Колыбельная белых пираний - Екатерина Алексеевна Ру

предваряла довольно странная, не связанная конкретно с Амазонкой статья о многообразии водного мира в целом, о роли рыб в природе и жизни человека, об их различных «характерах» и «качествах». Рассуждения приправлялись цитатами из «Проповеди рыбам» Антониу Виейры, португальско-бразильского миссионера семнадцатого века. Все цитаты почему-то были на языке оригинала – со сносками и крошечным шрифтом перевода, загнанного в нижнюю часть страниц.

Рассказывала книга о страшных амазонских обитателях. В основном о рыбах, но не только. Например, несколько глав были посвящены гигантской анаконде – жуткому водяному удаву, достигающему порой шести метров в длину (а по сведениям некоторых охотников и натуралистов, и десяти, и даже пятнадцати). Анаконда выползает на берег и замирает – долго и неподвижно лежит, подстерегая свою добычу. Смотрит в пространство неморгающим, совершенно гипнотическим взглядом. Поджидает нужный момент. И когда ни о чем не подозревающая, простодушно желающая жить и ни в чем не повинная жертва наконец появляется поблизости, анаконда бросается к ней молниеносно и жадно. Обвивает ее кольцами своего серовато-зеленого, пятнистого, невообразимо мощного тела, сдавливает (порой до хруста костей), не давая дышать, и заглатывает.

Точно так же карцинома заглотила тетю Лиду: неожиданно, мгновенно и целиком.

Или, например, в книге говорилось о сомике кандиру.

Крошечная, практически прозрачная угревидная рыбешка. «Бразильский вампир». Питается сомик кандиру – или, как его еще называли в книге, обычная ванделлия – кровью других рыб. Ориентируясь по запаху аммиака, который рыбы-жертвы выделяют при дыхании, он проникает в чужую жаберную камеру и принимается жадно высасывать чужую кровь. Насытившись, довольный сомик убирается восвояси, оставляя свою жертву в покое.

И вроде бы ничего такого ужасного. Но, если кому-нибудь не посчастливится помочиться в мутной амазонской воде вблизи сомика кандиру, все может закончиться плачевнее… Запах аммиака, исходящий от человеческой мочи, способен ввести голодную рыбешку в заблуждение. И тогда сбитый с толку сомик кандиру заберется в человеческую уретру. И доплывет аж до мочевого пузыря. Причем обратного пути у сомика не будет: из мочеиспускательного канала ему уже никак не выбраться. Человека, оказавшегося с сомиком кандиру в уретре, спасет лишь срочная операция – иначе он погибнет в страшных мучениях.

Сомика кандиру, оказавшегося внутри человека, не спасет ничто. Он погибнет со стопроцентной вероятностью: в человеческом организме ему не выжить.

И это по-настоящему трагично, думала Вера, когда совершенно невинное существо погибает из-за такого нелепого недоразумения. А заодно и увлекает за собой в небытие другое невинное существо. Сомик кандиру просто хочет жить, хочет есть, никого при этом не убивая. Но в итоге убивает и умирает сам.

Как зародыш в Тониной матке. Он просто хотел существовать, развиться во что-то большее, проникнуть в мир. Но выбрал не то тело. Ошибся. Потому что Тоня не желала, чтобы он существовал, чтобы развивался, и отчаянно не знала, что с этим нежеланием делать.

Разумеется, рассказывалось в книге и о пираньях, самых знаменитых обитателях амазонских вод. О том, что благодаря невероятно тонкому обонянию они чуют запах сырого мяса и крови издалека, даже за километр, даже одной-единственной капли крови, и находят жертву в непроглядной темноте; что они вполне способны съесть и своих собратьев – особенно если те ранены; что пираньи могут напасть даже на крокодила, и тот, проплывая над их стаей, предпочитает повернуться к ним надежно защищенной спиной, обратив кверху легкоранимое, уязвимое брюхо; что они умеют выпрыгивать из воды, и поэтому даже подносить к речной поверхности окровавленную руку крайне опасно.

Впрочем, в книге утверждалось, что, «несмотря на широко бытующее мнение», пираньи редко убивают и сжирают крупных животных до самых костей. Конечно, такое случается (скелет крылатой коровы рядом с Вериной больницей тому подтверждение), но в виде исключения. Что касается людей, то и вовсе не зафиксировано ни одного случая убийства человека пираньями. Они могут укусить, оторвать своими мощными челюстями кусочек плоти, причиняя немыслимую боль. Но убить, обглодать до костей, как в некоторых фильмах ужасов, – это вряд ли.

Большинство болезней, с которыми Вере позже пришлось столкнуться по работе, чем-то напоминали пираний. Они не убивали пациентов, а лишь надрывали, надкусывали им плоть, заставляя страдать. И Вера изо всех сил старалась отогнать от страдающих тел ненасытных кровожадных рыбешек.

Помимо «просветительских» статей об обитателях Амазонки, в книге было несколько вкратце пересказанных легенд и преданий, так или иначе связанных с рекой. Вере ярче всего запомнилась легенда про мальчика Луиса, жившего в окрестностях Манауса. Над этим мальчиком издевались сверстники, из-за чего в глубине его уязвленной души родился мальчик-пиранья Артур. Потом он вырвался наружу, в самый что ни на есть реальный мир. И сожрал ни в чем не повинных детей, по воле случая оказавшихся рядом, – совсем не тех, что причиняли Луису боль.

Так порой и бывает в жизни, думала Вера. Люди расплачиваются не за свои, а за чужие ошибки. Или просто за ошибки мироустройства. И даже если ты всю жизнь был добросердечным и отзывчивым, все равно в конечном итоге что-нибудь страшное обязательно вылезет из мутной жизненной толщи, со дна нелогичной, жестоко устроенной природы, и сожрет тебя с потрохами.

А еще история про мальчика-пиранью навела Веру на мысль, что внутри нее самой, в ее собственной слепой глубине, возможно, тоже прячется некто. И этот некто однажды попытается выбраться наружу, а ее саму столкнуть в слепую глубину.

Вера читала книгу медленно, растягивая каждую главу, порой вдумчиво перечитывая. Гуляла с книгой по городу, садилась на парковую скамейку или на синюю облупленную лавку у детской площадки, листала глянцевые, приятно шелестящие страницы. В парке в начале лета сладко пахло распаренным на солнце шиповником – а Вере сквозь этот аромат постоянно чудился запах тропического леса (такой, каким она его себе представляла: влажный, дурманяще-острый, сочный). На площадке резвились дети, наполняя теплый летний воздух звенящим дрожанием, – и Вере все казалось, что среди них вот-вот появится Луис. Иногда она отправлялась читать к местной речушке, протекающей за зданием заброшенного лакокрасочного завода.

И среди вялых, словно полуживых ершей и мерно покачивающихся пластиковых бутылок ей мерещилась огромная мощная пираруку с пурпурно-красной каймой чешуек от брюшных плавников до хвоста. Как на обложке.

А в один жаркий августовский день Вера случайно забрела к тому самому магазину товаров для малышей. Белые рыбки по-прежнему беспечно кружились за витринным стеклом под тихую серебристую мелодию, как и в прошлый раз. Словно с тех пор ничего не изменилось. Словно Тоня все еще была жива.

Увидев рыбок, Вера невольно вздрогнула.