ТАСС уполномочен заявить - Юлиан Семенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Загоржусь. Полиции было много?
— Две машины.
— Пресса?
— Их пустили позже, когда кончился обыск.
— Что искали?
— Черт их знает. Намекали, что он ваш агент.
— Намекать девке можно, а в такого рода деле нужны улики.
— А что, разве их нельзя сделать?
— Смысл?
— Смысл есть; жил около порта, там идут ваши суда в Нагонию, здесь сейчас начинается кампания против этого, ну а Белью в бинокль подглядывал и сигналы подавал.
Славин рассмеялся.
— А — что? — продолжал Пол. — Важно бросить дохлую кошку, пусть ее подбирают другие; виноват всегда тот, кого облили дерьмом — ему же отмываться, в конце концов.
В «макдоналдсе» возле порта, в двух блоках от того третьеразрядного отеля, где жил Белью, было душно, Славина поразило, как много там было мух: синебрюхие, жирные, они летали медленно, словно перегруженные «юнкерсы», и так же нудно, изводяще жужжали.
— Выпьем кофе, — предложил Славин, — а обедать поедем куда-нибудь на воздух, ладно?
— Нет, положительно, вы знали этого Белью, он ваш шпион, Иван…
— Пол, нам нет надобности держать здесь шпиона, честное слово. Мы открыто сказали, что, если в Нагонию начнется вторжение, мы станем помогать Грисо всеми средствами, имеющимися в нашем распоряжении. Карты открыты, секретов нет; вообще, сейчас в мире мало секретов, все можно вычислить, только надобно головой поработать.
— В таком случае вычислите моего президента. Его курс.
— У вас есть свое мнение?
— Есть. Он слишком искренен, а это качество губительно для лидера, который обязан быть гибким.
— Если так, я могу спать спокойно. Но, по-моему, все обстоит иначе. Ваш военный бизнес дает на предвыборную кампанию немало денег, а он престижный человек и посему обязан рассчитаться с кредиторами. Как? Только военная промышленность может дать немедленную отдачу: сунь в производство нейтронную бомбу — вот тебе десять миллиардов реализованы, вот тебе долг погашен. Однако ему не дали запустить в серию нейтронную бомбу — слишком опасно, здравомыслящие американские политики — против; они, как и мы, понимают, что наши народы, как бы им ни мешали, все равно будут дружить — это реальная историческая перспектива, мы в нее верим. Когда не вышло с бомбой, ваш шеф попробовал перевернуться с мирными отраслями промышленности, получить деньги от них, чтобы вернуть долг военно-промышленному комплексу и — таким образом — соблюсти лицо. И он согласился на мирные переговоры. Но его, как известно, не во всем поддерживает конгресс. И он оказался между двух огней. А выбор делать надо, жизнь заставит, сами же американцы потребуют.
— Похоже, но я прав больше, чем вы, потому что можно было бы найти третий путь, ловкий, а он этого себе не может позволить…
Негр, который наливал кофе в картонные стаканчики, сказал Полу:
— А я видел вас сегодня, сэр.
— А я тебя нет.
— И вы меня видели, сэр. Вы выходили из квартиры, где убили Ивана.
— Кого?! — Пол изумился. — Какого Ивана?!
— Белью. Его настоящее имя Иван, он вынужден был называться Айвеном. Он же русский.
— Я тоже русский, — сказал Славин.
— О, простите, сэр, я никак не мог предположить, что вы русский, я думал, вы англичанин…
Славин достал пачку «Явы», вытащил сигарету, но прикуривать не стал — он вообще не курил, иногда только сосал сигарету, но и это бывало редко.
— Слушайте, а почему он здесь жил? Откуда русский в Луисбурге? Он ничего вам не говорил об этом?
— Нет. Он только пел, когда сильно надирался.
— Он всегда сильно надирался?
— Нет. Он стал особенно сильно напиваться, когда сюда начали заходить русские корабли. Ваши матросы часто пьют у меня пиво. Белью всегда сидел вон в том углу, где темно, и смотрел на них, а когда они уходили, начинал пить, а уж потом пел свои песни. Но его не били, нет, ему разрешали петь, его выгоняли только в том случае, если он начинал блевать…
— Ему разрешали петь, — повторил Пол Дик, — это очень гуманно, что ему разрешали петь, это вам зачтется на небесах. Дайте-ка мне виски со льдом.
— У нас испанское виски, сэр, виски «Дик», ваши люди не пьют его.
— Мои люди — кретины, зачем обращать на них внимание. Вы им не говорите, что это «Дик», лейте смело и ставьте под нос, только ударяйте донышком стакана так, чтобы немного виски выплескивалось.
— Спасибо за совет, сэр, я попробую. Не хотите ли сыграть в бильярд? У нас вполне пристойный стол и шары тяжелые.
