Последняя кровь первой революции. Мятеж на Балтике и Тихом океане - Владимир Виленович Шигин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ученик гальванера, матрос 1-й статьи Ефим Потапов — «…прикладом ружья бил по голове раненого лейтенанта Захарова, в чем впоследствии хвастался перед командой, показывая ободранные руки об мушку и прицел ружья….»
На этом персонаже, как говорится, пробы ставить некуда! Согласитесь, далеко не каждый сможет хладнокровно мозжить прикладом голову еще живому человеку, а затем еще и цинично этим хвастаться.
Ученик комендора матрос 1-й статьи Павел Пенкевич — «…отнял у часового… ящик патронов, ходил на паровом катере с винтовкой в погоню за таранным баркасом, стрелял из 47-мм орудия по миноносцу “Летучий”…»
Ученик гальванера, матрос 1-й статьи Дмитрий Котихин — «…освободил арестованного в судовом карцере (Коптюха. — В.Ш.), прогнав часового, стрелял из 6-дюймового орудия по минному крейсеру “Абрек”, после предложения именующего себя Коптюхом убить старшего офицера и мичмана Саковича… крикнул: “А старшего офицера и Саковича на закуску”, при подавлении мятежа стрелял в усмирявших». Советские историки писали, что несознательные молодые матросы, запуганные кондукторами, подняли на «Памяти Азова» контрреволюционный мятеж. Как мы видим, среди учеников артиллерийского отряда вполне хватало и «сознательных», которые и офицеров убивали, и в товарищей стреляли.
Матрос 1-й статьи Иван Коротков — «…при начале бунта стрелял в командира и вахтенного начальника, ходил на паровом катере, преследовавшем таранный баркас со спасавшимися офицерами… подговаривал, угрожая смертью, убивать кондукторов». Конкретного убийства Короткову вменить не получилось, выкрутился, но уже и того, что он сделал, с лихвой хватит на два смертных приговора.
Машинист 1-й статьи Иван Бортников — «…зверски истязал раненого старшего механика подполковника Максимова, ударяя рашпилем его по лицу, а затем похвалялся этим, насильно заставляя вестового старшего механика выслушивать от него подробный рассказ об этом зверстве, привязал груз к ногам убитого и выбросил тело за борт».
Деяния машиниста Бортникова вообще за гранью человеческого. Каким же надо было быть садистом, чтобы «зверски истязать… ударяя рашпилем по лицу». Кстали, он не бил плашмя, а вгонял рашпиль в рот умирающего, кроша ему зубы и язык, пронзая горло. Это, судя по всему, доставило Бортникову столь огромное наслаждение, что об этом он потом, смакуя жуткие детали, рассказывал насмерть перепуганным сослуживцам.
Остальные «невинные» тоже не намного лучше. Строевой квартирмейстер Андрей Шилин — «…стрелял из винтовки в кондуктора Шевелева и артиллерийского квартирмейстера Шадрина, при подавлении мятежа стрелял в усмирявших».
Комендор Алексей Крючков — «…стрелял с крейсера из 47-мм орудий по минному крейсеру “Воевода” и миноносцам…» Ученик комендора матрос 1-й статьи Арсений Кудряшев — «…стрелял по миноносцу “Летучий” из 47-мм пушки, донес бунтовщикам о готовящемся подавлении мятежа…» Ученик комендора матрос 1-й статьи Григорий Болдырев — «…состоял в комитете по управлению кораблем, при начале подавления мятежа вызывал боевую дружину, стрелял в нижних чинов, подавлявших мятеж…»
Все вышеупомянутые персонажи были приговорены судом к расстрелу. Справедливо или нет? Думаю, что совершенно справедливо.
Ну а кто и за что были осуждены на предельный срок каторжных работ, то есть на 20 лет?
