Потрясающая красота - Даниэла Стил

— Я тоже рада знакомству с вами. Вот стану постарше и пойду по вашим стопам. — Мелани застенчиво хихикнула.

— Монахиней? Вряд ли вашей маме это понравится! В монастыре ведь нет звезд! Это жизнь в смирении и лишениях, принимаемых с радостью.

— Да нет, я хочу помогать другим, как вы.

— Ну если хотите, значит, сможете. Принимать постриг для этого не обязательно. Засучи рукава и работай на здоровье. Вокруг обязательно найдутся те, кто нуждается в помощи, даже среди вполне благополучных людей. Деньги и успех не всегда приносят счастье.

Мелани поняла, что эти слова адресованы ей и, самое главное, ее матери.

— У меня никогда не было времени, чтобы поработать волонтером. Кроме того, мама не хочет, чтобы я находилась рядом с больными людьми: боится, что заболею и сорву концерты или гастроли.

— Возможно, когда-нибудь у вас на все найдется время. Когда немного повзрослеете.

И когда мать ослабит хватку, если такое вообще возможно. Ведь мать Мелани, как уже поняла Мэгги, живет жизнью дочери, реализуя за ее счет свои несбывшиеся мечты. Ей невероятно повезло, что дочь стала звездой. Голубые глаза монахини видели людей насквозь. Мэгги сразу почувствовала, что Мелани — заложница своей матери и бессознательно стремится вырваться из ее плена.

Женщины занялись пациентами. Весь день к ним тянулась вереница людей с травмами, к счастью, в основном легкими, с которыми под силу справиться и медсестре. Остальных распределяли по больницам. Из Мелани вышла хорошая помощница, и сестра Мэгги ее часто хвалила.

Обедать они устроились на улице и, греясь на солнышке, ели сандвичи с индейкой, оказавшиеся на удивление вкусными. Видимо, готовили настоящие повара. Продукты поступали в качестве гуманитарной помощи из разных городов и штатов самолетами или чаще на вертолетах прямо в Пресидио. Медикаменты и постельные принадлежности, а также одежду для тысяч обитателей лагеря теперь тоже доставляли по воздуху. Жили здесь как в зоне военных действий. В небе над головой постоянно, и день, и ночь, рокотали вертолеты. Многие пожилые люди жаловались, что это мешает им спать. Молодежь на шум не обращала внимания и уже к нему привыкла. Этот шум в их сознании прочно соединился с тем горьким опытом, который они все переживали.

Заканчивая есть сандвич, Мелани вдруг заметила проходящего мимо Эверетта. Как и остальные, он был все в той же одежде, что и в ночь землетрясения, — в черных брюках и белой рубашке. Не заметив женщин, он прошел мимо с фотоаппаратом на шее. Мелани его окликнула. Эверетт обернулся и удивленно посмотрел на них. Затем быстро приблизился и присел рядом на бревно.

— Что вы здесь делаете? Как так вышло, что вы вместе?

— Я работаю здесь, в лазарете, — объяснила сестра Мэгги.

— А я ее помощница, — вставила Мелани. — Когда нас из церкви перевели сюда, я попросилась сама на добровольных началах. Вот, приобретаю медицинский опыт, — гордо просияла она.

— Причем успешно, — уточнила Мэгги. — А в каком качестве здесь вы, Эверетт? Как журналист или как беженец? — с интересом спросила она.

Мэгги первый раз увидела Эверетта с того самого утра после землетрясения, когда он отправился с ней через весь город посмотреть, что там творится. Если он пытался ее найти, в чем она сомневалась, то все равно не нашел бы: она с тех пор не была дома.

— Теперь, наверное, меня можно считать беженцем. Я какое-то время провел в убежище в центре города, но его закрыли: соседнее здание стало опасно крениться, и людям предложили перебраться сюда. Думал, к этому времени меня здесь уже не будет, но отсюда никуда не уедешь. Никакой транспорт не функционирует, так что все мы здесь, как видно, надолго застряли. Ну что ж, бывает и хуже, — улыбнулся Эверетт. — К тому же удалось сделать несколько удачных кадров. — Он указал на фотоаппарат и сфотографировал улыбающихся Мелани и Мэгги в лучах солнца.

Обе выглядели счастливыми и безмятежными, несмотря на обстоятельства. Женщины работали с отдачей, потому что им нравилось то, чем они занимались. Это читалось в их глазах. — Никто бы, наверное, не поверил, что вот эта санитарка из лазарета, которая сидит на бревнышке в камуфляжных штанах и шлепанцах, сама Мелани Фри, звезда с мировым именем. Исторический снимок. — Кроме того, у Эверетта имелось несколько замечательных кадров, запечатлевших Мэгги в первую ночь. Ему не терпелось поскорее очутиться в Лос-Анджелесе, чтобы их отпечатать. Он не сомневался, что в редакции с восторгом отнесутся к любым снимкам, сделанным в зоне землетрясения. А то, что не возьмут — он кому-нибудь продаст. Как знать, может, его ждет еще одна Пулитцеровская премия — материал исключительный. Имеющий, возможно, историческое значение. Такой уникальной ситуации, как эта, не было уже лет сто и, возможно, еще столько же не будет. Во всяком случае, Эверетт на это надеялся. Однако город вопреки разрушительным последствиям выстоял, и люди перенесли трагедию на удивление мужественно.

— Собираетесь продолжать работу, — спросил он, — или передохнете немного?

Мелани и Мэгги отдыхали уже около получаса, и пора было снова браться за дело.

— Пойдем работать, — ответила за обеих Мэгги. — А вы?

— Я собирался подать заявку на койку. Потом, возможно, загляну к вам. Могут получиться хорошие кадры: вы за работой. Если, конечно, пациенты не будут возражать.

— Вам придется спросить у них разрешения, — важно сказала Мэгги, всегда с уважением относившаяся к своим пациентам, независимо от того, кто они такие.

Мелани вдруг вспомнила про пиджак.

— Простите, — извинилась она. — Ваш смокинг превратился в тряпку, и мне пришлось его выбросить. Я не предполагала, что снова вас встречу.

Глядя на ее виноватое лицо, Эверетт расхохотался:

— Не переживайте! Он взят напрокат. Скажу, что я его потерял во время землетрясения. Да они и так его: не взяли бы, даже если б я захотел его вернуть. Отдали бы мне безвозмездно. Так что не волнуйтесь, Мелани, это ерунда. Не забивайте себе голову.

Тут Мелани вспомнила про монетку и вытащила ее из кармана штанов. Когда она передала Эверетту его медальон трезвости, тот, по-видимому, очень обрадовался.

— А вот это я действительно хочу получить назад. Монетка на счастье! — Он любовно провел по ней пальцами, будто монетка волшебная. Для него она и впрямь была такой. Последние два дня он не ходил на собрания, и монетка словно напоминала ему о том, что спасло его более года назад. Эверетт поцеловал ее и сунул в карман брюк — единственной оставшейся части от взятого напрокат костюма. Брюки, надо сказать, теперь уже изрядно поистрепались, и Эверетт собирался по возвращении домой их выбросить. — Спасибо, что сберегли ее. — Неплохо было бы ему сейчас побывать на собрании «Анонимных алкоголиков», чтобы справиться со стрессом. Выпить, правда его не тянуло. Хотя он обессилел. Последние два дня выдались длинные и мучительные, а для некоторых даже трагичные.