Письменная культура и общество - Роже Шартье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В истории с «Sidereus Nuncius» обращает на себя внимание еще один факт. Именуя себя в заглавии простым «звездным вестником», всего лишь курьером, посредником, раскрывающим вечную истину, до времени скрытую от человеческих глаз (что спутники Юпитера — медицейские звезды), Галилей перечеркивает свою авторскую идентичность[132]. Перед нами классическая фигура «посвятительной риторики», примеры которой можно множить до беспечности. Приведу лишь один, принадлежащий перу Корнеля.
Его «Гораций», премьера которого состоялась в марте 1640 и который был опубликован в январе 1641 года, содержит посвящение кардиналу Ришелье. Корнель льстит министру, уверяя, что его мысли и суждения являются совершенным выражением театральных правил: «Вы облегчили нам познание его [театрального искусства], ибо отныне, чтобы постигнуть его, нам довольно лишь не сводить глаз с Вашего Преосвященства, когда удостоите Вы своим присутствием и вниманием представление наших Поэм. Читая по лицу Вашему, что Вам нравится, а что нет, узнаем мы наверное, что хорошо, а что плохо, и выводим непогрешимые правила касательно того, чему должно следовать, а чего избегать»[133]. Следовательно, трагедия, которую получает в дар Ришелье, представляет собой, по сути, плод его собственных уроков, а значит, его собственное творение — в той же, если не в большей мере, нежели творение Корнеля. Неважно, чем является в данном случае этот риторический прием, превращающий короля или вельможу в «автора» поднесенного ему сочинения, — ироническим преувеличением, искренним соблюдением законов жанра или же иллюстрацией аристотелевской теории соматических эффектов трагедии; в любом случае это один из способов сделаться клиентом, удостоверив абсолютное всевластие правителя, который владеет не только тем, что дает, но и тем, что получает.
Как правило, государю посвящается отдельная книга, призванная обогатить его библиотеку, дать ему пищу для чтения и снискать его благоволение. Но в одном случае, быть может, заслуживающем особого внимания, государю вручается нечто большее, чем просто произведение, — целая библиотека, претендующая на звание королевской. В 1583 году Лакруа дю Мэн пишет мемуар под заглавием «Намерения, сиречь Замыслы г-на де Лакруа дю Мэна, поднесенные Христианнейшему Королю Французскому и Польскому Генриху III сего имени», а в следующем году печатает его в «Первом Томе Библиотеки»[134]. В тексте излагается план идеальной библиотеки, «совершенной и законченной во всех отношениях». Она должна состоять из ста шкафов; «в каждом из них должно содержаться сто томов, общим числом десять тысяч, поделенных на Книги, Главы, Тетради и общие места и расположенных в алфавитном порядке, дабы легче было их найти». Принцип, положенный в основу этого проекта, целиком обусловлен интеллектуальной практикой общих мест, цель которой — сгруппировать по рубрикам и темам, в тетрадях либо книгах, различные цитаты, примеры, ссылки и наблюдения.
Этой практике подчиняется и сама структура библиотеки. Если цель ее, по словам Фернандо X. Боуса Альвареса, состоит в «изящном сотворении заново всего мироздания, высшая иерархия которого отражается в библиотеке — месте, чей порядок также был сотворен»[135], то в библиотеке о ста шкафах она достигается через соположение ста различных рубрик, образующих вместе как бы тетрадь или книгу общих мест. Лакруа дю Мэн в своем мемуаре распределяет их по семи разделам: «предметы сакральные», «искусства и науки», «описание Мироздания как в целом, так и в частностях», «род человеческий», «знаменитые военачальники», «творения Божии», «смеси различных Мемуаров». В каждом из этих классов (какую роль они должны были играть в материальном расположении библиотеки, осталось неизвестным) номенклатурой предусмотрено сто (на самом деле — сто восемь) рубрик, соответствующих шкафам. Таким образом, перед нами не систематизация знания, построенная на разграничениях и подразделениях, и не иерархия научных дисциплин, вроде двадцати одной книги «Пандектов» («Pandectarum, sive Partitionum universalium») Конрада Геснера, опубликованных в Цюрихе в 1548 году[136]. Классификация Лакруа дю Мэна — это, в первую очередь, набор удобных категорий для перечисления предметов сакральных и светских.
Вторая особенность библиотеки, предложенной в 1583 году королю Франции, заключается в ее составе. В отличие от существующей Королевской библиотеки, она представляет собой не собрание оригинальных, неповторимых книг, но десять тысяч томов, каждый из которых является рукописной компиляцией по определенной теме (тема соответствует шкафу). В них следует включить «все писания касательно определенного предмета, какие только можно будет отыскать <...>, и свести их к такому числу и такому порядку, чтобы добавить к ним что-либо оказалось весьма непросто». Лакруа дю Мэн предлагает королю «доставить Книги, Мемуары или Сборники, дабы заполнить сто шкафов», а в случае, если тот еще не подобрал сам и не «свел воедино» необходимые материалы, обязуется за одну-две недели предоставить весь необходимый материал для любого из шкафов. Тома в каждом шкафу расставлены по содержанию в алфавитном порядке, а каждый том распадается одновременно на дискурсивные («книги» и «главы») материальные («тетради») и тематические разделы («общие места», отыскивать которые можно с помощью списков или того, что автор именует «упоминателем», mentionnaire, «каковой есть как бы книга общих мест, сиречь Собрание авторов, упоминавших о различных частных вещах»). Таким образом, Лакруа дю Мэн в 1583 году подносит королю все сразу — и книгу, свою книгу; и проект библиотеки, достойной стать образцом для подражания; и тома, из которых складываются ее фонды.
Среди великого множества поднесенных, посвященных, подаренных государю книг есть, безусловно, и такие, которые он читает. Обратимся, например, к свидетельству Фруассара, который в 1395 году, во время своего последнего путешествия в Англию, поднес королю Ричарду II рукопись своих стихов:
