Он двигал ногами и руками изо всех сил, пытаясь разбить оковы, но всё было тщетно. С ног до головы его покрыла сухая древняя порода, изрытая мелкими трещинами.
С потолка свисали светящиеся спораны, уставившиеся на Марка подобно тысяче глаз. Сначала один, потом второй, третий. Они лопались, обдавая его дождём мелких, жгучих капель. Сок тёк по его телу, растапливая твёрдый гранитный панцирь. Вот к руке, потом ко второй, а потом и к ногам начала возвращаться подвижность. Но тот же сок, что спасал его, начал выжигать глаза. Будто его очи смазали капсаицином.
Протерев их, Марк увидел далёкий янтарный свет. Мужчина оказался в тоннеле метро. К нему на полной скорости летел самолёт. Нет, не самолёт, а поезд. Надо было найти выемку, углубление, зарыться куда-нибудь, но ничего не выходило. Он был словно в мраморном мешке. Стены гладкие, будто литые. Уповая на удачу, он упал между рельсов. Вжался в землю так сильно, как только мог и зажмурил глаза. Поезд налетел на него, видимо, имел низкую посадку. Марк почувствовал удар, но душа покинула его до того, как он ощутил боль.
Открыв их, он понял, что снова жив и стоит посреди распахнутого кабинета. Нащупал налобный фонарь и, включив его, увидел, как впереди ползёт безногий Оскар. Но стоило Марку подойти ближе, как тот обернулся, и лицо его оказалось мордой элитника: чужой, перекошенной от ярости и злобы. Чудовище Оскара прыгнуло на него, но Марк успел перехватить его руку, которая на глазах отращивала длинные когти. Они схватились в яростной борьбе, в которой его руки раз за разом проваливались в пустоту. Чудовищный двойник Оскара превращался в облако из мерцающего тумана.
Перед ним из тела мёртвой, чёрной земли росли города. Вспучившиеся колонии мегаполисов, городов и посёлков тянулись к Чёрному Солнцу, вырастали, а достигнув зрелости, осыпались дождём гороха, споранов и жемчужин. Словно колонии слизевиков, росли, чернели и умирали. Иногда формируя огромные группы, иногда одиноко возвысившись посреди полей и лугов, а миллионы мелких шариков проливным дождём орошали Землю. Врастали в неё, словно семена, обливались кровью, после чего на их месте опять росли луга, дворы, леса и небоскрёбы. И не было конца и края этому безумному воплощению злого рока. Постоянному настиганию материального нематериальным.
Внезапно всё вокруг замерло. Он стоял один на бескрайней чёрной равнине, где столь же чёрное светило резало его уши невыносимым скрежетом. Звук и свет нарастали, постепенно сводя Марка с ума. Постепенно стало так громко и светло, что различить, где кончается свет и начинается звук, больше не представлялось возможным. Да и не только с ними творилось неладное. Все законы, флуктуации, колебания и поля потеряли цельность, смешавшись в вакханальном бесновании фундаментальных величин.
Резкий порыв ветра поднял чёрный песок, закружив, засыпав им всё вокруг, и выкинул его из сна.
Марк резко очнулся, ощущая, как его тело сковывает тяжесть. Весь лоб заливал едкий пот, от которого сильно щипало глаза. Сперва ему показалось, что он всё ещё спит и опять закрепощён в очередном кошмаре. Однако вскоре пришло осознание: он лежал в мягком и тёплом спальном мешке. Мышцы ныли, но боли не было — скорее, полное ощущение усталости после долгого и изнурительного пути.
Сверху до кучи были навалены кофты и куртки. Он потянулся, пошевелил пальцами. С блаженной улыбкой Марк принялся наслаждаться сухими носками, прогретыми теплом термопакетов. Это успокоило его и позволило немного отойти от вихря ужасных впечатлений.
В полумраке галереи царил лёгкий, едва слышимый шум. Что-то тихо побулькивало на огне. Скосив глаза набок, Марк заметил Горгона, сидящего на раскладном стуле у газовой горелки. Он о чём-то негромко говорил с Оскаром, сидевшим напротив. Оба они были в новой одежде. Казалось, что в их разговоре даже присутствует лёгкий, едва уловимый смех. Под ними валялось множество пустых консервных банок. На треноге бурлил котелок, из которого поднимались клубы аппетитного пара. Желудок Марка тут же запел голодным кашалотом.
— Хорошо спал, брат солдат? — спросил Горгон, не отрываясь от варева. Рука его помешивала содержимое котелка, щедро посыпая туда специи.
Оскар перестал смеяться и замер, не понимая, с кем говорит бородач, и только потом, догадавшись, посмотрел в сторону Марка.
— В Стиксе надо быть тихим, а значит, сытым. Заражённые от топтуна и выше легко наведутся на урчание голодного живота, а более опытные особи хорошо знают, что «Голодный — значит слабый».
Марк стал садиться, скидывая с себя горку из одежды. Откинул полу спальника и принял из рук Горгона походное варево. Впервые за долгое время он держал в руках горячую пищу. Тёплый съестной аромат, мерное синее пламя горелки, чистая одежда и отсутствие врагов подарили Марку чувство уюта, которое, как он успел понять, является такой же редкостью в этом мире, как и горох, и спораны. За этим чувством он даже забыл, что лишился крайнего из пальцев. С одной стороны, потеря ощутима. Мизинец обеспечивает чуть ли не половину силы ручного хвата. Но с другой, отделался он относительно легко. Зубы того изменённого могли с лёгкостью порвать ему шею.
— Благодарю, что позаботились обо мне, — произнёс Марк, глядя на спутников, — я уж думал, что сгинул. Такой бредятины в жизни не снилось.
— Рука дающего не оскудеет, — весело подмигнув, ответил Горгон, — а, впрочем, благодари Оскара, он, как очнулся, так сразу стал хлопотать. Видать, с кровью из него вся спесь и вышла.
— На тебя ещё хватит, старик, — по-доброму огрызнулся юноша, но, глядя на Марка, тихо произнёс:
— Спасибо.
Марк только кивнул в ответ. Оскар переменился со времени их первой встречи. Был спокоен и собран. Однако за спокойствием может скрываться как мудрость, так и сломленность. А чаще всего и то и другое. Марк бывал на войне, хоть и
