Карточная игра в России. Конец XVI – начало XX века. История игры и история общества - Вячеслав Вениаминович Шевцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В целом европеизированный образ жизни, введенный по инициативе верховной власти в начале XVIII века, стал к концу столетия для третьего послепетровского поколения естественным и насущным. Начав с принудительной «дегустации» плодов иноземной культуры, высшее сословие само все более «входило во вкус», создавая национальный вариант общественного уклада. В «Письмах русского путешественника» (1801) знатная парижская дама, ища спасения от грома революции, вопрошала: «Какие приятности имеет ваша общественная жизнь?». На что получила ответ: «Все те, которыми вы наслаждаетесь: спектакли, балы, ужины, карты и любезность вашего пола»[234].
В начале екатерининской эпохи возникло первое литературное произведение, полностью посвященное карточной игре, – ироикомическая поэма[235] в трех главах «Игрок ломбера» (1763) русского поэта В.И. Майкова[236]. Это произведение при своем появлении имело большой успех и при жизни автора было переиздано дважды – в 1765 и 1774 годах. Этот успех объясняется тем, что содержание и сюжет поэмы, поднимаемые в ней вопросы, относящиеся к игре, были очень актуальны для тогдашнего дворянского общества.
Ломбер был одной из популярнейших коммерческих карточных игр со второй половины XVIII века, и Майков основное внимание уделял непосредственно процессу игры. Первая глава целиком посвящена описанию ломберной партии, во второй главе подробно разбираются еще две, всего же в тексте 12 специальных карточных терминов упоминаются 75 раз. При этом карточные фигуры, изображенные на картах XVIII века в виде исторических и библейских персонажей, во время игры вступали друг с другом в битву. В споре между сторонниками различных вариантов ломбера Майков выступал за распространенный в России «поляк», в игре советовал отдавать предпочтение мастерству и воздержанности перед надеждой на счастливый случай и увлечением.
Сюжет поэмы типичен для XVIII века. Главный герой – Леандр, юный дворянин, наследовавший имение своего отца, целиком предался игре в ломбер: «Уж три дни игроки за ломбером сидели, // Уж три дни, как они не пили и не ели; // Три раза солнца луч в игре их освещал, // И три раза их мрак вечерний покрывал».
Получив на руки хорошие карты, Леандр объявляет игру, сулящую наибольший выигрыш, однако столь длительный ломбер сыграл с ними злую шутку – объятый дремотой, он перепутывает масти и проигрывает. Томимый отчаянием и желанием отыграться, Леандр погружается в сон, в котором ему являются три богини – три главные козырные карты, переносящие его в храм Ломбера. Перед героем предстают чудесные видения: деревья с листьями и плодами в виде карточных мастей, вкусив которые познаешь как сладость, тaκ и горесть; храм – обитель воздержанных игроков, разбирающих карточные споры; ад и адские казни для азартных игроков и игроков, научившихся «подбирать» карты. Жалуясь трем адским судьям на несчастье в игре, Леандр получает от них совет играть воздержанно и просыпается.
Поэму В.И. Майкова «Игрок ломбера» можно считать первой культурной рефлексией на тему карточной игры. Поэма стремилась «…дух воспеть картежного героя, // Который для игры лишил себя покоя…», хотя авторский интерес в основном обращен к внешним сторонам игры, к непосредственному ее процессу. Причины, побуждающие человека играть, азартность как одна из черт русского характера, мистика и символизм игральных карт, трагедия проигравшего – все эти и многие другие темы были осмыслены и разработаны в литературных произведениях XIX века.
XVIII столетие – это интереснейший и насыщенный период исторического развития России, период, связанный с переходом от средневековой культуры к культуре Нового времени. Тот небольшой фрагмент социокультурных реалий, который удалось описать и в котором существовал и развивался феномен карточной игры, позволяет сделать некоторые обобщения.
Реформы Петра I ознаменовали первый этап распада русского традиционного общества; XVIII век затронул главным образом дворянство, которое под давлением государства, а затем добровольно отказалось от старомосковской «старины». К началу 1730-х годов можно говорить о бесповоротном утверждении новой европеизированной культуры в дворянской среде[237]. Относительная однородность норм поведения, знаковой системы, вещного мира, существовавшая в московском обществе, была нарушена. Различия между верхами и низами приняли не количественный, а качественный характер.
XVIII век– это век «ученичества» русской культуры, период усвоения инокультурного опыта в форме внешнего подражания в быту, литературе, искусстве, музыке, живописи, архитектуре[238]. В европейском контексте русская культура XVIII века была еще «провинциальной», «потребительской» культурой (то есть потреблявшей и осваивавшей привозные, инородные «продукты» культуры), национальный элемент был в ней еще недостаточно выражен и только делал первые шаги, закладывая фундамент будущего расцвета.
Карточная игра как европеизированная форма демонстративного расточительного времяпрепровождения и структурирования досуга на протяжении XVIII века постепенно становилась массовой чертой дворянского быта. Значительный размах азартных карточных игр, отмечаемый современниками и иностранцами, можно объяснить одной специфической особенностью процесса модернизации русского общества XVIII века: наряду с внедрением передовых новшеств в социально-экономической и политической жизни на русскую почву осуществилась пересадка уже уходившего в прошлое рыцарского, аристократического идеала Средневековья.
Если сравнить портрет средневекового рыцаря, составленный В. Зомбартом и А.Я. Гуревичем, с русским дворянином екатерининского века, то мы обнаружим практически полное совпадение:
«Вести жизнь сеньора – значит жить “полной чашей” и давать жить многим; это значит проводить свои дни на войне и на охоте и прожигать ночи в веселом кругу жизнерадостных собутыльников, за игрой в кости или в объятиях красивых женщин. Это значит строить замки и церкви, значит показывать блеск и пышность на турнирах или в других торжественных случаях, значит жить в роскоши, насколько позволяют и даже не позволяют средства… Деньги сеньор презирает: они грязны, так же как грязна и всякая приобретательская деятельность»[239].
«Среди доблестей, характеризующих феодального сеньора, на первом месте стояла щедрость… Рента, собираемая им со своих владений, дает ему возможность устраивать пиры, празднества, принимать гостей, раздавать подарки – словом, жить на широкую ногу… Расчетливость, бережливость – качества, противопоказанные ему сословной этикой. О его доходах заботятся бейлиф, управляющий, староста, его же дело – про-едать и пропивать полученное, раздаривать и расточать имущество, и чем шире и с большей помпой он сумеет это сделать, тем громче будет его слава и выше общественное положение, тем большим уважением и престижем он будет пользоваться»[240].
В Европе этот идеал все более и более утрачивал свои позиции под влиянием Реформации, просветительского критицизма и
