Фантастический Калейдоскоп: Йа, Шуб-Ниггурат! Том I - Владимир Михайлович Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Яська большую часть дня варила самогон, а потом постоянно, раз за разом посылала его по соседям разносить товар в тяжеленной корзине. Будто и не знала, что у мальчишки кроссовки протекают и носки всего одни. А резиновые сапоги для дождливой погоды его мама, как назло, дома забыла.
Дзинь. Шпонк. Дребезжала едва сидевшая в гнезде входной двери ручка… Тсик. Тсик. Кто-то настойчиво раз за разом дёргал её, намереваясь войти в дом.
Кто же это? Неужели бабка Яська впотьмах колупается? Она же всегда, даже когда выходила в нужник ночью, брала с собой короткую толстую свечку в стеклянной банке.
От страха у мальчишки вспотели ладони. Тут же холодный пот проступил на спине и потёк вниз липкой, вызывающей гадливость струйкой.
«Это не она, не Яська», – шептал, внушая ещё больший страх, собственный внутренний голос.
Старуха, хоть с виду древняя и скукоженная, как высохший мох на замшелой коре дуба, бегала шибко, а как выпьет стаканчик собственной сивухи, то вообще резвой бывает, как козочка, и сразу добреет, сухими баранками Олежку угощает, не жадничает.
Бабка Яська даже с закрытыми глазами, даже на ощупь легко зашла бы в хату.
– Мммур-рур, – жутко и протяжно завывая, утробно исторгла кошка и стрелой пронеслась по полу, топоча, как приглушённая пулемётная очередь.
Тр-тр-тррр.
Разом вспомнились приходившие помогать бабке по хозяйству (перекапывать и собирать урожай на необъятном участке за хатой) заросшие и бородатые, как лешие из сказок, мужики. Они воняли так же мерзко, как бабка Яська, хотя и не такие старые.
– Вот пойдут дожди, да, Марат? – хрустел огурцом вприкуску с салом седой, как лунь, усатый мужик с хитрым прищуром карих глаз.
Марат сидел за столом напротив. Внушительный дядька, с бельмом на глазу, в фуфайке, с колоритной внешностью и протяжно-булькающим говором вечно нагонял на Олежку неподконтрольную жуть. Он обычно сидел, согнувшись над тарелкой. Сутулый, широкоплечий, с большими руками, ладони в мозолях и с заскорузлыми от грязи ногтями.
– Ага, – бурчал в ответ седому Марат, часто прикладываясь к алюминиевой кружке, которую доверху наполняла сивухой гостеприимная Яська, угождая мужикам за труды на своём необъятном огороде.
– Зальют дожди нашу землю, – продолжал трепать языком седой мужик, – зашваркает от воды под ногами, раздуется перепоенная почва, вот и повылазят со своих нор пузыри шпокры-мокры. Ать, два. Да начнут рыскать в поисках поживы по ночам. Как те солдаты. Тогда держи ухо востро да на улицу по ночам не выходи, а если мерещиться да постукивать в ночи что будет, то лучше лишний раз перекрестись перед образом, крест поцелуй, соль сыпани через плечо, но ни в какую, сука, за порог дома не суйся, каб не сцапали. А то знаешь же, как к зиме готовятся твари.
Седой бросил в рот кусочек сальца, запил самогонкой и продолжил:
– Жрут и, чтобы людей морочить, перевоплощаются… – седой крякнул, отрыгнул, резко поднял голову и, посмотрев прямо на печку, выставил жирный, вымазанный сальцем палец и погрозил затаившемуся в теплоте, за шторкой, мальчишке. – Мотай на ус, слышь, малой!
– Шитсс, черти старые, брешете всё, что балаболки! – рявкнула Яська и недобро зыркнула на Олежку, приказав немедленно с печи слезать да спать ложиться.
…Мальчишка моргнул.
«А вдруг», – закралась жуткая мысль, – «её сцапали те самые?..»
«Нет. Это всё байки. Трёп», – безуспешно пытался он отогнать собственный страх.
Олежка всё же встал с постели. Холодный пол студил пятки сквозь стоптанные носки.
– Иии, – пискляво скрипнула входная дверь и резко закрылась.
Олежка замер на месте, услышав шаги по полу. Неспешные и тяжёлые. Топ-топ-топ. Громко протопали из сеней в кухню.
Снова жутко замяукала кошка. И Олежке стало так страшно, что мочевой пузырь враз болезненно сдавило.
– Ах… – выдохнул он.
– Ать, ять, хвать, брать, – раздалось с кухни. – Что пожрать, что слопать, – бурчала, непривычно шепелявя, Яська.
Вроде и голос был её. Но эта лёгкая шепелявая нотка до ужаса пугала мальчишку.
