Записки бывшего милиционера - Эдуард Скляров

Не обошлось в Москве и без настоящих приключений. Так, в один из дней мы отправились на пляж в Серебряный Бор, где была и лодочная станция. Там какая-то девушка пригласила Алика покататься и буквально затащила его в лодку Вернулись они минут через сорок с каким-то парнем, все в крови, в порезах и синяках. Рассказали, что на одном из островков на них напали хулиганы, пытались отобрать лодку, а парень, который с ними вернулся, случайно увидев это нападение, помог отбиться от этих бандитов. В благодарность Алик накормил его и напоил в пляжном буфете.

Это пребывание в Москве было нашим первым знакомством со столицей, и, конечно, мы многое видели впервые. Поездкой остались довольны, но деньги быстро закончились, их остался минимум, чтобы купить билеты до Тихорецка. Ещё неделю вместе пробыли там, потом Алик уехал, а я ещё дней десять оставался у родственников. Провожая товарища, уже на вокзале я узнал, что у него нет ни копейки денег, даже билет купить не на что. Правда, мы и не собирались его покупать, но проводнику-то надо дать на лапу. Пришлось мне срочно на велосипеде возвращаться домой (к деду) и везти Алику деньги. Благо их немного у меня ещё оставалось.

И скоро-скоро настало время идти в армию.

5. Армейские годы

Призвали меня в армию осенью 1961 года, наголо обрили и велели ждать повестку с вещами. С фабрики я уволился в связи с призывом и почти два месяца болтался без дела, впервые реально ощутив «никомуненужность», и поэтому даже обрадовался, когда получил повестку на 3 ноября. Никаких проводов, никакой пьянки, как это было у Женьки Сучкова, соседа и друга, его призвали чуть раньше в стройбат, так же, как и второго моего друга, одноклассника по дневной школе Женьку Бусалаева. Мне кажется, никто сразу-то даже и не заметил моего отсутствия. Провожала меня только мать, на дорогу она подарила мне шикарный складной нож. Друзья-одногодки все уже пребывали в армии. А девочки, которая бы обещала ждать, у меня не было, чему я, кстати, был рад, особенно спустя несколько месяцев, когда наблюдал страдания обманутых девушками сослуживцев.

В плацкартный вагон нас набили на все три этажа полок, а команда была сформирована из тбилисцев, абхазцев и армян из Ахалкалакского и Ахалцихского армянских районов Грузии. Конечно, все держались особняком — русские, грузины, армяне и т. д. Знакомых мне ребят в вагоне не было. В пути я разговорился с одним тбилисцем — армянином с Авлабара Юрой Набалдяном, образованным (10 классов), начитанным и очень вежливым парнем из интеллигентной семьи. Надо сказать, что вся команда, кроме ребят из Ахалкалаки и Ахалцихе — они поголовно были одеты в телогрейки желто-зелёного цвета, — состояла из призывников, имеющих полное среднее образование. Со своей третьей полки я почти не слезал, безотрывно читал книги, не выпил ни грамма спиртного, чем обратил на себя внимание большей части команды призывников, которые всю дорогу пьянствовали, как будто их ждал последний в жизни бой, из которого они не надеялись вернуться.

В вагоне я познакомился и с грузином, вернее, абхазцем (в то время мы их особо не различали по национальностям), — Нодари Григорьевичем Партия из села Анаклия Зугдидского района Грузии, при довольно странных обстоятельствах. Он первым подошёл, разговорил меня, увёл в свой конец вагона, и там возникла паника: у кого-то из грузин украли то ли деньги, то ли вещь какую-то, уже не помню. Так или иначе, но коллективно решили обыскать всех, кто находился в этом конце вагона во время кражи. Я, естественно, готов был вывернуть свои карманы, но тут Партия стал слишком горячо и возмущённо убеждать своих «соплеменников», что нехорошо обыскивать человека, который пришёл к ним в гости. Одним словом, меня не обыскали, но и украденное не нашли. Только спустя три года мне в голову пришла мысль: а не был ли Нодари Партия тем самым вором и не использовал ли он меня, чтобы спрятать тогда украденное. Если это были деньги, то их запросто можно было незаметно сунуть мне в карман фуфайки и так же вытащить. И такая мысль мне пришла в голову не на пустом месте. Много позже Нодари мне признался, что до армии был привлечён к уголовной ответственности за кражу, но дело прекратили в связи с его призывом в армию. Сколько это ему стоило, он не сказал, однако можно было догадываться. Взяточничество в Грузии уже тогда было весьма распространённым явлением.

