Носки - Анатолий Крашенинников

Я прошёл несколько шагов по запорошенной пеплом площади и остановился. Было насколько тихо, что я слышал свои шаги по этой мягкой выжженной в пыль поверхности.

Потом я увидел какую-то зелённую нитку, которая хоть и была тоже припорошена, но всё-таки выделялась. Я поднял её и понял, что это всего лишь начало, а конец её где-то дальше. Я стал наматывать её на левую ладонь и идти в том направлении, куда она вела. Это была нить, похоже, той пряжи, из которой были связаны те самые носки.

Я шёл за ней всё быстрее и быстрее, ускоряя свой шаг, словно, кто-то гнался за мной, пока, наконец, не перешёл на бег.

Мне казалось, что нитка должна была уже кончиться. Я так много пробежал по безжизненной, выжженной поверхности, что оглянувшись, потерял из виду госпиталь и его прилежащие земли.

Я намотал на руку уже большой моток, как наверное, на несколько носков, и продолжал бежать дальше. Равнина сменялась оврагами, пригорками, впадинами, колдобинами, ложбиночками, да какими-то хребтами. Я уже выдохся и спотыкался на каждом шагу. И пепел был глубже и мягче, но только следов за мной не оставалось почему-то совсем. Всякий раз оглядываясь, я видел эту немного кочковатую равнину без единого следа, словно бы я только что там не шёл, не спотыкался, не падал и не полз. Словно меня тоже не было, как и всех остальных.

Я скатился в очередной овраг, и меня припорошило сверху. Я улёгся на спину и посмотрел в это одинаковое, как крашеный потолок, небо и замер.

Я был просто в ужасе от того, что остался совсем один на выжженной земле, без какой-либо травинки или деревца. Небо не шевелилось вообще. Это была крышка кастрюли, в которой всё сгорело.

Пока я вглядывался в эту закрытую крышку, в мой обзор снова попала та нитка, которая поднималась из оврага куда-то наверх. И я поднялся и стал карабкаться за ней. Наконец, взобравшись наверх, нитка пошла вниз и пропала.

Я аккуратно наматывал на руку остаток нити и медленно приближался к тому месту, где она исчезала.

Добравшись до того самого места, я дернул нитку, погрузил правую ладонь в глубокий пепел и почувствовал, что там что-то есть. Нащупав это что-то, я вытащил руку и увидел лежащего в моей ладони маленького серого воробья.

Я сразу вспомнил про нашего Воробьёва, которого не нашли после миномётного обстрела. И тут же меня что-то пронзило и вырвало из той серости, и я как будто упал, но не вниз, а почему-то наверх. Да так быстро, что почувствовал удар обо что-то твердое и холодное. Оказалось, я упал с кровати, причём так далеко, что сам не понял, как это произошло.

Я огляделся… Все, как один, таращились на меня ошарашено.

— Ты чего это, писатель? — настороженно спросил меня кто-то.

— Что случилось-то? — послышалось недоуменно.

— Это что за сила тебя выкинула из кровати к проходу? — удивился кто-то из раненых.

— Похоже, писатель попал под обстрел, — сказал Адриано, усевшись передо мной на корточки и разглядывая каждый мой глаз отдельно. — Что, контузило? — спросил он.

— Воробей жив! — сказал я, зацепившись глазами за какой-то гвоздь на стене.

— Какой ещё Воробей? — удивился Адриано. — Ты нас так не пугай, писатель.

— Воробей был с нами. Мы вместе выбирались из окружения, — сказал вернувшийся с полотенцем на плече и услышавший, по всей видимости, только последний вопрос Илья. — Ты чего на полу-то? — невозмутимо спросил он у меня.

— Воробей жив! — повторил я для него.

— С чего ты это взял?! — спросил он, наконец возмутившись.

— Я видел сон, — ответил я.

— Да уж, похоже, таких снов никто из нас не видел никогда, — подскочил со своим костыликом Мироныч. — Всякое видывал и слыхивал в людях, которые спят. Но чтоб человек вылетел из постели, как торпеда, и рухнул в четырёх метрах от своей койки, это что-то непостижимое, — сказал он. — Вот за Андрейкой порой замечаю, спит, а ноги его подняты. Не полностью, но всё-таки. Даже представить не могу, как вот у него в воздухе висят, будто привязаны к потолку. А ведь в бодрствовании на такой угол ноги держать, уж извините, никакого пресса не хватит, — добавил он к своему.

— Да у него пресса-то отродясь, похоже, не было, — сказал Бережной.

— Да есть у меня пресс. Чего вы пристали? — обиделся Адриано.

— Просто он закамуфлирован под жир, — рассмеялся кто-то позади.

— Да не. У него пресс видать вовнутрь вывернут, — засмеялся другой.

— А ты чего ржёшь, Бережной? У тебя самого вон какие бока круглые, чуть ли не шире плеч! — воскликнул Адриано.

— За Бережным бывает, бродит по ночам с закрытыми глазами. Но стоит отдать должное. Маневрирует он чётко! — засмеялся Мироныч и сорвал хохот остальных.

А я, услышав хохот, понял лишь одно, что нахожусь уже точно не во сне. Это была прежняя, привычная уже мне действительность с теми же весёлыми мужиками.

— Ой, Мироныч, когда ты это всё за всеми подслеживать успеваешь? — проговорил, покачав своей маленькой головой, Бережной.

— А писатель как спит обычно? — спросил кто-то с усмешкой сзади Мироныча.

— Обычно с каким-то мечтательным лицом. Почти, как дитя, — ответил Мироныч.

— Ты что так выпрыгнул-то из постели? Что, страшная всё-таки эта вязальщица? — спросил Адриано. — Прознала про тебя ведьма? Домогалась? — начал он тут же шутить.

— Мне кажется, она красивая, — сказал я, всё так же сидя на полу.

— А чего сбежал тогда? — спросил Адриано.

— Дане с ней я был. Я нашёл воробья, — ответил я.

— Где ты нашёл его? — спросил Илья.

— Я долго шёл по ниточке из той самой пряжи для наших носков и за каким-то оврагом нашёл воробья. Птицу, в смысле. Но я сразу понял, что это его образ, — ответил я.

— Почему ты решил, что он жив? — продолжал Илья.

— А на какой пёс мне дался такой сон? — спросил его я. — Мы должны его забрать.

— Если это всё действительно так, то да. Согласен, — сказал Илья.

— Похоже, ребяты что-то задумали, — сказал Мироныч.

Я встал с пола и отряхнулся.

— Надо одежду забрать свою, — сказал я.

— Да, — ответил Илья, и мы направились на выход.

— Вы куда намылились-то? — спросил Адриано.

— Спасать товарища, — остановившись и обернувшись, ответил Илья.

— Вы что, думаете, вас кто-то выпустит отсюда? — крикнул кто-то из мужиков нашей многоместной палаты.

И пока мы объяснялись, в палату вошла Надежда Викторовна.

— Здравия желаю, товарищи мужчины, — сказала она.

Мы поприветствовали её, утреннюю и румяную, и попытались пройти мимо.

— А вы куда? — спросила медсестра. — У нас сейчас плановый осмотр, — добавила она и захлопала ресницами.

— А мы, собственно, выздоровели уже, и нам давно пора, — сказал Илья.

— Но вас ещё