Семиозис - Сью Бёрк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Октаво хоронили тем же вечером. Мы шли со скоростью самого медлительного из родителей: они ковыляли со своими палками и костылями через поля, сверкающие светляками. Эти поля, эти жалкие пятна зелени, были их единственной надеждой и единственным достижением. Слышны были только рыдания, и я тоже плакала: по Октаво, по тому, как все плохо. На меня напали. Джулиана и Октаво убили. Если я ничего не предприму, все станет только хуже.
Октаво опустили в могилу рядом со снежными лианами, которые он ненавидел.
– Он больше других хотел Миру успеха, – сказала Вера. – Он искал съедобные растения, помог нам понять свое место в нашем новом доме и то, как жить здесь в мире. Он дарил нам взаимное доверие и поддержку, чтобы мы могли жить новой общиной и создать новое общество.
Она цитировала конституцию – слова, в которые не верила. Я приготовилась.
Она повернулась поднять лопату, лежавшую у могилы, даже не думая, что кто-то еще заговорит – и уж тем более не я.
– Октаво был лжецом, как и остальные родители, – сказала я.
Она повернулась:
– Как ты смеешь!
– Вы все знаете, что город существует – всегда это знали.
Она подняла лопату, словно оружие, оскалив зубы. Она стояла в нескольких метрах от меня. Я бросилась к ней, доставая из-под рубашки нож с отравленным лезвием.
Морщины на ее лице собрались волнами. Она заорала:
– Назад!
Она не заслуживала повиновения. Я отпихнула лопату. Она упала.
– Остановите ее! – завопила Вера. – Она не смеет!
Но я видела только все то, что уже случилось, – и все то, что я могу прекратить. Я подняла нож – и опустила его. Лезвие отвратительно проехалось по ее ребрам, и она завыла, словно летучая мышь, пока я не повернула нож и обеими руками не пропихнула лезвие в нее, а потом столкнула ее в могилу. Я набрала в легкие воздуха.
Это было еще не все.
Когда я повернулась, Алеша и Блас пытались скрутить Росса, Вериного сына. Брайен уже валялся на земле и орал, а Николетта стояла над ним, держа его палку, словно дубинку. Родители верещали, что я нарушаю то и это, а Николетта и Синтия кричали им, что я права. Маленькие внуки визжали, а Хиггинс стоял впереди них, грозя родителям кулаками.
Вера всхлипнула и затихла. Джулиан тоже так умирал? Я не могла смотреть в могилу. Новый Мир начинался неправильно – и мне надо было что-то предпринять. Я вскинула руки – на одной была Верина кровь. Голоса детей призывали к тишине.
– Они все знали, что там есть город, – еще раз повторила я, – и они боялись. Со стекловарами что-то случилось – и они обвинили в этом радужный бамбук.
Брайен начал что-то говорить.
– Тихо! – шикнула на него Николетта.
Я продолжила:
– Но родители лгали не поэтому. У них была мечта. Они хотели создать новое общество, улучшенную версию Земли. Они считали, что создадут ее через лишения, и чем больше было лишений, тем сильнее была их уверенность в том, что здесь у них новая Земля.
– Это так! – выкрикнул Брайен.
– Но это не работает, – возмутилась Николетта. – Она не лучше.
– Они получили свое новое общество, – сказала я. – Это мы. Мы можем делать собственный выбор. Мы, дети. Октаво спросил меня, хочу ли я достойную жизнь. Хочу. Есть место, где жить лучше, чем здесь. Пора выбрать нового модератора.
Я обвела всех взглядом. Все молчали и смотрели на меня.
– Кто хочет, чтобы на Мире было что-то кроме бесконечных лишений? – спросила я. – Кто не боится перемен? Голосуйте за меня. Я стану модератором, и мы больше не будем просто выживать. Родителям нужна была новая Земля. Нам нужен Мир. Время родителей вышло. Голосуйте.
За меня подняли руки: Алеша, Розмари, Даниэль, Леон, Николетта, Синтия, Энея, Меллона, Виктор, Эпи, Блас, Рави, Кармия и Хрок. И Хиггинс, и многие внуки. И один родитель – Рамона. Я не просила поднимать руки тех, кто был против меня.
Так что это был бунт. Я стала модератором, несмотря на меньшинство голосов – и несмотря на то, что в мои восемнадцать мне было на семь лет меньше, чем требовала конституция. Но к тому моменту, когда мы все переместились в Радужный город, мне уже исполнилось столько, сколько нужно, и у нас с Алешей было двое здоровых ребятишек. Сын Веры, Росс, скорее всего, был одним из тех, кто тогда на меня напал, но когда он увидел Радужный город, то захотел там остаться и приложил больше всех трудов, чтобы его подготовить. К тому моменту, когда мы навсегда ушли из деревни, в живых оставалось только четверо родителей.
Я не хотела их бросать, хотя в те последние дни их полуслепые глаза смотрели на меня как на убийцу. Мы даже предлагали их нести! Когда я в последний раз уходила из поселка, восходящее солнце было ярко-красным. Когда оно садилось, мы разбили лагерь над водопадом. Летучие мыши пикировали и завывали, и я снова услышала, как умирает Вера. Земля закончилась.
Хиггинс и бамбук год 63 – поколение 3
Мы понимаем, что должны постоянно делать выбор, и что наш выбор влечет за собой последствия, и что нам не гарантированы здоровье, счастье или даже жизнь.
Из Конституции Мирного Содружества
Хиггинс
Бек правильно сделал, что пригласил меня на рождение своего третьего ребенка: я уже принял две дюжины родов, включая одни у фиппольвицы, – что чуть не стало моей последней ошибкой. Бек – мой лучший друг, и потом, настоящим отцом ребенка был я, и отец из меня получился бы гораздо более качественный, чем из него.
В родах есть один этап – перед самыми потугами, – когда женщины часто паникуют. И на самом деле они не думают то, что кричат, хотя если бы мне пришлось все это вытерпеть, я вообще готов был бы убивать. В этом женщины крепче мужчин. Индира, прекрасная кареглазая Индира, волосы у которой вьются и закручиваются, словно вода в ручейке, Индира 325 дней терпела гормоны, изжогу, головные боли и геморрой, а потом – полдня схваток. Она сама свернулась, словно младенец, плача и дрожа в своем всегда убранном доме, где колыбель уже ждала чудесного мига. Бек держался у двери, чтобы в случае чего быстро сбежать: не самый лучший отец, как я и сказал, – хоть