— Слушайте, — спросил Славин, — а хоть раз этот самый Белью пел при русских моряках?
— Да, один раз пел, сэр, и очень плакал, когда пел, и они подарили ему открытки…
— Когда это было? — спросил Славин.
— По-моему, в декабре, сэр, но точно сказать я не могу. Я помню, что он потом выглядел каким-то испуганным, будто чего-то ждал все время.
Славин положил перед барменом открытки:
— Возьмите на память, только не позволяйте, чтобы вас убивали из снайперской винтовки.
— Спасибо за подарок, сэр, но я лучше откажусь от него — сейчас полиция спрашивает всех, кто знал Белью, а почтовых служащих увезли в отдел со всеми их книгами, проверяют письма и телеграммы. Всяко может быть, сэр, так что благодарю вас, но мы приучены бояться собственной тени…
«В декабре сюда пришли первые корабли. И наш Иван впервые увидел настоящих русских. И написал нам письмо. И долго не решался отправить. Все просто и точно. А потом, видимо, Глэбб его вычислил, как и я, и убрал его. И теперь только он один, Джон Глэбб, может ткнуть пальцем в фотографию того человека, которого вербовал».
…Когда Славин остановил «фиат» возле маленького полинезийского ресторанчика — столики вынесены на берег, под широкими плетеными зонтами тень, — Пол Дик вывалился первым, сразу же покрывшись потом.
— Погодите, — сказал Славин, — обернитесь, полюбуйтесь на «мерседес», который меня пасет. И запомните номер — он уникален, такого нет в каталогах здешней автоинспекции.
— Перестаньте, Вит, — Пол Дик назвал, наконец, Славина по имени. — Нельзя же быть таким подозрительным.
— В город нас поведет голубой «форд», и не вздумайте со мною спорить, потому что ставка будет в два раза больше той, которую я выиграл утром.
— Значит, и Глэбб — оттуда? — вздохнул Пол.
— Я вам это сказал?
— Не считайте меня старым идиотом, ладно?
Константинов
Генерал Федоров передал папку с документами Константинову4. Тот внимательно просмотрел колонки цифр и сказал задумчиво:
— У нас тоже полнейшая темнота. Ничего интересного, разве что Винтер внезапно собралась поехать на неделю в Пицунду…
— Очередной отпуск?
— Нет. За свой счет.
— Это у них в институте практикуется?
— Выясним.
— Можно сразу?
— Если разрешите позвонить к Проскурину.
— Мне можно? — улыбнулся Петр Георгиевич. — Или он выполняет приказы лишь непосредственного руководителя?
Через десять минут Проскурин сообщил, что старшим научным сотрудникам часто дают отпуска за свой счет в том институте, где работает Винтер. Сообщил он также, что Шаргин вылетел сегодня в Одессу, но не на отдых, а по командировке объединения, чтобы на месте проверить, как идет загрузка судов, уходящих в Нагонию.
— Ну что ж, — сказал Федоров. — Давайте подводить итоги. Первое: Парамонов отпал, он — чист.
— Я бы назвал его номером «два», Петр Георгиевич. Номером «один» я все же обозначил бы Ивана Белого, этого самого Айвена Белью. Новороссийское управление опросило моряков — в декабре на Луисбург ходили чаще всего из Новороссийска, — пояснил Константинов, — двое из опрошенных были в «макдоналдсе» в декабре и помнят Белью — он пел им «Рушничок» и «Полюшко-поле». Он спрашивал, можно ли подплыть к их пароходу и влезть по штормтрапу, а там, говорил, «все трын-трава, пусть судят и сажают»…
— Сколько ему было лет во время войны?
— Восемнадцать. Ушел с немцами. Славин сообщает — «крещеный».
— Значит, агент работает в Москве — все наши надежды на провокацию, на передачи в пустоту отметаются окончательно?
— Увы.
— Шаргин или Винтер?
— Все остальные как-то не укладываются в схему подозрения.
— А сколько остальных?
— Все, кто связан с узлом Нагонии. Шесть человек.
— И вы хотите просить санкцию на их проверку?
— У меня нет оснований просить такого рода санкцию. Вы первый меня не поймете.
— Какое прекрасное змейство заложено в формулировке — «нас не поймут», а?
— Тем не менее, я просил бы вас санкционировать работу по Винтер и Шаргину. По поводу Зотова наш Славин должен сегодня прислать телеграмму, я буду ждать, думаю, к полуночи подойдет.
— Ждите дома.
— Я совмещу ожидание с работой, Петр Георгиевич. Мне подобрали кое-какие материалы по скандалу с Глэббом — это, мне сдается, тот кончик, который можно ухватить, а потом за него дернуть.