Боярышня Дуняша (СИ) - Меллер Юлия Викторовна

горницу, где продолжали рукодельничать приглашённые девушки и исполняющие разные

обязанности при тереме боярыни, княжич с порога заорал:

— Матушка, смотри!

Он сделал несколько шагов, но остановился, быстро окинул взглядом помещение и не увидя

бабушки, помчался прямо к матери. Княгиня, увидев в руках сына необычный предмет, отложила рукоделие и заинтересованно следила за приготовлениями Ванюши.

Наталья и две другие близкие Марии Борисовне боярыни с улыбкой смотрели на

сосредоточенного княжича и встали так, чтобы остальным присутствовавшим в горнице ничего

не было видно. Мало ли какую забаву он удумал, так они прикроют его, ежели нехороша

придумка будет.

Дуня не следила за ними и обратила на это внимание, только когда услышала недовольные

шепотки любопытствующих девиц. Тогда и Маша прекратила её отчитывать за то, что она

сбежала с княжичем и болталась невесть где столько времени.

— Ах, — раздалось слаженное восклицание возле княгини и рукодельницы толпой рванули

поближе, чтобы все-таки посмотреть, что там такое придумал княжич.

— Дунечка, что ты там умыслила! — заволновалась Маша, оттаскивая сестру в дальний

угол.

— Крутилку-вертелку… баловство.

Дуня старательно изображала беззаботность, но доносящиеся восторженные вскрики

привели её к мысли, что на этой крутилке-вертелке её семья могла бы неплохо заработать.

Маша посмотрела на неё, потом перевела взгляд на плотную толпу, образовавшуюся вокруг

княгини и тяжело вздохнула. Она всё это время объясняла и показывала, как делать игрушки, но кроме княгини, веселой боярыни Натальи и парочки старших женщин её никто не

поблагодарил.

Мать великого князя пренебрежительно обозвала её рукоделие пустым времяпровождением, приближенные к ней женщины охотно поддержали её, а девушки из родов попроще

благоразумно помалкивали. Некоторые из них ободряюще улыбнулись, но сказать доброе слово

не осмелились. Маша уже понимала, что в кремле всё непросто, но плохо представляла себе, как ей следует вести себя. Она уже не считала, что её сидение в углу было так уж плохо. Сидела

бы себе и присматривалась, ума набиралась, а тут её вместе с маленькой Дуняшей выставили на

всеобщее обозрение.

Шум стих и мастерицы расступились.

— Дуняшка, иди сюда! — крикнула одна из боярынь. — Тебя великая княгиня зовёт.

Дуня подошла. Мария Борисовна ласково улыбалась, а Иван Иваныч горделиво смотрел на

женщин и наслаждался всеобщим восторгом.

— Как же тебе такое в голову пришло? — спросила княгиня, показывая на крутящуюся

тарелочку с лопастями.

— Да вот, — робко начала Дуня, не зная, что и сказать, — княжич говорит, что воздух — это

пустота, а я говорю, как же пустота… — Дуня жалобно посмотрела на Иван Иваныча — и тот

смилостивился и взялся сам разъяснять.

Этот зануда оказывается успел принять идею о том, что воздух — это требующая изучения

масса, сродниться с нею и даже поучаствовать в доказывающем это эксперименте, поэтому

сейчас легко выдавал лекционный материал:

— Воздух — это постоянно меняющаяся часть мира…

Дуня, как и другие, стояла, раскрыв рот. Княжич говорил, как по писанному! Сразу

становилось понятно, что с мальчиком занимаются серьёзно и основательно. Дуня, грешным

делом, думала, что она одна такая умная мелюзга, но княжич буквально растоптал её. Он легко

использовал в своей речи примеры из писания, вворачивал греческие и латинские слова, делил

воздух на аэр и эфир…

Чуть позже, когда подавленная красноречием и масштабом знаний княжича, Дуня ехала

домой, а Маша рассказывала деду о сегодняшнем дне, то она сообразила, что мальчишка

получает энциклопедическое образование, а вот практики у него нет.