«Глупости. Хватит уже», – сказал себе Олежка.
«Что ты, как сопляк, вечно сцышь?!» – неожиданно басисто прозвучал в его голове голос Антохи, подростка-хулигана, соседа по подъезду.
Олежка вздохнул, снова забрался в постель и, с головой накрывшись одеялом, закрыл глаза и стал вспоминать, как катал его на самодельных качелях отец.
То был летний погожий день, полный игр и приключений. У отца отпуск. Прямо с утра Олежку ждали карусели и сахарная вата, ледяная «кока-кола» и открытое окошко в машине, куда отец разрешал высовывать ладошку, а потом, под вечер, после дневного сна, были те самые «счастливые» качели, сделанные отцом из шины, на верёвке, перекинутой через толстый кленовый сук.
Олежка помнил, что до слёз ухохатывался от восторга, и отец тоже смеялся, при этом постоянно щурился от солнца. Олежке тогда казалось, что из уголков отцовских глаз будто бы тонкими линиями-искорками выстреливали смешинки.
…Мальчишка согрелся, и сон кошачьей поступью, незаметно подкрался к нему. И то, что снилось, смешалось с реальностью: то ли взаправду слышалось, что кто-то в хате всё жадно, будто давясь, шамкал и почти что по-пёсьи тявкал.
Олежка проснулся от тяжести на груди. Помычал недовольно и открыл глаза. Узкой полосой из окошка на пол пробивалось солнце. На его груди свернулась клубком кошка. Она похрапывала, чуточку подрагивая хвостом.
– Брысь, – сказал мальчишка.
Кошка не спешила уходить и только водила ушами из стороны в сторону.
– Шкура, пожалуйста, иди, – попросил он.
Но все слова были без толку. Поразмыслив, Олежка подтянул одеяло к себе и, как с горки, заставил съехать к концу кровати увесистую кошку. Шкура недовольно зашипела, с укором глянула на него и легко спрыгнула с постели.
Олежка оделся и, первым делом, раздвинув занавески, открыл окно, убрав ставни.
На кухне царил жуткий погром. Воняло чем-то гадким. Олежка поморщился и вышел во двор. Сходил в деревянную будку, служившую туалетом.
Хотя светило солнце, но на улице стояла октябрьская прохлада. По двору бегали куры, путались под ногами. Петух сидел на заборе и недовольно поглядывал сверху.
– Яська! – позвал мальчишка, затем крикнул: – Бабка Яська, ты где?!
На перекопанном огороде стояли лужи. Вокруг ни души, кроме нескольких ворон, кружащих в ясно-голубых, будто вымытых прошедшим дождём небесах… В желудке мальчишки заурчало. Он обыскал весь двор. Удивился только, что сарай заперт. Неужели бабка забыла, что внука нужно кормить, и ушла, даже не побурчав, как обычно, с утра? На старуху это не похоже. Что ж, видимо, придётся справляться самому. Олежка вернулся в хату, поставил чайник, нарезал заплесневевший хлеб. Вытащил спрятанную за посудой в буфете баночку с вареньем. Шкура мяукала и тёрлась об ноги. Тоже, что ли, голодная?..
Попив чаю и таким образом заморив червячка, Олежка решил посидеть во дворе: на солнышке гораздо теплей, чем в хате. В которой к тому же воняло.
Старый мобильный телефон с потёртым корпусом мать оставила ему для крайней необходимости. Единственная загруженная в системе «дивайса» игрушка приелась в первые же дни в деревне. Ещё он успел взять блокнот, несколько цветных карандашей, книжку с картинками и комикс с Бэтманом. Комикс подарил какой-то хмырь, который заходил к матери в гости и пах чем-то резким и очень едким, так что запах тянулся за ним шлейфом и долго ещё оставался в квартире.
На улице скучно и тихо. Заняться совершенно нечем. Олежка погонял кур и решил выйти за калитку – позвать Шарика – так он сам назвал собаку, к которой за две недели пребывания у бабки Яськи успел привязаться. Мальчик подружился с беспутным лохматым псом, угостив его как-то кусочком колбасы.
Сегодня, как назло, сколько Олежка ни свистел, ни кричал, собака не приходила. Он походил по улице, поражаясь непривычной тишине. Только иногда резко каркали вороны. Никто не шёл к колодцу за водой. Ни бабка Аня. Ни неопрятная тётка Ставрида. Не было и толстого мужика, любителя опохмелиться с утра, жившего у продуктового магазина, до которого им с бабкой топать около получаса.
«Странно всё это», – решил Олежка.
Вернувшись во двор, он запер калитку. В доме снова поставил на плиту чайник.
