Я — матрос «Гангута»! - Дмитрий Иванович Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впервые за многовековую историю русского флота во главе его стал выборный командующий. Матросы ликовали. На всех кораблях, базировавшихся на Гельсингфорс, целую ночь горели клотиковые красные огни, рейд и портовые сооружения освещались прожекторами. Дежурным по бригаде был линейный корабль «Гангут».
Это ли свобода?
Тихое морозное утро. На кораблях отбивают склянки, учений нет, работы на судах не проводятся. Обычный воскресный день. В корабельной церкви — утреннее богослужение. Но там матросов мало. Они в жилых помещениях горячо обсуждают события минувшего дня.
— Так-то, друзья! Выходит, скинули царя — и сановники его силу потеряли, — говорил степенный, уже немолодой матрос Иосиф Булгак. Раньше он в разговор о политике никогда не вступал, их с матросом Гавако часто можно было видеть за чтением библии.
— А что ж ты думал? Это же не кто-нибудь, а царь! Никак на нем Россия держалась! — вставил молоденький матрос, только прибывший с пополнением.
— Сила — царь? Да что вы чепуху порете! — возмутился Куковеров. — Сила в мужике, в рабочем! Кто защищал царя и отечество? Они! Кто кормит и одевает народ? Они — мужики да рабочие!
В кубрик вошел Виноградов. Услышав спор, он сразу же вступил в разговор:
— Верно, братцы! Сбросили царя — туда ему и дорога. Свою власть выберем — народную, революцию не дадим в обиду. Но сейчас перед нами стоит враг — кайзеровская Германия. Кто помогал Николаю Романову в девятьсот пятом удушить революцию? Немецкий кайзер Вильгельм. А разве немцы сейчас отвели свои войска, свергли кайзера? То-то же! Покинуть фронт — значит открыть его, открыть путь к восстановлению царизма. А тогда прощай свобода и земля! Надо вначале общего врага уничтожить, а потом и у себя порядки наводить.
— Так как же это выходит? Временное правительство, значит, за войну до победного? — спросил Иосиф Булгак.
— Точно сказать не могу, — увильнул от прямого ответа Виноградов. — Ведь я в правительстве том не был, меня туда не пустили. — И он ушел из кубрика.
Вот так и рыскал Виноградов изо дня в день по жилым помещениям и казематам, проповедуя свою, эсеровскую программу. Не заходил он только в семнадцатый кубрик, где собирались большевики. Зная, что получит достойный отпор, Виноградов с ними в полемику старался не вступать, чаще отделывался шуточками. Но матросам он нравился, и те записывались в эсеры.
— Какой черт к нам его на корабль подсунул? — возмущался Санников. — Разговорился я сегодня после завтрака с одним из четвертой роты, а он мне и выдает: «Мы вчера после митинга всей ротой в эсеры записались». Когда ж, говорю, вы успели? А он улыбается: «Секретарь судового комитета у нас ротный митинг проводил — ну вот все и решили».
— Открыто надо действовать! Довольно по угольным ямам прятаться! — категорически заявил Лемехов. — Людей надо собирать и разъяснять, что к чему.
Долго раздумывали, какой тактики придерживаться, что говорить матросам. В прокламациях и листовках, которые имелись, объяснялось внутреннее и внешнее положение царской России, выдвигались общие лозунги. Но ведь положение резко изменилось, и как его правильно оценить, какие лозунги сегодня выдвигать — не знали.
— Надо на «Павел» сходить: может, какие новости есть, — предложил Куликов.
На том и остановились.
После обеда на корабль прибыл начальник бригады Бахирев в сопровождении офицеров штаба и гражданских лиц. Сразу же поступило распоряжение собрать команду на юте. Когда команда собралась, Бахирев предоставил слово господину в зимнем пальто с меховым шалевым воротником, в каракулевой шапке и очках. Это был меньшевик Скобелев, в то время товарищ председателя Петроградского Совета. Окинув взглядом ряды матросов, он начал говорить о «великих завоеваниях» революции, в том числе об отмене титулования офицеров.
— Нет теперь «благородий» и «превосходительств». Есть «господин генерал», «господин полковник»! Вне службы и строя, в политической и частной жизни, солдаты и матросы ни в чем не могут быть ущемлены в тех правах, какими пользуются все граждане свободной России.
Скобелев говорил о приказе № 1 Петроградского Совета, о правах и обязанностях судовых комитетов, о их взаимоотношениях с командованием. Многие матросы, неискушенные в политике, поверили словам меньшевистского краснобая, кричали «ура». Но для тех, кто прослужил на «Гангуте» много лет, речь Скобелева показалась неубедительной.
— Приказ хорош, — сказал Куликов, — только в нем не все до конца оговорено. Вот возьмите, ребята, к примеру: «господин генерал». Значит, господ все же оставили? Вот и выходит, что равенство липовое. Раз он господин, так матрос, выходит, холуй. Нет, братцы, тут не все гладко! А потом с войной… Войну затеяли капиталисты, а революция кончать ее должна, так, что ли?
— Да что ты про войну? Скобелев же объяснил: не хотят немцы с нами мириться — и баста, — возражал молодой матрос.
Дебаты не умолкали ни на минуту. Всех до единого взбудоражила, задела за живое революция, заставила задуматься о многом.
Только под вечер вернулся посланный на «Павел» Лемехов. Он сообщил, что к нам на базу приехали делегаты из Кронштадта. Они возмущались нашими порядками, особенно тем, что в Гельсингфорсе вольготно себя чувствуют разные соглашатели вроде эсеров и меньшевиков, доказывали, что Гельсингфорсское отделение РСДРП стоит на меньшевистских позициях, а сам Гарин никогда большевиком не был. Таких «революционеров» в шею гнать надо.
В этот день мы впервые собрались открыто. В семнадцатый кубрик пришло человек двадцать пять — тридцать: Талалаев, Куковеров, Хряпов, Куликов, Хомутов, Максимович и другие. Многие были удивлены, увидев здесь лейтенанта Шуляковского. Во время событий 1915 года ему здорово досталось, кто-то из матросов даже пробил офицеру поленом голову, и Шуляковский недели две пролежал в судовом лазарете. Все причисляли его к лагерю наших противников, но неожиданно я узнал, что Шуляковский подружился с Подобедом и Комаровым, был посвящен во многие наши дела, встречался с Санниковым.
Слово взял Лемехов:
— Товарищи! В столице образовалось двоевластие: с одной стороны — избранный народом Совет, с другой — Временное правительство во главе с князем Львовым. Вот теперь и рассудите сами. Если правительство возглавляет князь, то ясно, куда оно будет гнуть. Сегодня приехали к нам кронштадтцы, они у себя избрали свой Совет — большевистский. Вместо полиции и жандармерии организовала милицию, возглавляет ее большевик, лейтенант Ламанов. Они всех, кто за царя и войну тянет, арестовали.
— Есть предложение, — обратился к собранию Расторгуев, — записать: повсеместно разоблачать эсеро-меньшевистскую болтовню, никакого объединения на единой платформе, требовать мира и прекращения братоубийственной войны.
— И еще запиши! — говорил