Везли нас семь дней и доставили, наконец, в Прибалтику, где в один предрассветный час (на станции Приекуле, о чём я узнал позже) мы были разбужены криком: «Выходи с вещами!» Я тут же, схватив вещмешок — фуфайки у меня уже не было (по примеру других я её продал за три рубля — тогда это были не большие, но и не маленькие деньги, — поддавшись слуху, что «старики» всё отнимут, поэтому лучше всё продать), — выскочил из вагона, встал в общую шеренгу и при перекличке обнаружил, что в списке меня нет. Оказывается, спросонья я выскочил из вагона не с той командой, в которой числился, а поезд уже укатил дальше. Но, поскольку дивизия была одна, через день-два меня с «оказией» доставили к своим в город Елгава (бывшая Митава, Латвия). Все мои сопризывники уже щеголяли в новой топорщившейся форме, ходили в наряды и зубрили уставы. Так началась моя армейская жизнь.

Военная часть № 54117, в которой я оказался, была гвардейской военных лет и официально имела несколько имён по названиям городов, освобождённых ею от немцев. В 1961 году часть называлась Школой младших авиаспециалистов, где об авиации напоминали лишь два раскуроченных истребителя, стоявших (вернее, валяющихся) во дворе, и лётные эмблемы на наших погонах и в петлицах. На самом деле часть оказалась суперновой — ракетным дивизионом, только что созданным (но пока не до конца сформированным) для обслуживания сверхсекретной ракетной базы с подземным размещением, которая где-то ещё строилась.

Кстати, для исторической справки должен рассказать, что 31 августа 1999 года в «Российской газете» была опубликована статья «Старт из-под земли», посвящённая первому пуску ракеты из шахты, который был произведён 31 августа 1959 года, то есть всего за два года до моего призыва в армию. Вот на такой ракетной базе с уже модернизированными за два года (с 1959 г.) шахтными установками мне и предстояло служить.

С первых же дней службы началась великая зубрёжка. Командир дивизиона подполковник Ютрин, со шрамом через всю правую щёку и командир стартовой службы майор Потапов, оба фронтовики, требовали от нас одного — знать (пока только по техническим описаниям и схемам) ракетную технику назубок. Они были готовы простить нам любой проступок, но не прощали одного — незнания техники. Мне досталась система 8К63У, то есть «крыша» — защитное устройство весом 350 тонн, которое по рельсам должно было наезжать на ракетную шахту и ложиться на неё с помощью гидравлических домкратов. Таких «крыш» (а значит, и шахт) на базе было четыре. Под куполом каждой «крыши» на тросах с помощью целой системы подъёмников крепились три кольцевые площадки, опускающиеся на разные уровни, с которых велось предстартовое обслуживание ракеты, в том числе и её ядерной головки. Я и ещё двое солдат (Ренат Гибидуллин, башкир, с которым я очень сдружился, и Олег Потапов с Донбасса, с ним я соперничал) в три смены должны были обслуживать всё это хозяйство. Без ложной скромности замечу, что теоретической, а впоследствии и практической частью по своей специальности я овладел на отлично: досконально знал все мельчайшие детальки и их взаимодействие, а знание довольно сложных электросхем этих механизмов позволило мне, рядовому солдату, вести занятия с офицерами из других аналогичных военных частей, которые были созданы чуть позже нашей.