Городской роман - Ольга Дрёмова

…Внешний вид автомобиля вызвал бы опасение у любого, но привередничать было нельзя, да и выбирать не из чего: дорога была пуста, и уверенности, что сейчас покажется комфортабельная иномарка, водитель которой повезет парочку через пол-Москвы практически даром, не было никакой.

Белый наряд «жигуленка» был не только не первым, но явно и не вторым, поскольку из-под облупившихся крыльев вылезли, по крайней мере, несколько оттенков бежевого и голубого. Модель автомобиля вычислить не представлялось возможным, потому что она напоминала гибрид индюка и вертолета одновременно. Похоже, что к этому враждебному чуду техники приложили руку почти все имеющиеся модели российских автомобилей: проржавевшие от старости, провалившиеся по углам дверки «шестерки» мирно соседствовали с круглыми глазами старинной «копейки»; а венчали все это архитектурное излишество сиденья от «Нивы» и массивный черный руль от «Москвича».

Обладатель эксклюзива, хохол лет сорока, старательно скорчив гримасу, усиленно показывал свое неудовольствие непонятливостью ночных пассажиров.

– Та ни, як же мени объяснить, шобы до вас доихало? – усердно тянул он, мешая украинские слова с русскими. – Це ж за сто вирст, и усе лисом, побачьте сами, якой же мени интерес туды вас задарма звозыты?

Ваня, цокнув языком от раздражения, нахмурился, заметив про себя, что водитель больше играет на публику и прикидывается, строя из себя тупую хохляцкую галушку, потому что с русским словом «задарма» он справился ничуть не хуже, чем любой московский бомбила со стажем.

– Ну как же задарма, когда здесь ходу – от силы час, а мы предлагаем вам пятьсот рублей? Разве это плохая цена? Разве этого недостаточно? – горячился Ваня. В любое другое время он, не торгуясь, отдал бы больше, потому что обстоятельства были из ряда вон выходящими, но в карманах ребят ничего больше не было, а наглый хохол идти на уступки не собирался.

– Та ни, цена гарна, – соглашался тот.

– Тогда по рукам? – в который раз спрашивал Иван.

– О, побачьте на него, люди добры! – восклицал водитель. – Был таки гарный хлопец, а стал таки дурне! И кто ж таби за стильки карбованцев звезет?

– Нам очень нужно, понимаете, очень! – От расстройства Иван готов был разрыдаться или удавить несговорчивого шумахера прямо на месте.

– Кабы було без надобности, ты бы здись ни стоял, – соглашался тот, усиленно моргая и кося под дурачка. – Но и мени зрубить карбованцев тоже треба, у мени дома дети и жинка, стало быть, не с руки мени табе брать…

Наверное, спор продолжался бы бесконечно, но, на счастье ребят, на дороге, пока в отдалении, появился автомобиль.

– Вань, заканчивай ты с ним дебаты разводить, давай поймаем другой! – послышался звонкий голосок Аленки.

Глянув назад, хохол быстро сообразил, что, скорее всего, в такое время на дороге появился конкурент и дело начинает принимать нехороший оборот.

– Зачем другой, мы же уже обо всем договорились, – громко произнес он на чистейшем русском языке, – садись, разве я не человек, разве я не могу понять, когда людям действительно надо?

Сзади чуда враждебной техники мягко зашуршали тормоза, и незадачливый вымогатель увидел, как рядом с ним притормозила красивая темно-серая «девятка». Девушка наклонилась к окошку, видимо, что-то объясняя водителю, и хохол понял, что если он не поторопится, то дело может и вовсе не выгореть.

– Слушай, мы же оба русские, зачем тебе этот хачик за рулем, посмотри, какая у него бандитская внешность, – зачастил он, глядя на Ивана преданным открытым взглядом, – еще неизвестно, что у него на уме, а ты же с девушкой, мало ли что! Садись, я довезу в целости и сохранности, через полчаса на месте будете.

Видя, что парень все еще колеблется, он дернул ручку своего пегаса, и дверка со скрипом отворилась.

– Вань, иди скорей сюда, я обо всем договорилась! – услышал хохол, и глаза его наполнились досадой.

– Надежнее, чем у меня, только под замком в швейцарском банке. Садись, так и быть, довезу за четыреста, – пошел он на попятную.

– Лен, возвращайся, он нас согласен везти за четыреста! – на краткий миг голос Вани наполнил душу хохла надеждой и удовлетворением.

– Здесь водитель предлагает триста! – донесся звенящий голосок девушки, и, не разглядев хитрой улыбки, которой обменялись между собой ребята, бедняга совсем пал духом.

– Что он там, совсем ошалел, что ли? Все-таки ночь, зима, мог бы цену и не скидывать, тоже мне коллега называется. Он бы еще предложил за десятку с носа, как в общественном трамвае, совсем молодцом бы был, – пробурчал он. – Ну ладно, бог с вами, садитесь ко мне за двести пятьдесят, все равно пустым еду, – обреченно вздохнул он.

Да, сегодня был просто не его день. Жизнь дала трещину, денег осталось два чемодана, и вечер, так хорошо начавшийся, судя по всему, был окончательно испорчен.

– Ладно, денег не даете, так хоть покатаюсь с ветерком, – объявил он, вжимая педаль газа до самого пола.

Сказать, что поездка прошла на едином дыхании – значит не сказать ничего, потому что даже скорый поезд по сравнению с гоночным автомобилем обиженного хохла мог показаться детским развлечением. Как и было обещано, через полчаса они уже звонили в дверь к Светлане.

* * *

Проклиная свою импульсивность, Светлана ходила из угла в угол, меряя шагами тесное пространство комнаты. Зачем она позвонила ребятам на ночь глядя? Глупо, больше ничего не скажешь. Что изменилось бы от того, что они узнали обо всем утром? Ровным счетом ничего. То, что они сейчас приедут, ничего не исправит, только теперь к ее волнениям по поводу пропавшего сына прибавились переживания за дочь. Возвращать их было уже поздно, судя по времени, они уже были на полпути к ее дому, и ждать их приезда оставалось совсем недолго, но эти сорок минут показались ей вечностью.

За редким исключением дочери всегда ближе к матерям, чем сыновья, – наверное, так было задумано природой с самого начала, – но семья Нестеровых являлась именно таким редким исключением, почти ошибкой природы, потому что самыми близкими людьми в ней были теща и зять.

Говорят, что тещу можно воспринимать только как великий природный катаклизм – наводнение, землетрясение или пожар, причем катаклизм неотвратимый, неизбежный и оттого вдвойне страшный. Но для Вани, лишенного элементарного человеческого тепла с самого детства, теща стала чуть ли не самым дорогим человеком на свете.

Относясь с большим уважением к своей матери, он не мог не чувствовать, тем более теперь, что они с ней чужие люди, прожившие долгое время бок о бок, изучившие привычки и слабости друг друга, но так и не ставшие по-настоящему близкими людьми. Другое дело – Светлана Николаевна, к ней он мог, не задумываясь, прийти со всем, что было у него на душе: спросить совета, поделиться радостью, с удовольствием увидев, как засияют при этом ее глаза. Сама Светлана никогда не разделяла Аленку и Ванечку на своего ребенка и чужого, они были для нее одним целым, и день, когда Иван вошел в жизнь их семьи, она считала одним из самых замечательных.