Черный паук - Виктор Мясников

- Значит, за два дня - "штука", и штраф столько же, да пять "штук" за парня. Итого - пятьсот баксов. - Теперь костлявый обращался к поникшему от такой арифметики Тарзаю. - Завтра притащишь. Не вздумай закосить. Включу счетчик и накажу. Понял?

Тарзай хмуро кивнул. Белый заметил, что под мышками и на спине у того расплываются влажные пятна. Он вспотел, похоже, обильней Белого.

- Что ты понял? - лицо костлявого исказилось от еле сдерживаемой ярости, рот перекосился, обнажая оскаленные темные зубы, лицо заострилось ещё больше, и он стал похож на взъерошенного ястреба, готового растерзать подвернувшегося некстати цыпленка.

- Понял, завтра пятьсот "зеленых" отдать, - тусклым голосом прошелестел униженный атаман вражеской банды.

- Раз понял - проваливай! И учти, Касьян с Ижевским территорию поделили и слово дали, ты между ними не встревай, разотрут! - Костлявый тут же успокоился и, словно ничего не произошло, с любопытством уставился на Белого. - Насчет мойки правильно придумал, пусть спиногрызы крышу чуют. Отстегивать в общак будешь половину. Это что получается? Две с полтиной в день? Вот ему сдавай, - кивнул на Мэйсона.

Белый обомлел. Он-то у мальчишек-мойщиков всего полтинник в день отбирал, а теперь половину их прибыли обязан относить Мэйсону. Дверца громко захлопнулась, бибикнул сигнал, и вся кавалькада, рыча моторами, тронулась с места, набирая скорость и растягивая вдоль по "Яшке" - улице имени Якова Свердлова. Через пару минут бандитская автоколонна обогнала пешую. Это уныло брели пацаны Тарзая вслед за своим подавленным вождем. В спину им улюлюкала местная шпана, но Мэйсон прикрикнул, и все заткнулись.

- Кончай базлать и разбежались по хатам, пока ментура не повязала! крикнул он, давая команду расходиться по домам, потом повернулся к Белому: - Видал, сам Леня Чумовой на нашу стрелку прикатил и развел по закону. Надо сразу этих касьяновских укорачивать, а то потом придется насмерть с ними хлестаться. Наверняка, Касьян сам своих шестерок на колонку послал, чтоб нас прощупать. Завтра увидим, захочет разборку устраивать или этого отморозка подставил. А ему так и надо, Тарзайке этому хренову. Баран нестриженый, из пятого класса выгнали, так и будет по "Челюсти" мелочь сшибать. - Он зло сплюнул.

- Слушай, Мэйсон, а если того, короеды меньше намоют, ну, не выйдет пятисотка за день? - осторожно спросил Белый, его сейчас волновала собственная судьба.

- Кого колышет? - удивился Мэйсон. - Твои дела. Тебя прикрыли, за тебя отбивку сделали, отморозков наказали, тебя приняли к себе, так и ты будь человеком. Хоть умри, а два с полтиной в день в общак накати. Ты хотел бандитом стать? Так ты им стал. Теперь иди работай.

От подобных успехов хотелось плакать. Спасибо друзьям, приятелям дворовым, согрели душу завистливыми взглядами и речами. Глядели снизу вверх и гомонили:

- Слышь, Белый, а чего тебе Чума сказал? Ты его знаешь, что ли?

- В банду принял, - хмуро сообщил Белый, постепенно приходя в себя. Кто ко мне в команду пойдет?

Теперь ему стало ясно, что ходу назад не будет. Никого не колышет, может он или нет, а двести пятьдесят в день обязан выложить. Только сейчас Белый почувствовал на собственной шкуре, что такое рэкет. Где-то наверху есть бандитский общак, общая касса, которую стережет преступный авторитет по кличке Ижевский. Сам он не грабит, не ворует, не трясет киоски. Он трясет Леню Чуму, страшного, как смерть, а тот держит за горло главарей уличных банд вроде Мэйсона. Сейчас вот и Белый попал на поводок. Теперь он вынужден будет из мальчишек-мойщиков вышибать половину дохода. А почему только половину? Самому ведь тоже надо что-то иметь? Не за просто так ведь делать грязное дело? А зачем тогда самому его делать? Может, стоит сесть на шею шпане помельче? Пусть они короедов чуханят и выручку сдают ему.

Так в паутине вымогательства, опутавшей весь город, появилось ещё одно липкое звено. Нашлось несколько знакомых парней, готовых вступить в шайку Белого. Кто-то из них рассчитывал просто зашибить дармовую деньгу, кто-то таким образом из категории угнетенных перешел в категорию угнетателей, кто-то хотел, как и большинство подростков, оказаться в стае.

