Сефевиды. Иранская шахская династия - Фархад Карими

И в такой ситуации, когда в приграничье неспокойно, в стране нет единства и порядка, а шахские воины недовольны тем, что очень давно не получали жалованья, в пределы сефевидского государства вторглось стотысячное османское войско под командованием великого визиря Леле Мустафа-паши, наставника султанских сыновей, женатого на одной из внучек Сулеймана Справедливого. В поддержку основным силам османов выступили десятитысячное войско крымского хана Мухаммеда-Гирея II и отряды вассальных кавказских правителей. Перед лицом столь великой опасности правитель приграничной области Чухурсаад[121] Мухаммеди-хан Тохмак Устаджлу обратился за помощью к правителю Карабаха Имамкули-хану Каджару и правителю Азербайджана Амир-хану Туркману. Несмотря на публичное примирение, состоявшееся в Казвине, Амир-хан продолжал испытывать стойкую ненависть к племени устаджлу и всем его эмирам, поэтому он не стал торопиться с выступлением – так интересы безопасности государства в очередной раз были принесены в жертву личным интересам.

9 или 10 августа 1578 года у озера Чилдыр состоялось сражение, в котором пятнадцати тысячам кызылбашей противостояло стотысячное османское войско, усиленное отрядами курдских повстанцев. Сначала кызылбашам удалось разгромить передовые османские отряды, и они решили, что одержали победу, но затем в бой вступили основные силы османов, и кызылбаши были разбиты. Победа в Чилдырском сражении открыла османам дорогу в Грузию. «Если бы между эмирами кызылбашей царило бы единство и один подчинялся бы другому, если бы соединились все войска Азербайджана и Ширвана числом пятьдесят тысяч человек, а к ним присоединились бы также грузинские правители, то положение Леле-паши сильно бы осложнилось, – пишет Искендер Мунши. – Но из-за вражды эмиров и их племен, из-за нерешительности, были потеряны не только земли, но и погибли уважаемые старейшины кызылбашей, азербайджанское войско было уничтожено, а добро, копившееся на протяжении многих лет, разграблено».

Мало того, что беклярбеки поступали так, как им заблагорассудится, так еще и в Казвине долго не хотели признавать, что началась большая война. Османы разоряли закавказские владения Сефевидов, а шах и Махди Улья пытались представить случившееся в виде локального приграничного конфликта и отправляли султану увещевающие послания с призывом соблюдать мир, заключенный когда-то в Амасье. Но разве можно одолеть врага уговорами? После двенадцатилетней войны, которая оказалась изнурительной для обеих сторон, к Османской империи перешли бо́льшая часть Восточного Азербайджана вместе с Тебризом, все Закавказье, западные иранские области Курдистан, Луристан[122] и Хузестан.

Давайте посмотрим, как развивались события. Когда стало ясно, что с помощью дипломатических ухищрений избежать войны не удастся, командовать кызылбашами, отправленными для отражения османской агрессии, назначили Хамза-мирзу, а Махди Улья вызвалась сопровождать его, чтобы держать ситуацию под неусыпным контролем (официально было объявлено, что заботливая мать не может оставить своего любимого сына в столь ответственный момент). Надо сказать, что ни сын, ни мать, не оказали значимого влияния на ход военной кампании в Закавказье, все победы стали заслугой кызылбашских эмиров, и поражения были следствием их упущений.

Разумеется, не обошлось без конфликтов. После успешных действий кызылбашей в Ширване Махди Улья устами Хамза-мирзы настаивала на развитии успеха и взятии Дербента, захваченного ранее османами, но кызылбаши повернули обратно, решив, что с них достаточно. Шахиня мыслила глобально и не вникала в нужды воинов, а тем, само собой, личные интересы были дороже государственных. Занятие Дербента требовало новой порции усилий, а кызылбаши и без того воевали на пределе возможностей – один против троих, а то и пятерых, а то и семерых. Кроме того, у Махди Улья и эмиров возникали противоречия по вопросам назначений. Короче говоря, непосредственное участие в руководстве военной кампанией увеличило число врагов Махди Улья среди кызылбашской знати, которая чувствовала себя обманутой в лучших надеждах – выбирали безвольного и покладистого шаха, а получили на свои головы его напористую и вредную жену.

«Когда идешь по прогнившим доскам, то смотри под ноги и ступай осторожно», – гласит известная мудрость, но Махди Улья привыкла ходить размашисто и действовать решительно. Странно, что судьба несчастной Перихан-ханум не послужила ей уроком – та находилась на вершине власти и была низвергнута, неожиданно для себя. Неужели Махди Улья не понимала, что случившееся с одной знатной женщиной могло точно так же произойти и с другой?

Особое недовольство среди эмиров кызылбашей вызывало расположение, демонстрируемое шахиней по отношению к иранцам, в частности – к Мирзе Салману Исфагани. Таким образом, в глазах эмиров Махди Улья совершила тройное «предательство» – пыталась навязывать свою волю в обход покладистого шаха, не учитывала личные интересы эмиров и возвышала иранских «людей пера» над кызылбашскими «людьми меча». Вдобавок ко всему Махди Улья позволяла себе откровенные несправедливости. Так, например, движимая чувством личной мести, она организовала убийство правителя Мазандарана Мирза-хана, который был сыном человека, убившего ее отца. Старые счеты – это старые счеты, и то, что произошло в правление шаха Тахмаспа, не должно «аукаться» при шахе Мухаммеде, иначе в вопросах мести можно зайти очень далеко. Случившееся с Мирза-ханом эмиры восприняли как угрозу, нависшую над каждым из них, – поди угадай, какие мысли роятся в голове шахини. А что шах? А ничего! Шах Мухаммед существовал в своем мирке, обособленном от большого и неприятного ему мира. Его позиция была вполне понятной. И впрямь, лучше проводить время в благочестивых размышлениях и неспешных беседах с умными людьми, нежели вникать в скучные и неприятные дела правления государством.

Отдельным «нарративом» стала история с плененным крымским мирзой Адиль-Гирей-ханом, которому молва приписывала любовную связь с шахиней. Сколько правды было в той молве, ведомо одному лишь Аллаху, Господствующему и Всезнающему. Но, как говорится, «слова потекли и все в них потонуло». В «Истории войн между турками и персами», написанной Джованни Томмазо Минадои и изданной в Риме в 1587 году, говорится о том, что «достоянием внимания стала постыдная измена супруги-бегим шаха Мухаммеда Худабенде и матери Хамза-мирзы с татарским принцем Адиль-Гиреем, который осмелился поднять глаза на то, что ему не принадлежало и не могло принадлежать, следом за этим распространились слухи о том, что шахиня ответила своему обожателю взаимностью и что дело закончилось запретной связью; когда же вести об этом дошли до некоторых придворных, то они, охваченные искренним возмущением по поводу столь великого позора, сговорились тайно между собой и однажды ночью ворвались во дворец, где предали смерти шахиню и ее любовника».

Адиль-Гирею было суждено стать первой жертвой в борьбе эмиров против ненавистной Махди Улья, а этому предшествовало возмущение курчиев, которые не смогли получить в Ширване обещанного им вознаграждения. Курчии дошли до того, что нанесли ранения мустофий ал-мамалику[123] Мир Шаху Гази Исфагани, –