Беглец - Фёдор Фёдорович Тютчев

Несколько курдов в живописных костюмах, увешанные целым арсеналом оружия, лениво облокотясь на седла своих крошечных лошадок, с терпеливым достоинством выжидали очереди, презрительно поглядывая на снующих мимо них персов. Когда паром нагружался людьми, товаром и животными до положенной нормы, Сударчиков махал рукой паромщику, канат натягивался, и паром, тяжело отвалив от берега, начинал медленно пересекать реку. Через некоторое время он возвращался обратно, привозя новую толпу людей, лошадей, ишаков, овец, которые, как только борт парома касался сходен, стремительно, точно спеша спастись от погони, бросались на берег, толкая и обгоняя друг друга.

Прибывшие из Персии «пассажиры» собирались в одну толпу и под конвоем двух солдат пограничной стражи следовали на таможню для визирования своих паспортов и предъявления к осмотру привезенных с собой вещей. Для тех, кто был хорошо одет и ехал на хороших собственных лошадях, делалась небольшая поблажка: их не заставляли ждать, пока партия соберется, а отправляли в таможню немедленно.

– Илья Ильич, – почтительно доложил младший досмотрщик, состоявший у Сударчикова в помощниках, – извольте взглянуть, никак хан Акадырский едет!

Он указал пальцем на приближающийся персидский паром, на платформе которого стояло несколько пестро одетых всадников. Впереди всех на рослом сером, блестевшем, как серебро, жеребце сидел мужчина, одетый в персидский полукафтан и папаху с гербом. Сзади его, держа лошадей в поводу, стояло двое курдов в ярко-красных бархатных куртках и пестрых поясах. На голове у них были черные чалмы из шелковых платков, с выпущенной на глаза бахромой. Седла и чепраки их рослых и статных коней были расшиты шелком.

– Нет, это не хан, – пристально вглядываясь в лицо всадника, произнес Сударчиков, – хан много старше, ростом ниже и из себя плотнее, это – какой-то незнакомый, я его впервой вижу. Должно, какой бек знатный или чиновник ихний!

Паром, тем временем, подошел к берегу; стоявшие до того смирно, лошади заволновались, особенно серый жеребец находившегося впереди всех всадника. Не успели паромщики настлать кое-как доски сходен, как он уже горячо рванулся вперед, но, почувствовав под ногами пляшущие, как клавиши фортепиано, доски, испугался, взвился на дыбы и одним огромным скачком, птицей перелетел на берег, не касаясь предательских сходен копытами. Сопровождавшие всадника курды осторожно провели лошадей в поводу.

– Ким-адам? – спросил Сударчиков, подходя к всаднику, с трудом сдерживавшему на строгом мундштуке разгорячившуюся, нервно танцующую лошадь.

– Муртуз-ага, секретарь Суджинского сардаря, – отвечал тот по-русски, – я к управляющему таможней!

– Пожалуйте! – повел рукой Сударчиков.

Муртуз-ага толкнул лошадь широкими стременами к коротким азиатским галопом поскакал к таможне, отстоявшей от берега менее чем в версте расстояния. Сударчиков проводил его глазами и задумался.

– Лицо как будто бы знакомое; где я его видел? Сюда, в таможню, он никогда не приезжал, а между тем мне ясно помнится, словно бы я с ним где-то встречался. Или, быть может, похожий на него; они, басурмане, все на одно лицо, немудрено, что и смешаешь!

В это время подошел русский паром; целая толпа «пассажиров» с криком и гамом повалила мимо Сударчикова и отвлекла его внимание.

Лидия Оскаровна сидела в своей комнате у окна, когда увидела проскакавшего мимо сада Муртуз-агу. Хотя на охоте Рожновский и звал Муртуза к себе в гости, но тот отвечал так уклончиво и неопределенно, что Лидия вывела заключение о нежелании, по известным ему одному причинам, приехать в Россию, а потому внезапное появление Муртуза явилось для нее крайней неожиданностью, немного даже взволновавшей ее.

– Ольга, Муртуз-ага приехал! – сказала Лидия, торопливо входя в столовую, где сестра ее что-то шила. – Должно быть, к нам в гости!

– Ну, что ж, – спокойно произнесла Ольга Оскаровна, – милости просим. Я думаю, он согласится с нами пообедать; он, кажется, не фанатик!

– Разумеется! – подтвердила Лидия и поспешила к себе в комнату, привести в порядок свой домашний, несколько небрежный костюм.

– Mesdames {мадам (фр.).}, – весело произнес Рожновский, входя в гостиную, куда Ольга и Лидия успели уже выйти, угадайте, кого я вам привел?

– Муртуз-агу! – весело крикнула Лидия. – Не стройте секрета, я сама видела из окна, как он подъехал к таможне!

– Глазки дам – за орлиные не отдам! – по своей привычке говорить иногда двустишиями, произнес Рожновский. – От вас ничего не скроется. Угадали, Муртуз-агу! Он пока еще в таможне, но сейчас придет. Кстати, Олечка, – обратился Рожновский к жене, – имей в виду, я его пригласил обедать!

– Ну, так что же? Небось, хватит всем, только не знаю, понравится ли?

– Понравится. Ты ведь у меня хозяюшка первый сорт… А вот кстати и он! – дверь отворилась, и в комнату, неслышно ступая по разостланному ковру, вошел Мур-туз. Увидя дам, он учтиво поклонился и поспешил дружелюбно пожать протянутые руки.

– Милости просим, – радушно приветствовала его Ольга Оскаровна, – прошу, садитесь. Мы вас давно поджидали. Думали, что вы уже и не приедете!

XVI. Неожиданный гость

– Дела были; к тому же, сардар не любит отпускать своих приближенных в Россию. Надо было выбрать удобную минуту, чтобы получить разрешение!

– Почему же? – спросила Лидия.

– Аллах его ведает! – рассмеялся Муртуз. – Может быть, боится измены. Надо вам знать, он у нас очень болезненный и через это чрезвычайно мнительный и подозрительный. Чуть что, сейчас в измене обвинит; ему и так все мерещится, будто бы Россия хочет завладеть Суджинским хадством!

– Но раз уже вы вырвались, – засмеялась Ольга Оскаровна, – то надеюсь, вы к нам на целый день, будем обедать вместе. Не правда ли?

Муртуз вместо ответа низко склонил голову, Лидия, сидя у окна так, чтобы не быть прямо у него на глазах с любопытством разглядывала его. На этот раз Муртуз показался ей несколько иным, чем там, на охоте, но она долго не могла решить, был ли он сегодня лучше или хуже.

– Он сегодня более европеец, – решила она наконец, – и это, пожалуй, идет к нему!

Действительно и в одежде, и в манерах Муртуз-аги была большая разница. Мундирный кафтан из тонкого темно-синего сукна был, вопреки персидскому обычаю, застегнут на все пуговицы, из-под ворота выглядывали крахмальные воротнички, а из рукавов белоснежные манжеты, по борту шла золотая цепочка. Войдя в комнату, он снял свою папаху, чего персы тоже не делают, оставаясь всегда в головном уборе. Обычай не снимать шапок настолько прочно вкоренился у персов, что русское правительство сочло возможным, как своим подданным мусульманам, так и персидским – разрешить оставаться в шапках даже и там, где для всех прочих снимание головного убора признается обязательным, как, например, в суде, в присутственных местах и т. п.

В городе Ереване, во время