Маляр Иван Козлов, «при аресте именующий себя Коптюхом, был усмотрен спящим с ним в одной койке, целился в нижнего чина и, будучи остановлен последним, заявил, что предполагал, что это офицер». Маляр Павел Пелевин — «участвовал в убийстве лейтенанта Захарова, был вооружен. Состоял в комитете по управлению кораблем». Комендор Василий Крикунов — «целился во время подавления мятежа из револьвера в кондуктора Лавриненкова, но не выстрелил, так как ему помешали усмирявшие мятеж нижние чины». Ученик сигнальщика Митрофан Меркулов — «по приказанию мятежников подымал сигналы другим судам о присоединении к мятежному крейсеру».
Осужденные на 12 лет каторжных работ, т. е. не руководители мятежа, но их активные пособники: «Комендор Яков Вертиков — …был на катере с винтовкой в погоне за таранным баркасом, участвовал в отнятии у часового ящика с патронами…» Минный машинист Логин Осадчий — «…при начале мятежа умышленно остановил динамо-машину, вследствие чего на крейсере наступила полная темнота, способствовавшая планам мятежников».
Все остальные участники мятежа на крейсере, кто активно не способствовал мятежу и на ком не было конкретной крови, получили не столь уж большие сроки. Четверо были осуждены на 8 и 6 лет каторги, остальные вообще получили по два года в исправительно-арестантских отделениях, по два и одному году дисциплинарных батальонов, а то и вовсе по два месяца военно-исправительной тюрьмы.
В целом, как мы видим, приговоры участникам мятежа на «Памяти Азова» вполне заслуженные и справедливые. Никто не был осужден судьями огульно. С каждым отдельным участником мятежа разбирались вполне конкретно, и каждый из них получил в полном соответствии со в своими «заслугами». Если на минуту представить, как расправились бы с участниками подобного выступления в 30–50-е годы, то можно ответственно сказать — участники мятежа 1906 года на крейсере «Память Азова» были наказаны даже излишне снисходительно.
* * *
Дело трех «вольных» подсудимых — Фундаминского, Иванова и Косарева — было перенесено в Санкт-Петербургский военно-окружной суд, и слушание началось осенью в здании окружного суда. Этот суд был военный, но отнюдь не «полевой». На суде была первоклассная частная защита, допускались любые свидетели. Защитниками Фундаминского были присяжные поверенные Плансон, Зарудный, Малянтович, Соколов и Булат — все свои, проверенные революционерами люди.
Из воспоминаний мичмана Н. Крыжановского: «Казалось, кто мог быть свидетелем на этом процессе. Я, Сакович, пара кондукторов флота и несколько матросов. Для меня этот суд тогда был необыкновенно интересным. Я никогда не видел судопроизводства, а тут все было так “умно” и неожиданно для неискушенного 19-летнего мичмана. Суд расспрашивал меня обо всей истории сначала, самым подробным образом. Оглашались всевозможные документы. Было комично слушать чтение записей чернового вахтенного журнала, веденного сигнальщиками в ночь восстания. Сигнальщики, несмотря ни на что, продолжали писать черновой журнал аккуратно:
“12 час. 30 мин. пополуночи. Прекратили пары на баркасе и паровом катере.
2 час. 30 мин. Открыли огонь из ружей по офицерам.
3 час. 00 мин. Подняли пары на паровом катере.
3 час. 30 мин. Раненые офицеры отвалили на берег. Дали в камбуз огня”. И так далее… (Часы даны только приблизительно).
На суде меня поражала способность адвокатов в короткий срок разбираться с морской обстановкой и, в особенности, с терминологией, столь отличной от общегражданской».
Год назад после печального исхода команды мятежного броненосца «Потемкин» в Румынии она была брошена всеми революционными партиями на произвол судьбы. Помощь была оказана лишь «своим» — одесским эсерам Фельдману и Березовскому. Для них нашлись и деньги, и связи. Все остальные же были просто забыты за полной ненадобностью.
То
