Как вы мне все надоели!.. - Далия Трускиновская

– Дядьки из города. Они не знали, что я здесь ночевать остался.

Мальчишка был поразительно спокоен.

– Ты зачем сюда ночевать пришел? – строго спросил Жилло, пытаясь поднять его на ноги. – У тебя что, своего дома нет? Пошли отсюда, я тебя домой отвезу, я на лошади. Вот чего выдумал – по ночам в гости ходить!

Но сын как-то небрежно от его руки освободился.

– Помнишь, я говорил, что она долго не проживет? – повторил мальчик. И уставился в лицо покойнице.

Жилло даже дрожь пробрала. Сопляк, от горшка два вершка, и мертвых не боится! Держит на коленях голову, кровь под него затекла, и ничего размышляет о чем-то своем, как ни в чем не бывало.

В груди у старухи торчал нож.

И, глядя на этот нож, Жилло понял, что никогда уже не узнает, как к ней попал королевский перстень. Хуже того – некому теперь сказать судьям, что лекарь действительно получил этот перстень много лет назад в уплату за лекарство. Вот зачем была ночная полицейская вылазка. И обречен на эшафот молодой граф, и обречена принцесса.

В дверном проеме появился волк. Он смотрел на Жилло тяжелым взглядом, как бы говоря – как, разве был еще один? Разве он уцелел? Ладно, это ненадолго.

Жилло вспомнил, что у него в руке нож, и встал в боевую стойку. Волк показал клыки. Вошел и сел с ним рядом еще один зверь. Просунулась между ними морда третьего. На хутор пришла вся стая.

Жилло закрыл собой ребенка. Трое волков подошли на шаг. Остальные остались во дворе.

– Не трогай его, Тармо, – сказал Виго, вставая и, в свою очередь, заслоняя Жилло. – Это совсем чужой человек. Я его знаю.

Волк сделал еще один шаг – и Жилло увидел у него на шее толстую серебряную цепь с медальоном.

– Я опоздал, – сказал Жилло, потому что звук речи, казалось, действовал на зверя успокоительно. – Я ехал за ними от Коронного замка, но заблудился. У меня не было фонаря. Слышишь, Тармо? Я знал, что они ищут старуху Мартину. Это все из-за перстня, Тармо, из-за королевского перстня, понимаешь, Тармо?

– Он все понимает, – ответил за волка Виго. – И они тоже опоздали.

А волк два раза с достоинством кивнул.

Встряхнулся Жилло. Это ж надо – волки тут у них по-человечески разговаривают! А зверь подошел совсем близко и мордой его руку снизу подтолкнул – вроде как направляя эту руку к мертвой старухе.

– Чего он от меня хочет? – спросил у сына Жилло.

– Ее похоронить надо, – объяснил Виго. – Они же сами могилу выкопать не сумеют. Я тебе помогу.

И уже ничего удивительного не было в том, что во дворе их ждал волк с фонарем в зубах. Жилло отыскал в сенцах лопату, Виго прихватил горящую свечу. Место для могилы выбрал Тармо – там, где на опушке рос пышный сиреневый куст.

– Они вместе эту сирень сажали, – объяснил Виго, который, как видно, хорошо знал историю этого странного семейства. – Бабушка издалека куст принесла.

Земля была мягкой, но работы хватило. Завернуть тело пришлось в одеяла – тут уж было не до гроба.

Понемногу начало светать.

Волки, что над могилой кружком стояли, стали потихоньку отступать к лесу.

– Ты не бойся, Тармо, – сказал мальчик волку. – Я буду приходить сюда. Я все знаю и помню. Я никому не дам тронуть ножи. И бутылку спрячу.

Опустился он на колени и обнял волка, зарылся лицом в жесткую пышную шерсть загривка. Волк вывернулся и лицо ему облизнул.

Встал Виго и долго смотрел вслед уходящим волкам.

– Один я теперь остался, – пожаловался он Жилло. – Они надолго ушли...

– У тебя мама есть, отец, – напомнил воспитательным голосом Жилло. Как же это один?

Но ребенок так на него посмотрел – все про маму и отца стало ясно.

Подумал Жилло – а не сказать ли правду? Подумал – и не решился.

Посадил он Виго на коня перед собой, повез к поселку. Уговаривал о бабушке не сильно тосковать – старенькая уж была, сам говорил – ей недолго жить осталось. Обещал, что волки ненадолго ушли – обязательно скоро вернутся. Говорил, как с маленьким, и самому было неловко, потому что иначе с детьми разговаривать просто не умел. Обещал, прощаясь, в гости приехать. Виго все это спокойно выслушал. Как над мертвой старушкой слезинки не проронил, так и теперь – ни словом, ни улыбкой не показал, хочет он видеть Жилло в гостях или без него прекрасно обойдется.

Расстались...

Выехал Жилло на дорогу, а куда податься – не знает. Может, не в Кульдиг ехать, а шхуну «Золотая Маргарита» искать? Может, и вовсе к волкам присоединиться? Чем им в лесу плохо живется? Тем более, что никакие это не волки...