Мальчишек-мойщиков пришлось запугивать и бить, поскольку они вовсе расхотели мыть машины. В конце концов ребята Белого насобирали по дворам мелюзги, зашугали как следует и заставили работать на себя. Двести пятьдесят в день уходили Мейсону и дальше к Чуме, полтинник забирал Белый, что-то перепадало остальным из его команды, а мелюзге оставалось только на жвачку. В районе обнаружились ещё две мойки, где трудились мальчишки. Но там движение было слабое, клиентуры мало, и дань, соответственно, оказалась невелика.

Тарзай со своей шайкой больше не проявлялся, только на следующий день после памятной стрелки прибежал от него посыльный, принес пятьсот долларов штрафа. Белый вскоре привык чувствовать себя бандитом, тем более, что ясно осознал - другой жизни у него не будет, Чума не позволит. Теперь и он получил допуск в компанию к Мэйсону, набирался понятий. Учился, как себя вести в милиции, когда арестуют, в камере, на зоне. А арестуют рано или поздно обязательно, с этим надо смириться. Это даже хорошо, поскольку прибавляет авторитета.

Нельзя работать, нельзя служить в армии, нельзя закладывать своих, нельзя бросать друзей, нельзя отказываться, если предложат сыграть в карты. Даже если знаешь, что карты крапленые и приглашают играть натуральные шулера. Долг плати, обиду не спускай. Авторитетам надо подчиняться, что прикажут - умри, а сделай.

Никакого анархизма и вольницы в преступном сообществе не существовало. Жесткая иерархия, беспрекословная подчиненность, жестокие наказания, борьба за влияние и власть. Те, кто наверху, жируют за счет тех, кто в самом низу.

Белый сумел с самого начала оказаться на одну ступеньку выше других пацанов, стать бригадиром маленькой команды. Ему казалось, что вот так, шаг за шагом, ступенька за ступенькой, он сейчас начнет свое восхождение на воровской олимп, где безграничные деньги, машины, особняки, девки и золотые "гайки" на растопыренных пальцах.

Иллюзии растаяли быстро. Первого сентября все пошли в школу, и мойки опустели. Только к обеду Белый понял, что случилось. Прибежал к Мэйсону, чтобы доложить о конце сезона, но услышал все то же:

- Кого колышет? Скоро мороз, зима, никаких моек, козе понятно. А тебя бригадиром зачем поставили? Чтобы ты общак подпитывал. А откуда ты двести пятьдесят в день открутишь, твои дела. Чеши лохов, лови за язык, делай подставы. А не можешь, я вон Хрома вместо тебя назначу.

Через неделю даже старшеклассники, завидев восьмиклассника Белого, сломя голову неслись на другой конец школы, лишь бы случайно с ним не столкнуться. Любой случайный толчок или неосторожное слово мгновено превращались в весомый штраф. Белый сам провоцировал, толкался, задирался, а за спиной у него толпилась кодла. В каждом классе находилась хотя бы пара гаденышей, готовых доносить Белому, кто и что про него сказал. Всем шибко разговорчивым устраивалась разборка с побоями и назначался выкуп, именуемый штрафом. Били регулярно до тех пор, пока парень не откупался. Если долго тянул, включали счетчик: ежедневно к сумме "долга" прибавлялось ещё столько же. Каждый школяр знал, что дергаться бесполезно, ведь за спиной Белого стоит целая криминальная группировка во главе с вором в законе по кличке Ижевский.

В то же время усиленно всем внушалось: кто донесет учителям, родителям или, не дай бог, ментам, тот - стукач, самый поганый и ничтожный человечишко, изгой. Всю жизнь его будут чуханить, как лося рогатого и последнего петуха. Воровская мораль быстро въедалась в школьные нравы.

Учиться Белый не бросил, хоть, вроде, оно уже было и ни к чему. Просто помнил слова Мэйсона про глупого Тарзая, которого из пятого класса выгнали. Чуял, что девять классов надо вытянуть, и даже примерно понимал, почему: чтобы менты не вязались, мол, не учишься и не работаешь. А учиться было легко. Учителя махнули рукой, ставили тройки и даже четверки, лишь бы уроков не срывал.

К весне нашел (не сам, конечно, пацаны придумали) настоящее поле для большого рэкета. Начал на вокзале бомбить мелких "челноков". Приезжали из городишек и сел мелкие торговцы, закупали на местных рынках всякое тряпье, аудиокассеты, жвачку и тому подобное, везли в свои Нижние Головешки, чтоб маленько подзаработать. Тут и подлавливали их ребята Белого. Сидит глупый мужик возле камеры хранения, пакует баулы, а его уже пасут.

Что везешь? А куда? Тут у тебя, мужик, тыщ на пятнадцать товару, отстегни десять процентов. А то, топчешь, понимаешь, нашу родную екатеринбургскую землю, плюешь и окурки бросаешь, зашибаешь деньгу, а тут народ прозябает. Ты, конечно, мужик, можешь и не платить, но ведь через неделю, небось, снова припрешься? А до вагона своего как барахло понесешь? Милицейскую охрану вызовешь?