Зато она практик и в данных обстоятельствах это полезнее. Данный факт немного примирил

её с собственной необразованностью, и Дуня задумалась о разногласиях среди боярынь по

поводу личного участия княжича в создании игрушки. Было высказано, что княжичу негоже

утруждать свои рученьки работой, правда тут же в ответ прозвучало, что испокон веков

князьям незазорно выходить в поле и работать, так почему же сейчас наследник московского

княжества должен сторониться ремесла?

Княгиня мягко пресекала подобные споры, понимая, что разногласия в этом вопросе

обусловлены местом рождения боярынь. Где-то стыдно было князю не уметь сеять и собирать

хлеб, а где-то позором считалось даже на время сменить меч на орало, копьё на серп. Про

ремесло же она ничего не могла сказать, а Дуня благоразумно промолчала, хотя помнила из

фильмов, что многие правители обучались какому-либо мастерству*.

— Заедем в церковь, помолимся, чтобы всё обошлось, — решил дед, выслушав

эмоциональный рассказ Маши о прошедшем дне.

Доброхоты ему уже доложили, что его младшая внучка носилась по двору вместе с

княжичем, сорвала работу в медницкой, а потом дети устроили переполох у женщин.

В таком ракурсе княжич выглядел молодцом, а девочка невоспитанной и дерзкой. Еремей

хотел дать подзатыльник Дуньке, чтобы впредь никуда не лезла, но внучка выглядела

расстроенной и тихо сидела, уставившись вдаль ничего не видящим взглядом.

А Дуня теперь сидела и подсчитывала сколько могла бы заработать на вертелке и на что

потратила бы деньги. Оказалось, что ей так много всего надо… но увы и ах!

В церкви внучка ожила, нетерпеливо заозиралась, несколько раз тяжко вздохнула, и боярин

облегченно выдохнул. Дуняшка терпеть не могла подолгу стоять на месте, ничего не делая.

Перед выходом Еремей насыпал в ладошки внучек полушек, чтобы они раздали милостыню

и неторопливо выплыл на улицу. Девочки последовали за ним. Народу на площади было

немного и всё было спокойно.

На секунду Еремей Профыч замер, вспомнив, как в прошлый раз Дунька зажилила

милостыню, а бабе с бельмами под нос сунула кукиш… Сердце ёкнуло у дьяка. В тот раз все

обошлось, потому что баба прозрела… а начав зло лаяться, получила кнутом от Гришки. Он

ещё раз окинул взглядом нуждающихся и успокоился. Тишь да благодать!

Еремей чинно сошёл со ступенек и, услышав позади благодарные: — Спаси тя бог, боярышня! — довольно улыбнулся.

Люди перед ним расступались и дьяк степенно двинулся вперед. Маша семенила следом, аккуратно вкладывая в протянутые руки деньгу. Её благодарили, а вот на Дуняшу

поглядывали… странно. Еремей подметил это, недовольно поджал губы, но ничего изменить не

мог. Большинство просящих делали вид, что в упор не видят его младшей внучки.

Сама Дуняша понимала, что давно прижившиеся тут попрошайки игнорируют её из-за той

бабы, что сумела залепить себе глаза какой-то гадостью и притворялась слепой. Да и не в

первый раз Дуня шла, не задерживаясь возле примелькавшихся нищих, поэтому от неё уже

ничего не ждали.

Но слухи о жадности маленькой боярышни не ползли по городу, потому что девочка

отдавала все выданные ей монетки семьям погорельцев или семьям крестьян, пришедшим в

город из-за голода. Таких сразу можно было отличить от местных.

Вот и сейчас все должны были разойтись тихо-мирно. Маша уже раздала милостыню и была

награждена благодарственными словами, а Дуня, зажав в кулаке мелочь, тащилась следом и

размышляла на тему пользы подаяния.

Очень уж это неоднозначно выглядело в её глазах. Деньги оставлялись немалые, а толку от

них особого не было. Каждый, кто вынужден был прийти за милостыней уже никогда не

возвращался к прежней жизни. А ведь всё было просто! Не «рыбку» надо давать, а «удочку». А

нуждающимся просить у тех же бояр, да купцов не милость на пропитание, а инструмент, бревно для сгоревшего дома, работу…

Дуня шла и думала, что могла бы предложить в этом плане, как её взгляд остановился на