Еще когда Жилло с молодым графом из Дундагского замка выезжал, остерегали их от оборотней, обманного озера и прочих страстей. Ну вот, извольте радоваться – стая оборотней. Настой то ли волчьей ягоды, то ли другой какой дряни, кувырок через воткнутый в землю нож... Наука нехитрая, если знать еще кое-какие тонкости. Не верил Жилло в оборотней, не верил, а они – вот, по лесу шастают! Единственного его сына с толку сбивают! И один, кажется, ждет его на дороге.

Действительно, вышел крупный зверь, сел, смотрит, Серебряная цепь... Тармо.

Конь побоялся подойти, Жилло слез, обе руки к зверю протянул.

– Ну, иди сюда, что ли? Ты мне что-то сказать хотел?

Подошел волк, обнюхал ему руки. Жилло на корточки опустился – поближе к суровой морде. Волк сел и в глаза ему уставился.

– Молчишь? Говорить несподручно? – усмехнулся Жилло. – Да, братец Тармо, еще неизвестно, что в этом государстве лучше – быть вольным, но немым, или говорящим, но равноправным... Это ведь ты – тот парень, которого думский лекарь лечил. Это ведь за тебя королевским перстнем заплатили. И бабушка твоя из-за перстня погибла – чтобы не помешала хорошего человека оклеветать. Вот так-то, брат волк. Теперь и графу моему, и принцессе одна дорога – под топор палача.

Волк уши насторожил.

– Поеду я в Кульдиг, Тармо, – решился наконец Жилло. – Может, что и получится. Правда, дело такое, что непонятно, с которого конца за него приниматься. Но знаю я, как пробраться в форбург, знаю, что в Девичьей башне потайная лестница есть снизу доверху. И знал бы ты, брат волк, что за красавица живет в этой башне и что у нее за коса, в руку толщиной! И глаза у нее серые, и брови тонкие вразлет, и вся она – как молодая соколица...

Вздрогнул волк, задышал часто, пасть приоткрылась, в глазах – мука! Хочет сказать – и не может!

– Ты знаешь ее, Тармо? – обрадовался Жилло. – Знаешь?

Волк кивнул мощной башкой.

– Как ее звать, Тармо? Кто она?

Но на такой вопрос волк ответить, понятно, не мог.

– Давно ты ее видел в последний раз? – подумав, спросил Жилло. Давно?

Волк мог ответить только «да» или «нет» . Он кивнул – да, стало быть. Обрадовался Жилло – нашел-таки выход из положения!

– Ты знал, где она теперь?

Башка мотнулась из стороны в сторону – оказывается, нет.

– Она в вышивальной мастерской Коронного замка, это все равно что тюрьма, брат волк. Ты знаешь, почему она туда попала?

Опять – нет.

– Ладно, попробуем с другого конца, – решил тут Жилло. – Помнишь ли ты, брат волк, тот перстень, который за твое лекарство бабушка лекарю отдала?

Волк кивнул.

– А знаешь, что это за перстень, чей он?

Этого Тармо не знал. Не имел он понятия и о золотом цветке. Не спрашивал у бабушки, откуда этот перстень у нее взялся. Никогда не видел куска бархата с семью углами, на котором вышиты три таких цветка. Словом, унесла бабушка тайну с собой в могилу. На что посланцы Равноправной Думы и рассчитывали...

– Что же делать? – спросил Жилло волка. – Ну, что я могу сейчас сделать? Тебе-то хорошо, слоняйся целыми днями по лесу, птичек слушай, овечек из стада потаскивай! А мне?

Волк настойчиво глядел ему в глаза. Просил чего-то... Но что мог ему дать Жилло? Еды он никакой не прихватил, а что другое могло вдруг понадобиться лесному волку? Приблизил Жилло свое лицо к морде – может, чем меньше расстояние между глазами, тем легче волчья мысль перетечет в человеческую голову?

– Нет у меня ничего, брат волк... – грустно молвил Жилло. И вдруг понял – неправда это!

Было у него нечто, материальной ценности не имевшее. Это было знание! Он знал, что перстень – королевский. Он знал, что и цветок на камне – королевский герб. Он знал, что жива самая младшая из принцесс. Он знал, что красавица-соколица – заодно с принцессой. И еще – что летают в воздухе неизвестно чьи золотые волосы, внушая добрым людям – смутную надежду, а Равноправной Думе почему-то – ужас. Это было знание, которого равноправному населению страны не полагалось – это было тайное знание, тайная правда. И потому им следовало делиться со всеми, кто выламывался из общего ряда. Возможно, кого-то из них оно могло спасти.

И Жилло заговорил. Он говорил быстро и коротко, о самом главном. Волк слушал и еле заметно кивал. Если бы не видеть собеседников – ни дать ни взять, разговор двух мужчин. И наплевать, что один из них – в серой шкуре и с клыками.